Гл.29
Протяжно скрипел снег под санными полозьями, Савраска весело скакал, стараясь повернуть продолговатую морду вправо, как будто конь подслушивал беседу людей, которых он тащил на себе. Ехали со смехом и шутками, разве с крёстным можно иначе? Уля не могла справиться с нахлынувшим счастьем и её звонкий смех разносился на всю округу, заставляя оборачиваться случайных прохожих. Некоторые поддерживали хорошее настроение ездоков и, с улыбкой на лицах, махали вслед руками, а то и снежком запустят, но не со злостью, а ради всеобщей забавы. А иные, с суровым и серьёзным видом, косо посматривали на компанию в санях, и продолжали следование, что-то бурча себе под нос.
- Кум, - подзадоривал Анатолий Иванович. - а навес твой починил Коля Зяблик?
- А как же, починил! Его же бугай рога почесал о мою собственность, ему и исправлять ошибки. Ой, да там целая толпа собралась: и советчики, и просто зеваки. Даже дед Кирьян подтянулся да как сцепился с Митяней Зубом, так думали кишки порвём. Ты вот, кум, говоришь, что я первый чудило на деревне, а ты деда Кирьяна слышал, когда он без настроения?
- А сцепились-то чего? - хитро щурясь, проявил любопытство Анатолий Иванович.
- Ну ты же знаешь Митяню, он же по-русски совсем не умеет балакать, вечно у него какие-то жаргоны или словечки блатняцкие. После каждого предложения постоянно добавляет фразу: - "И погнали наши городских..."
А дед смотрел-смотрел на него, потом возьми да и спроси:
- Митяй, куда погнали? Наши-то городских...
Тот выпучил глаза, его ведь никак нельзя перебивать, он же после совсем не вспомнит о чём речь протекала.
- Старый, отстань! Это для связки слов, понятно? - и пока Митяй скрёб свой затылок, пытаясь припомнить на чём остановился, дед, которому не понравилось такое неуважение к старости, выдал:
- Да там и гнать никого не стоило. Городские как глянули на вас, придурков, с опухшими и небритыми рожами: на Ваню, с соплями по пояс и языком на плече. Он же, как питон языком прощупывает, в какой хате нынче самогоном пахнет, на Лёву недоделанного, с глазами сведёнными к переносице, и на тебя, дебила, с руками до земли, как у мартышки... Так, их и прогонять не надо, они сами убегут.
И понеслось выяснение отношений, а мы слушали бесплатный концерт по заявкам. Тпруу, родимый... Однако приехали, граждане пассажиры! Выгружаемся быстренько, а я покатил, меня ждут. Свидимся ещё обязательно!
Дядька Петро, понукая Савраску, от которого шёл пар и запах лошадиного пота, повернул обратно, а Скворцовы принялись заносить мешки, коробки и авоськи.
Пока Анатолий Иванович растапливал печь, а Наталья Владимировна вытаскивала из сумок продукты, Уля выскочила во двор и замерла, разглядывая "угодья" бабы Люси. Какая красота! Всё в снегу, кусточки и деревья, лавочки, палисадник, с оставшимися кое-где засохшими стеблями отцветших растений.
"Наверное, уже болела, потому и не убрала их. Ёлочка вся нарядная, беленькая от небольших сугробов, прочно осевших в её широких лапах."
Уля была маленькой, но знает историю о ёлочках, что доставляли бабе Люсе с лесного хозяйства. Первая так и не выжила, несмотря на то, что баба Люся чуть ли не спала рядом с нею. Ухаживала и лелеяла, как своего дитя, а потом плакала, почему же ничего не получилось? Вторую ель она не заказывала, разочаровалась, но ей всё равно снова привезли. Баба Люся высадила деревце и кроме, как полить водой, больше к нему не касалась. Так принялась же ёлочка всем на удивление, Уля помнит, как баба Люся целовала иголочки, гладя ненаглядное сокровище по пушистым лапам. Теперь она уже большая вымахала, а вот хозяйки уже нету. Никто не подойдёт к ней и не поговорит, желая удачного весеннего пробуждения, а перед морозами - стойкой выдержки, дабы перенести холодную зиму.
Сад у покойной и нельзя назвать садом, всего несколько деревин: вишня, абрикоска и две яблоньки. Было много и других плодовых деревьев да срок им вышел и они засохли. Оставшиеся неплохо плодоносили, хоть и тоже уже старенькие, как будто оправдываясь перед хозяйкой, что они ещё на многое способны, боясь, что и их срубят, как и тот негодный сушняк.
