Посвящается тленности бытия.
Его чувства ко мне похожи на снежную бурю, на холодный танец, в котором сложно отыскать хотя бы малейшее проявление страсти, но он именно тот, кто мне нужен. Огню нужен лёд, чтобы направлять энергию в нужное русло, так же как и льду нужен огонь, чтобы выплёскивать эту самую энергию. А выплески энергии — и есть наша жизнь.
Мы познакомились в Гарварде. С виду он казался мне ужасным ботаником, милым, но всё же, явно не в моём вкусе. Я с детства привыкла к своему красивому лицу, поэтому и парней себе выбирала под своеобразный точный образец: все они были накаченными брюнетами с карими глазами и загаром, происхождение которого было исключительно с Бора-Бора. Так я и жила все свои семнадцать лет, но одна вечеринка, когда мне уже было восемнадцать, изменила всю мою жизнь.
Именно на ней я встретила его, Уильяма Кэрролла. Вечеринку устроила моя лучшая подруга Гербер, и согласно её плану, на неё должны были прийти только самые элитные студенты Гарварда; элитные не в плане оценок, а в плане нахождения в нашем обществе. Билет мне был, конечно, заказан: и богатая, и красивая, и держусь на верхней планке без особого труда. А вот что забыл очкарик Уильям Кэрролл на элитной вечеринке, куда его никто не приглашал, оказалось для меня полной загадкой.
Естественно, меня и Гербер окружили толпы «фанов», как мы их называли, и мы включили громкую музыку, чтобы привлечь ещё больше внимания к нашим персонам. Сердца гулко забились в ожидании приключений, но внезапно Даррен, друг Гербер, взял и опрокинул на меня свой пунш. Розовая пенистая жидкость залила мне всё платье, и оно из фиолетового стало лиловым, а лицо моё покраснело в два, если не три раза сильнее. Гербер, напившаяся вдребезги, даже не заметила этой оплошности своего товарища и продолжала весело бормотать мне что-то на ухо, но мне было уже не до танцев с бутылкой текилы наперевес: я, отцепившись от липких от пота пальцев блондинки, пробежала через весь зал и нашла укромное место в самом углу, где, по моим расчётам, нельзя было встретить свою компанию. Я не хотела никого видеть, иначе слухи о моём пошатнувшемся положении разошлись бы по всему Гарварду: в наше время, ребята, нельзя плошать, иначе сразу становишься изгоем и объектом насмешек. Даже если это не я на себя опрокинула, но ведь именно мой внешний вид оказался под угрозой. Порядки «элиты» были достаточно жёсткими, и если ты терял контроль над ситуацией, становилось лишь хуже. Именно поэтому мне надо было найти укромном место, хотя этот угол явно не подходил на данную роль: в любой момент кто-нибудь трезвый из «элиты» нашёл бы меня, Алис Маккартни, одну из самых красивых девушек Гарварда, с потёками туши на лице, мокром платье и растрёпанными до безобразия волосами от резкой пробежки из одного угла бара в другой.
Я оглянулась и заметила стремительно бежавшую в мою сторону Гербер. Да, она была моей лучшей подругой, но даже лучшие друзья порой хотят вывалить в грязи, поэтому я немедля ринулась к ближайшей ко мне двери. Она с треском захлопнулась от моего напора.
«Может, я слишком близко принимаю к сердцу свой вид сейчас?» Нет, я прекрасно понимала, что стоит только дать повод, как меня вышвырнут с пьедестала.
Это оказалась дверь на мансарду, о существовании которой я даже не догадывалась. Пожалуй, никто из «элиты» и не знал об этом затаённом месте в тени деревьев. Тихий ветерок гулял в ветках, справа от себя я заметила уютного вида креслице с откидным верхом и столик. Впервые я прислушалась к такому необычному отсутствию громких звуков, и всё моё тело заныло, когда я опустилась на кресло и закрыла глаза.
— Сама Алис Маккартни позволила себе присесть рядом со мной, — услышала я чей-то голос.
Я резко открыла глаза и повернула голову в левую сторону.
