Он сидел за компьютером, лишь изредка отвлекаясь на огромное окно напротив. Уже давно стоял теплый летний вечер, на улице гоняли в футбол дворовые мальчишки, а девчонки в свою очередь вырисовывали различные узоры на асфальте. Красные, зеленые, синие цветы – они превращали серый асфальт в цветник, придавая ему хоть капельку жизни. Жизни, которой у него никогда не будет.
Длинные мужские пальцы мастерски проходились по клавишам старенькой клавиатуры, создавая на мониторе текст. Он несколько раз прочитал его, несколько раз переделал и, наконец, вернулся к первоначальному варианту.
«Привет! Давно не виделись, как ты?»
Было страшно нажать на заветную кнопку «Отправить», но была - не была. Он уже все решил. Хотя отчасти ему казалось, что он врет самому себе. И все это ошибка. Ошибка – возвращаться в прошлое. Не просто так говорят «Кто старое помянет – тому глаз вон!». Да пусть хоть ногу ампутируют – уже было невозможно ждать. Ему хватило шести лет. Пора. Целых шесть лет он был будто взаперти. Скрывать свои чувства он приравнивал к тюрьме, к пожизненному заключению, к безапелляционному решению. Что ему мешало? Ничего. Или честнее сказать – он сам.
Он подошел к окну, не выключая компьютера, из-за которого в комнате стоял неприятный шум. Молодой человек открыл окно и, наклонившись чуточку ниже, вдохнул запах цветов. Тюльпаны, пионы, розы – все они росли прямо под его окном. Жизнь на первом этаже – в этом смысле, точно одно преимущество. Палисадник тети Нины точно был лучшим в округе. Он был огорожен красивым и совершенно несвойственным для города белым невысоким забором. В нем бабушка Нина, как ее привыкли называть все дети двора, выращивала не только цветы, но и сливу, и яблоню.
Бабушка Нина, на удивление, была не только хорошим огородником, но и прекрасным человеком. Он всегда любил заглядывать к ней зимой. Принесет пакет сладостей и ее любимого чая, поговорит с ней – и на душе сразу тепло. От нее веяло радостью, любовью и нежностью. И бабушкой она вовсе не была. Просто взрослая женщина, лет сорока. С длинными цвета пепла волосами. Высокая, гордая женщина с огромными карими глазами и широкими губами. Но отчего-то все сравнивали её с бабушкой. Все так называли, вот и приелось. Она и не обижалась, наверное, потому что не умела. Лишь иногда грустила – не слишком часто её навещала дочь. Надежда.
Надежда. Надежда.Он так часто пытался забыть это имя. Он так часто пытался убежать от нее, даже тогда, когда она и не бежала за ним. Всегда. Он искал лекарство от нее, искал убежище. Иногда спасался у других женщин. Всего на несколько мгновений, но даже с ними в голове стоял лишь её образ. Любил ли он ее? Нет. Он ее обожал. Обожал дочь бабушки Нины.
Они учились вместе. Дружили на протяжении многих лет, а потом все оборвалось. Внезапно. Быстро. Будто кто-то перерезал шнур питания, выдернул из розетки, не давая возможности продолжать существовать. Она забыла, а он нет. У нее новая компания, у него – одиночество.
«Привеееет! У меня все отлично! Скоро выхожу замуж:)»
Правильнее сказать сейчас, что он не верил своим глазам. Но нет. Сказать так, значит солгать – жестоко и бесповоротно. Он лишь упал на стул и замер.
Скоро. Выходит. Замуж. Он верил своим глазам (они ведь не обманут),но не верил в реальность происходящего. В тот момент (в последние годы его жизни без Нее) ему казалось, что не прошлое – ошибка, а вся его жизнь. Он думал «Невозможно так любить», но любил.
Скоро. Выходит. Замуж. Только эти три слова крутились в его голове. Крутились, вертелись, обжигая собой, царапая своими острыми углами. Будто у слов вообще есть углы. Будто они осязаемы.
