Рассказ сторожила

Виктор Ушаков Сахалинский
15 марта 2012

встреча земляков в деревне у охотника.

Тренировка. Генеральная репетиция. Посиделки перед днём рожденья. Пес Карай радостно встречает. Уже не лаем, а лапами обнимает, бросается на грудь навстречу. Как старый добрый друг. Ты для него.

Маленький пёсик Гром в курятнике подрос. Немецкая овчарка - за три месяца стал круглый бочонок. Декабрьский. Играть не с кем. Бегает за пятки, сапоги и штаны хватает.

Баньку гарно истопили. С прошлого лета не был у них, погрелся от души. Веник берёзовый запарил свежий. Одному привольно и довольно, никто локтями не достаёт в тесном деревянном срубе.

**

Рассказ сторожила. Василий Михайлович.

Родился в Москве в декабре 1941 года.
Немцы в кольце стояли под Москвой.

Отец боевой офицер. После войны бравый вояка загулял. Мать с новым животом, с братом Геной, собрала вещи и меня, ушла от него. Уехала на Сахалин в 48 году. Там и Генка родился, правда, недолго пожил, всего 62 года, вот эта хрень зараза – «беленькая» сгубила, свела со свету, сжила. Говорил ему, «печень больная. завяжи…»

Полтора месяца ехали в теплушке - товарняке до Владивостока. Общий вагон. Топили буржуйку. Была весна 48 года. Ему было уже 7 лет. Все помнит. Как ехали. Получили деньги подъемные на билет, продукты.

Дядька сделал из нержавейки кастрюли стальные. Мать вытопила масло, уложили крупу, сахар в мешок и помогли забросить в вагон. На дорогу. Мать деревенская. Смекалка была. А в Москве трава съедобная на асфальте не растёт! Голодное время было 47-48 годы.
Вот мать и решилась на отчаянный шаг. Завербовалась на остров. Одна с малолеткой и беременная вторым ребёнком.

Стояли на Второй речке под Владивостоком в бухте Золотой Рог. Потом погрузили на пароход и поплыли до Углегорска.

**

Подселили нас местные власти в частный дом к японцам. В дальнем распадке. На куличках. Японцы относились к русским уважительно – как к победителям.
Заходишь в дом – ниша для обуви. По дому ходили босиком, в носках.
Первая комната - посередине стоял низкий столик, обедали, чай пили. В углу стояла печка-буржуйка. Дом из фанеры в два слоя, пазух засыпан опилками.

Мать работала в леспромхозе в районе. Вторично вышла замуж. Отец (отчим) - директор леспромхоза и бригадир по совместительству.

А зарплата у отца была 4 тысячи, у матери 3 тысячи. Она - кассир, бухгалтер и наряды писала. Двое возглавляли леспромхоз. Отец – бригадир, на лошади объезд делал по делянам, записывал, кто, где работает. Данные отдавал матери, а мать писала наряды.

Японцы загодя заготовили лес (ещё до освобождения Сахалина в 45-м), а он был не учтен и тихо-мирно сгнивал.

Его и записали как добытый, спиленный ими, рабочими. Составили наряд и получили «бабки». Хитрость раскрыли. Кто-то стуканул, нашлись доброжелатели, заложили из благородных побуждений, как честный человек, блюдущий букву закона. Их осудили, и отца тоже.
За приписку в 33 тысячи - на троих дали 30 лет. Правда, потом досрочно отпустили, всего пять лет отсидел. По амнистии. (Так это 53 год?)


А лес японский всё равно сгнил.

Японцы перед уходом закапывали добро в туалете, курятнике, в отстойные ямы топили. Где побрезгуют искать.

**