Наварив варенья и всяких джемов, баба Люся никогда не выбрасывала лишние ягоды, делилась с подругами и соседями, у кого нету или неурожай, а потом всё сушила на специальных досках, выковыривая из абрикос косточки, яблоки разрезая на дольки и только вишню просто так рассыпала, укладывая её тонким слоем.
Анатолий Иванович, по просьбе хозяйки, вбил у неё во дворе четыре деревянных столба и соединил их между собой средней величины жердями, а баба Люся умащивала поперёк свои доски, на которых "принимали солнечные ванны" излишки из её сада. Уля уверена, что у неё и сейчас стоят на полочках тряпичные мешочки, наполненные сухофруктами, плодами шиповника, мятой, укропом и прочим полезным "снадобьем", а на гвоздиках висят пучки калины, которую Баба Люся добавляла в чай.
В осень и зиму, баба Люся не оставляла доски на улице, а заносила в сараюшку, чтобы не сгнили от непогоды, а весной вытаскивала их и по очереди мыла под колонкой, насухо вытирая тряпочкой.
Возле забора, ближе к задворкам, стоит видавший виды ещё один сарай, покрытый камышом. Сейчас не видно, но как только растает снег, то наружу выступят целые поляны зелёно-желтого мха, густо разросшегося на крыше. Уле нравилось такое зрелище, от увиденного веяло стариной и спокойствием. Но теперь строение бесхозное, а до поры, в тёплой саманной хоз-постройке жили куры. Но однажды, баба Люся вывихнула себе ногу, потому что в помещении не было приступки и слишком внушительная высота не позволяла безопасно опустить ногу на твёрдое. Забывшись, старая женщина причинила себе боль, и Наталья Владимировна запретила ей держать хозяйство, ссылаясь на то, что они с мужем в состоянии её прокормить.
Баба Люся надула губы на дочь, но послушалась. За три дня вырезала своих хохлаток и засунула в морозилку, а какие не вошли туда, она их закупорила в трёхлитровые банки, густо пересыпая солью.
Ещё Наталья Владимировна "боролась" с матерью, чтобы та бросила и огород, но тут баба Люся ни на шаг не сдвинула позиции, мотивируя тем, будто участок у неё крохотный и продолжала высаживать там картошку, лук, морковь и кабачки. Во дворе у неё зеленели грядки с помидорами, огурцами, капустой и болгарским перцем. И всё это, выращенное своими руками, баба Люся доводила до ума, отказываясь от всякой посторонней помощи.
- Уль, ты где? - позвала Наталья Владимировна с коридора, и когда девушка поспешила на зов, то та сразу отчиталась:
- Уля, мясо бесполезно вталкивать в холодильник. Оказывается, у мамы тут фарш какой-то лежит. Думаю, она его у Марченковых купила. Те поросят резали летом и осенью, и только они продают мясо фаршем, добавляя туда побольше сала, тем самым обманывая селян.
- Мам, но из нежирной свинины котлеты не будут сочными и сколько раз я слышала, что люди хвалили купленный у них товар.
- Вот и баба Люся любила сочные котлеты. - перевела разговор Наталья Владимировна, видя, что дочь её не поддержала. - Остальное я вынесла на стол, сейчас морозы, так что ничего не испортится.
Уля знала, что и покойная бабушка поступала точно также, поэтому она и разделила коридор на две части, цепляя на два гвоздя ситцевую занавеску, за которой и стоял упомянутый стол, прямоугольный и длинный. Тут часто застывал холодец, разлитый на множество тарелок, или просто кусковое мясо, которое не помещалось в морозилку.
С левой стороны зияла квадратная дыра погреба, с притороченной к стене крышкой.
- Полезешь, осмотришься? - перехватив взгляд дочери, спросила Наталья Владимировна.
- Неохота, ма. Я потом.
С погребом имела место быть отдельная история. Сначала туда ставилась обыкновенная лестница, но баба Люся постарела и уже боялась по ней спускаться, вот тогда Анатолий Иванович, немного злясь на тёщу за отнятое время, ведь говорили последней, чтобы к ним переходила, так нет же! - сделал ей настоящие ступеньки, провозившись с ними несколько месяцев, потому что занимался всем этим после работы. Но когда тёща обняла зятя и расцеловала в обе щёки, то добродушный Анатолий Иванович засмущался и простил тёще все её капризы.