Около столика стояло ещё одно кресло подобного типа, и в нём сидел не кто иной, как Уильям Кэрролл, отличник Гарварда и «тихоня», не существовавший для «элиты». О его существовании я узнала лишь месяц назад, случайно услышав шепотки по его поводу одних девчонок из моей компании.
Парень испытующе смотрел на меня сквозь стёкла очков, а я молча пялилась на его песочные волосы и необычно красивые глаза.
«Что ты делаешь, Алис?! Любуешься вторым сортом?!»
— Что ты здесь делаешь? Тебе здесь не место, уходи! — рявкнула я, прекрасно понимая, что грубость мне ни к чему. Кэрролл, как и любой другой, с лёгкостью мог распустить обо мне слухи.
— А тебе здесь место? — равнодушно проговорил «тихоня», продолжая смотреть прямо мне в глаза. Стёкла его очков заблестели. — Тебе здесь разве место, Алис?
— Я пришла на вечеринку Гербер!
— Но ворвалась в часть моего дома. Посмотри назад.
Я послушно обернулась и увидела калитку из мансарды, а прямо за ней дорожку, ведущую к двухэтажному дому, во всех окнах которого горел свет.
— Мой отец владеет этим баром, и, чтобы не часто отлучаться из дома, решил переселить нас прямо сюда. Так что место, где тусуется «элита» — второго сорта, как вы сами нас называете.
— Но... Но это невозможно! Ты не можешь быть таким, таким, таким... Неважно каким, главное, ты наврал мне! Фиц-Гилберт не может быть твоим отцом, впрочем, как и ты не можешь быть «элитой». С меня достаточно, я ухожу.
Но он резко схватил меня за ладонь.
— Послушай, Алис, я не желаю тебе вреда.
— Я и не говорила ничего подобного. Отпусти меня.
— Алис, если ты выйдешь, то попадёшь в ловушку, одумайся!
— Не попаду, и тебе незачем лезть не в своё дело. Отпусти же меня!
— Прошу тебя, останься. Я знаю, что выход из «элиты» для тебя станет сейчас равносильным самоубийству. И я не хочу поощрять тебя идти на этот шаг.
— Да что ты знаешь обо мне и об «элите», чтобы пороть эту чушь? Что, что ты ещё знаешь, Кэрролл? Что ты ещё хочешь мне сказать?
— Ты сама не хочешь быть частью их мира, раз сбежала сюда.
Я удивлённо моргнула и вновь присела на край кресла.
— Повтори то, что только сказал.
— Ты не часть их мира, Алис. Точнее, могла бы не быть частью, однако, пока являешься. Но ты гораздо глубже, чем та же Гербер. В тебе есть то, что нас обоих связывает, — он отпустил мою ладонь и уставился на столик. — В детстве я долго ждал, когда же смогу снова тебя увидеть. Разве ты не помнишь, как ты называла меня?
— Песочный Уилли, — дрожащим голосом ответила я. — Неужели это ты, Уилли? Мама сказала мне...
— Что я умер, да, я в курсе. Но я не умирал и вообще не болел раком, кто бы что тебе не говорил. Я всё ждал, когда ты сможешь узнать во мне того десятилетнего мальчишку из парка, но ты всё не узнавала, и я уже начал думать о том, чтобы подойти к тебе, хотя это и было бы для «элиты»...
— Тсс, — я прижала палец к его губам. — Ты верно играешь, Кэрролл, но я не могу верить тебе. Вообще кому-либо верить.
— Алис...
— Прости меня. — Слёзы начали катиться по моим щекам. — Но я не та Алис, что была тогда. Я изменилась.
— Нисколько. Твоя душа так же прекрасна, как и тогда, а эту внешнюю личину «элиты» легко сломать.
— Как?
— Доверься мне.
И он поцеловал меня так, как никто никогда не целовал. Уильям Кэрролл, он же Песочный Уилли, он же мальчик, который был моим единственным другом в десять лет, тот, кто помог мне перебороть одиночество и непохожесть на других, он же сделал из меня смелую и общительную Маккартни, часть «элиты», часть шумного мира, в котором ему, второму сорту, не нашлось бы места.
