Глава 5

Глава 5
«Сорвалась.»
- Что случилось? - Линда вбежала в палату вместе с Николасом.
Я рыдала и не могла ничего сказать. Я лежала на полу и смотрела на зеркало, а затем вновь на свою руку. И кричала. Линда положила мою голову к себе не предплечье и обхватила руками мое тело, наверное, чтобы я не вырвалась. Николас искал в палате ампулы какого-то сильного успокоительного.  Я заметила еще нескольких людей в коридоре, которые открывали рты от удивления и прятали свои лица, стараясь не наблюдать еще один ужас в центре, коих за последнее время накопилось немало.
- Убейте ее, п-п-пожалуйста, - мой голос дрожал.
- Кого ее, Мия? – Линда ничего не могла понять и не на шутку испугалась.
Я посмотрела ей прямо в глаза и успела только выдавить «Меня». Мой взгляд снова упал на зеркало, на осколки, на пораненные руки и ноги, на кровь, затем я закрыла глаза, почувствовав, как Николас вколол в меня шприц с жидкостью. Она разливалась по всему моему телу, я чувствовала, как это жидкость окутывает меня, пытаясь подарить спокойствие. Последнее, что я услышала:
- Спасибо, что подержала ее.
- Она не сопротивлялась.
- А чего она кричала?
- Мне кажется, что она умирает. Или это уже случилось.
А затем я провалилась в долгий сон, такой крепкий сон. Впервые я могла по-настоящему поспать за долгое время.
***
Месяц назад.
Я стояла перед входом в экспериментальный центр. Передо мной были огромные черные кованные ворота с причудливыми узорами. Сверху была надпись «Никогда не сдавайся». И почему мне это напоминает Освенцим? Может, потому что этот центр станет настоящей тюрьмой для меня. И тогда я даже не представляла, насколько сильно этот центр повлияет на меня. А может, я знала это, чувствовала, но не признавала.
Папа приобнял меня за плечи, мама похлопала по плечу, а Рейчел обняла. Моя семья стояла вокруг меня, стараясь утешить и приободрить. Только мне казалось, что вместо радости они должны были дать мне защиту от этого места.  Все они улыбались, так как были уверены в моем выздоровлении. Я же стояла с открытым ртом и ужасом в глазах.
 - А здесь у нас библиотека, - мой врач показывала всем нам центр и рассказывала информацию.
Ее зовут Линда. Тот еще тиран. Во-первых, оказывается, в центре категорически запрещен интернет, телефон и всякая другая техника. Здесь нет даже телевизоров. Все, что я могу здесь делать – это читать. Во-вторых, она постоянно настаивала на полном лечении. Я должна была сосредоточиться только на нем, иначе, она считала, что ничего не получится.
- Нет-нет, у тебя еще есть двор, где ты можешь гулять. А еще еда. Прекрасное сочетание, не так ли? Тебе нужно сосредоточиться на лечении, как ни на чем другом. Поверь в этот раз все, абсолютно, будет по-другому, - эта фраза звучала как угроза из уст Линды.
Первую неделю я не хотела куда-либо выходить. Но кто меня спрашивает? Линда и Николас (что-то вроде ее подчиненного) постоянно меня вытаскивали на улицу. Мне приходилось сидеть у огромного фонтана на скамейке и правильно дышать. Как говорили они. Еще мне рекомендовалось наслаждаться последними теплыми деньками, ведь теперь наступила осень.  Я на них смотрела убийственным взглядом, только это не помогало, Линде было плевать на мое настроение, важно – меня вылечить.
Линда чем-то мне напоминала Эмму, только Эмма по сравнению с ней – ангелочек. В Линде было куда больше уверенности, самовлюбленности, она выглядела так, словно за какой случай не берется, так все выздоравливают.