А напротив была ещё одна дверь, которая вела в новый сарай. Это новшество придумала сама баба Люся. Зимы в этих краях снежные и порой, прежде чем попасть в дровник за дровами или углём, приходилось по полдня потеть, разгребая весь выпавший за ночь снег. А потом ещё и замок надо кипятком из чайника полить, потому что замёрз и ключ не проворачивается. Вот баба Люся и прорубила вход прямо в сарайчик, который снаружи не имел двери и зайти в него можно было только через коридор. Правда, на нём имелось небольшое окно, закрываемое маленькой дверцей, через которое бросались во внутрь дрова и совковой лопатой ссыпался уголь. Покойная гордилась своей смекалкой и многие ей завидовали, что без хлопот пенсионерка могла отправиться за щепками или угольком, в одном домашнем халате, и никаких тебе проблем.
Наталья Владимировна рассказывала Уле, что с самого начала у них этот домик был всего на две комнатки, но баба Люся, когда похоронила сыновей, а дочь уже тоже вышла замуж, прилепила к прихожей ещё одну пристройку. Её соседи, собираясь строиться, купили кирпич, но что-то стройка не задалась и он пролежал у них во дворе, накрытый кусками толя, два или три года. Досужая баба Люся сторговалась с ними, по сходной цене приобрела у них кирпич и наняла рабочих, а последние, под её чутким руководством, и возвели эту спаленку. В ней было всегда тепло и уютно, обогревалась спаленка от стены, где с обратной стороны находилась печка.
Как-то Наталья Владимировна сказала матери:
- Ма, ну что ты всё время возишься с этой побелкой, давай мы тебе печку железом обошьём. Зато, как удобно будет и красиво.
Баба Люся ругалась и убеждала, ну что за моду выдумали, когда печка в доме не такая, как у всех? Но всё-таки однажды согласилась. Когда зять закончил работу, а дочь покрасила железо серебрянкой, подведя уголки чёрной краской, тёща залюбовалась увиденным. Ну и слава Богу, угодили.
- Дочь, завтра Новый год, ты не забыла? Смотри, мы с отцом ждём тебя. - на прощание сказала Наталья Владимировна, когда Уля провожала их до калитки.
- Мам, тогда я с утра прибегу помогать.
- А что там помогать, Уль? Холодец у меня готов, я всегда его за три дня до праздника варю, чтобы после не отрываться от дел. Вот. В одну духовку кину утку, в другую - пару курочек да и пусть жарятся. А сама потихоньку котлетками займусь.
- Здрасьте! А я что, сидеть буду? Не, мам, я так не согласна.
- Ну разве, салатики порежешь?
- Хорошо, я как штык появлюсь на зорьке, но и с собой кое-что захвачу.
- Что ты там собралась захватывать, у нас всего, как говорят, полная чаша!
- Я знаю что. Надо ещё в магазин заскочить, папе бутылку водки взять, а нам с тобой вина. Жаль шампанское не догадалась в Москве достать, а у нас на такое дефицит.
- Не выдумывай! Водки у нас полно, осталась после похорон. И ликёр у меня есть, сама приготовила из вишен и красной смородины.
Но мало ли что сказала мама, Уля уже прикинула в уме, что она приготовит к Новому году. Ей очень нравилось, когда Рома баловал их блюдами из французской кухни, вот жаль только, грибочков нету. А ещё можно родителей удивить бужениной, но этому она научилась уже у Ивана Григорьевича. Мужчина брал весомый кусок свинины и плотно заматывал его в марлю, а перед тем нашпиговывал мякоть чесноком, морковью, натирал перцем и солью. Варилась буженина два часа. Бульон Иван Григорьевич тоже не выливал, на нём потом получались чудесные супы.
А когда мясо остывало, повар натирал кусок сметаной и отправлял в духовку, где оно жарилось до золотистой корочки.
Решено, она тоже такой рецепт осилит, но где взять грибы для второго блюда?
У них на селе жила одна пенсионерка, которая лет пятнадцать назад переехала к ним из города. Зовут её Варварой Ильиничной, и эта старушка, всегда улыбчивая и не скандальная, очень пришлась по душе Уле. Так вот, баба Варя в любой сезон, за исключением зимы, всегда собирала по лесополосам грибы. Которые покрупнее годились на засолку, но в основном нанизывала их на иголку с ниткой, а потом развешивала по веранде и сушила.
А что, если попросить у неё снизочку? Не бесплатно, конечно, Уля готова заплатить.
Девушка быстро оделась и поспешила к бабе Варе. Что тут, всего-то пройти через дорогу!