— Твои руки такие же холодные, как и тогда, — пробормотала я, не выпуская его пальцы из своих. — Ты всё тот же снег.
— А ты всё та же буря, — медленно проговорил он, словно пробуя свои слова на вкус. — И снова выходит, что это...
— Снежная буря, — договорила я и вскочила на ноги. Кэрролл удивлённо возрился на меня.
— Я не могу, Уильям. Я не могу взять и полюбить тебя вновь. В первый раз наша снежная буря закончилась трагически, и в следующий история точно так же повторится.
— Современные Ромео и Джульетта, говоришь? — Его лицо стало похоже на ледяную маску. Он и был ледяным.
— Я не могу взять и встречаться с парнем, которого практически не знаю, да и к тому же не испытывая к нему ничего. Мы были детьми, Уилли, детьми, а дети всегда выдумывают любовь на пустом месте! Это склонность наших характеров, незакалённых глубиной истинных чувств. Если ты думаешь, будто смог завоевать меня лишь смутными воспоминаниями и поцелуем, то у тебя ничего не вышло и не выйдет. Ты не тот, кто мне нужен.
Слёзы текут и текут, а я продолжаю писать эти строчки в надежде на то, что самые первые слова этой истории, которые вы прочли, были самой честной правдой, написанной мной на бумаге.
— Я думал, ты сильная, а ты оказалась такой же, как и «элита». Я бы спас тебя от них, вернул бы во время, в котором ты не нуждалась бы в постоянном внимании мелких людишек и низких страстях. Но ты сама отвергаешь мою руку.
Помню свой путь домой крайне размыто: я сразу же провалилась в сон, а на следующее утро я в страхе зашла в двери Гарварда. Я не сомневалась, что Уильям, получив от меня отпор, выставит меня перед всеми в самом дурном свете. Каково же было моё удивление, когда Гербер, только увидев меня, быстро подбежала ко мне и повисла на моих плечах, судорожно всхлипывая.
— Прости, что я бросила тебя. Я не хотела. Даррен напился, и я с ним за компанию. Как ты? Тебе точно ничего не требуется?
— Что случилось, Гер?
— А ты не знаешь? — Я удивлённо помотала головой. — Ты не знаешь, что Кэрролл покинул Гарвард? Он сделал это сегодня, когда тебя ещё не было. Мне так жаль тебя, Алис. Правда, очень жаль. Мы все теперь знаем, что он помог тебе преодолеть свою социофобию в детстве, а ты даже отблагодарить его не успела...
— Ты плачешь из-за... меня?
— «Элита» меняется, Алис. Она всегда может отбросить маски и проявить истинное лицо. И эта история, которую Уильям рассказал перед всем Гарвардом, никого не оставила равнодушной. Это и есть причина его ухода.
— Снежная буря, — сказала я, не отдавая себе отчёт в своих действиях. — Вторая снежная буря либо будет спасителем, либо будет убийцей.
Он спас меня во второй раз.
— Ты ведь любила его ещё тогда?
— Любила. Любила его холод.
Я больше не увижу человека, который ходил по этим коридорам в гордом одиночестве под смешки «элиты». Смешки исчезли, но исчез и сам «тихоня». Я больше не увижу прекрасных глаз под толстыми линзами очков, больше не смогу почувствовать холод его пальцев на своих.
Я не сомневалась в том, что вот теперь он исчез навсегда.
***
Истинная ли то любовь? Почему я должен думать над этими ванильными понятиями?
Отец молча заходит в мою комнату и обводит её взглядом.
— Мы так и не сходили на «Мстителей», — говорит он после минутного молчания.
— Сходите с мамой, — усмехнулся я. — Поверь, она будет тебе хорошим компаньоном.
— Уильям, почему ты это делаешь? — Папин голос звучит выше. Я продолжаю смотреть в пол. Узкая трещина лежит поперёк плитки. — Это из-за неё? Ты не сможешь меня обмануть, как бы не носил такие толстые линзы.
— Алис тут ни при чём. Мне просто нужен... отдых.