Николас был невысокого роста, с темными волосами и среднего телосложения. При обычной жизни я бы на него даже внимание не обратила, а теперь вынуждена буду смотреть в его каждый день, принимать от него лекарства, и он станет единственной веселой компанией. Линде не свойственно чувство юмора. Да и какой юмор, когда в центре рак – старый добрый друг?
Благодаря настойчивости Николаса и, конечно же, крикам Линды я подружилась с несколькими ребятами. Как подружилась, просто у нас всех нет выхода. Без общения я вовсе сойду с ума. Если этого уже не случилось.
Мне было ужасно плохо в центре, все эти процедуры, лекарства действовали мне на нервы. Без близких мне было еще труднее. К тому же даже с родителями поговорить было нельзя. Они звонили раз в неделю Линде, которая отчитывалась перед ними.
- Так-так, мадама, просыпаемся, утренняя прогулка с Венди и Патриком! – Линда раздвинула шторы в палате, впуская солнечные лучи в мою палату.
- Господи, Линда!
- Я знаю, как меня зовут. Вставай. Детишки ждать не любят! – это издевательша улыбнулась и покинула мою комнату, чтобы принести мне завтрак.
Я посмотрела на свое отражение в зеркале, усталая, страшная, худая, печальная. Я встала с кровати, открыла дверцу шкафа с тем самым зеркалом и принялась выбирать толстовку побольше, чтобы скрыть свою худобу.
Мне полагалось каждое утро гулять с Патриком и Венди. Патрику 10 лет, а Венди 14. Оба больны раком и оба застряли тут, как и я. Только у них есть надежда на лучшее, они верят, что лечение поможет, а я же давно смирилась и бесполезным провождением времени.
Все дети, с которыми я общалась, были младше меня, и почему-то у всех была та самая надежда. Я не понимала, где моя надежда? Где? Куда она пропала? Я рассказывала много чего интересного больным, они все меня любили и говорили, что я определенно вылечусь. Только они не знали, что искорка веры во мне давно погасла.
- О, Боже, Мия…- Линда не могла ничего сказать.
Она вошла в мою палату в тот самый момент, когда я переодевалась. Ее глаза опустились на мои худые ноги, острые коленки, выпирающие кости. Она увидела, как сильно выпирают мой позвоночник и ребра. Доктор от неожиданности выронила тарелку с овсяной кашей на завтрак. На это звук прибежал Николос, я поспешно открыла дверь шкафа и спряталась за ней.
- Линда, что случилось? – волновался ее помощник.
- Ты только посмотри на нее! Она же похожа на кипу костей! Господи, Мия, ты вообще ешь?
Вам честно отвечать? Нет. Я ела очень мало. Я только завтракала, а когда все обедали и ужинали в столовой, то я брала небольшие порции салата, но ни кусочек в горло мне не лез. Я не могла заставить себя поесть. Я не могла брать в руки простое яблоко, а от прочих запахов меня тошнило. Да и живот неизменно болел, говоря о том, что мне нужно есть больше. Но я просто не могла и не понимала, как этот процесс остановить. Однажды, я осилила кусочек запеченной курицы, но в итоге меня стошнило. Я ничего не сказала ни Линде, ни Николасу, никому. Почему? Да потому что глупая маленькая девочка, не думающая о последствиях.
Но худоба мне нравилась. А когда я смотрела в зеркало, то казалась себе абсолютно нормальной. А голос в моей голове говорил: «Ты можешь больше!». Что это значило? Откуда у меня такие мысли? Но времени подумать над этим - не было, слишком много чего на меня наваливалось.
Очередные процедуры выглядели так: я ложилась в какую-то капсулу, которая светилась светло-синим неоновым цветом внутри, затем капсула закрывалась, и я всегда засыпала. Эта была единственная процедура, которая не приносила головные боли и в принципе любую боль. Уколов я очень боялась, но выбирать не приходилось. Таблетки всегда охватывали мою голову в болевые цепи. И только эта капсула радовала. Только в ней я в последнее время могла спать.