Он не ответил. Хотел (или опять врал самому себе), но не смог. Руки не поддавались контролю, они лишь безжизненно висели вдоль тела. И, казалось, что единственным живым существом в комнате был компьютер.
Он за несколько месяц продал квартиру, переехал в другой город и зажил, кажется, заново. В третий раз, ложь самому себе. Он начал усердно работать, надеясь, что это полностью поглотит его, отодвигая в сторону ее. Он ничего о ней не слышал. И впервые жизни не хотел ничего слышать. Ее замужество казалось ему неким предательством, хотя он и сам понимал, что это смешно. Смешно требовать чего-то от человека, который тебе никто.
Пролетали дни, проходили недели, медленно исчезали годы. Он так и не обзавелся семьей, редко виделся с родственниками, все также ничего не слышал о ней. Еще пятнадцать лет назад, после ее рокового письма, ему казалось, что он не сможет даже дышать без нее. А сейчас эта глупая мысль заставляет его смеяться. У него много подруг по имени Надежда, много женщин и мало проблем. Его сердце не бьется так бешено, как раньше, при одном лишь воспоминании о ней. Он смеется в лицо боли. А та молчит, знает, выжидает. Ждет, когда он войдет в пустую квартиру, и не услышит ничего. И не почувствует запах цветов с палисадника бабушки Нины, и не увидит дворовых мальчишек и девчонок. Что асфальт такой же серый и унылый, и что некому давать ему жизнь.
Он возвращается. Снова прошлое. Снова тот же город и тот же двор. Только заметно опустел. И та квартира на первом этаже уже не его. И что палисадника больше, как и самой бабушки Нины, тоже нет. Отчего-то холодное покалеченное сердце болезненно сжимается, а к горлу поступает ком. Мужчины не плачут – бред. Не плачут только безнадежные.
Он ступает по асфальту, разрисованному уже другими девчонками. Прошло пятнадцать лет. Наверное, они уже все повыскакивали замуж и переженились. От слова «замуж» он заметно кривится и мрачнеет. Заходит в подъезд и не встречает привычный запах пирожков, исходящий ранее из квартиры тети Любы. И опять на душе грустно, хотя куда еще больше. Он стучится в дверь покойной бабушки Нины с той еще наивной надеждой, что это глупая шутка. Дети заметнее стали жестче, грубее. Они и не такое могут придумать.
Он сильнее жмет на старенький звонок на стене, но бесполезно. Он уже собирается уйти, как тихонько открывается дверь.
- Кирилл?- Он слышит свое имя, но это неважно. Важно лишь то, кто его зовет. Он оборачивается и замирает на месте, как и тогда. Она стоит перед ним в длинном черном платье. На голове такого же цвета платок, укрывающий все женские волосы. Он вглядывается в ее лицо и понимает, что сможет узнать ее даже в глубокой старости.
- Может, войдешь?- Она скорее утверждает, нежели спрашивает. Он не улыбается, не отвечает, не двигается. Он пытается прислушаться к себе, к своему внутреннему чувству. Понять, правильно ли он поступит, переступив порог Ее дома.
Она, несомненно, изменилась. Постарела, исхудала и осунулась. Но не перестала быть такой же красивой, как и двадцать лет назад. Хоть в глазах и страх, боль, волнение, они все также светятся. Он, как никто другой, всегда и всюду видел этот свет прекрасных зеленых глаз.
Кажется, проходит целая вечность перед тем, как он отвечает.
- Здравствуй, Надя.- Ему кажется чем-то невыносимым назвать ее имя полностью. Но теперь он знает, что точно не войдет в эту квартиру. Не вернется в прошлое, не запутается в его сетях и не утонет в его океане. Он, несомненно, любит ее, но. – Я думаю, что не стоит. Соболезную, Надя. Нина была прекрасной женщиной и прекрасным человеком, каких на этом свете слишком мало. Прощай.
Он не оборачивается, когда она зовет его еще раз. И еще раз, и еще раз. Он лишь решает для себя сходить на кладбище к бабушке Нине, к той единственной, которая заслуживает его любви.