— Отдых? Тебе, Кэрроллу, нужен отдых? Да ты отродясь такого слова не знаешь, мальчик! Ты ведь посвятил всего себя всем этим лекциям, лишь бы выбиться в элитный состав Гарварда, ближе к ней, туда, куда сам её и поставил много лет назад. Ты просто попал в водоворот.
— Фиц-Гилберт, ты думаешь, что сможешь остановить меня?
— Ты разыгрываешь драму, сынок, вот и всё. У вас всё наладится, и знай, девушка не может вдруг взять и стать тебе ближе. Ничего не делается за один вечер на мансарде, когда твоя любовь, к тому же, находилась в неадекватном состоянии. Ты слишком много требуешь от неё, Алис права. Остынь и отложи эти чемоданы. Вернись в Гарвард и делай то, что делал раньше.
— Я сделал всё, что от меня зависело. Твой талант оратора, Фиц-Гилберт, передался мне по наследству, и теперь «элита» уже не та «элита», что раньше. Пусть это лишь на месяц с чем-то, но я постарался вытянуть Алис на воздух.
Отец, вроде как, сдался и испытующе посмотрел мне прямо в глаза.
— Ты можешь ехать, куда тебе угодно, но ты делаешь ошибку, парень.
Но я всё равно уехал.
***
Моей старшей внучке недавно исполнилось восемнадцать. На её день рождения я принесла огромный букет из сладких подарков и тетрадь.
— Как хорошо, что ты пришла! — Она выглядела очень милой в платье цвета розы. — Я так давно с тобой не виделась. Дедушка сказал, что ты чем-то занята, но я постеснялась спросить чем именно.
— Я приготовила тебе одну историю, — я указала ей на пустой стул, чтобы она присела рядом со мной. — Она случилась со мной, когда мне было столько же, сколько и тебе сейчас.
— О чём она?
— О любви приобретённой и утраченной.
***
Я не принимал так близко к сердцу всё то, что происходило с моими приятелями на этом фоне, до тех пор, пока сам с этим не столкнулся. Я подозреваю, что отец был прав, и я действительно совершил самую глупую ошибку в своей жизни. Прости меня. Прости меня, Алис Маккартни. Я до сих пор люблю тебя, но не смею просить тебя приехать. Лучше не ищи меня больше. Когда придёт время, я сам найду тебя. Пусть и не так скоро, но найду. Ты не узнаешь меня, но я узнаю тебя. Снежная буря повторится вновь.
Я знаю, что ты уже давно замужем, и у тебя есть дочь и внучки, но я и не претендую на твою любовь. Всё, что мне нужно — лишь знать, что ты выбилась из «элиты», из жёстких правил, которые ломают тебя всю жизнь. Ты не должна ни под кого подстраиваться и делать из себя их «идеал», ведь такого не существует.
Алис, просто будь счастлива.
Песочный Уилли
Когда мы дочитали это письмо, мои щёки окончательно стали мокрыми. Эмми молча вытирала глаза бумажными салфетками.
— Вы оба ошибались, — вдруг произнесла она и тут же прикрыла рот ладонями. Я ободряюще улыбнулась.
— Верно. Мы оба ошибались, Эм, и эти ошибки решили всё. Люди склонны думать, что у них много времени на исправление, но порой его и вовсе нет. Но мы должны ошибаться. Это закаляет нас.
— Ты бросишь дедушку, когда он приедет?
— Нет.
— Но...
— У каждого из нас своя семья, но это не значит, что снежная буря погасла. Я верю, — я поднесла ладони к сердцу, — верю в то, что она навеки запечатана там.
Слова порой могут значить всё.
Любовь не может быть банальностью.
Потеряв одно, ты найдёшь другое.
Я написал этот рассказ, потому что так захотело моё сердце. Не ищите здесь глубоких фраз и искренних советов, а также смысл. Я лишь захотел зафиксировать эту историю там, где она сможет не превратиться в пыль. Я не профессиональный писатель, также я не нуждаюсь в любом виде критики.
И помните, снежная буря никогда не приходит по приглашению.
06.01.2016 — 09.01.2016.