По ночам мне стали снится кошмары. В каждом из них я умирала. Сначала мне снились различные варианты моей смерти, а остальное время сна – один и тот же сон. Каждый раз этот сон повторяется. Все до ниточки одинаковое. Во сне я стояла на балконе какого-то большого дома. Вид был безумно красивый и чем-то напоминал Калифорнию. Солнце светило ярко-ярко, а я купалась в его лучах. Я была такая же, как и сейчас. Бледная и худая, разве чуть вес прибавился. Я улыбалась природе, а взгляд мой был счастливым и полным какого-то неизведанного мне чувства. Внезапно слышится хруст, затем еще один. Я поворачиваю голову и вижу убийцу. Это высокий крупный мужчина, но лицо нечеткое, я все никак не могу его рассмотреть. Я замечаю нож в его руках и бегу в комнату. Я бегу достаточно долго, пытаясь найти выход. Но у меня ничего не получается. Я застряла в какой-то огромной комнате, оборачиваюсь и тут передо мной этот самый убийца, который вонзил в мой живот нож, а затем его вынул. Я падаю на пол, а мои глаза только тогда наконец-то замечают дверь. Но уже слишком поздно. Левой рукой я держу рану, а кровь так и хлещет, пачкая белый пушистый ковер, на который я и упала. Мой голос дрожит, шепотом губы произносят: «Мне холодно», мне и вправду холодно. Глаза предательски закрываются, и я умираю.
После этого я просыпаюсь, крича очень звонким голосом. Я кричу и не могу остановиться, каждый раз ко мне вбегают медсестры, пытаясь успокоить, затем Николас с Линдой. Линда держит меня, Николас вкалывает успокоительное. А крик заменяется плачем. И каждый раз ночи повторяются. Я видела, как меня избивали до смерти, как стреляли, как топили, как душили. Но этот сон почему-то кажется мне самым страшным и самым значительным. Будто через него мое подсознание мне что-то говорит, а что именно? Сон кажется мне незаконченным. Я должна в нем что-то сделать. Заставить себя что-то сделать. Но даже об этом я не могла думать, у меня не было времени.
Смерть – лучшая подруга рака. Это мы всегда обсуждаем с другими больными. И она становится нередкой гостьей и в экспериментальном центре. Кто-то сходит с ума и кончает жизнь самоубийством, кто-то морит себя голодом, кто-то сбегает отсюда, а кого-то просто забирает рак.
Рак забрал Венди. Для меня это был настоящий удар. Утром она не вышла на прогулку. Кстати, к нам тогда уже присоединились Хлоя и Маркус. Мы все переживали, но Линда убедила меня в дополнительных процедурах. Мы решили спокойно прогуляться, а затем позавтракать. Так и сделали. Прогуливались по двору, любовались фонтанчиком и говорили о всяких безделушках, словно всего того, что творится за стенами больницы, и нет.
- У нас новенький? – поинтересовалась Хлоя, ее взгляд был направлен вдаль.
- Доктор бы предупредил меня, - ответил Патрик. Его лечащий врач всегда ему рассказывает обо всех новостях. Тот еще сплетник.
- Тогда откуда здесь эти машины? – девушка указала пальцем на то место, куда она смотрела. Я увидела синий джип и небольшой грузовик. Совсем крохотный.
- О, Господи, только не это! – фраза вырвалась из моей груди на одном дыхании, я бросилась бежать в больницу и крикнула остальным. – Это машина родителей Венди.
Я бежала так сильно, насколько мне позволяло мое тело. Я вбежала в крыло, где обычно проводились все операции. Возле одной из операционных стоял Николас. Я налетела на него, взяла за халат и прижала к стенке, я удивилась, что достаточно взрослого человека может побить шестнадцатилетняя девочка, больная раком, да еще и таким, который выводить из-под контроля ее тело. Мой взгляд был полон злости, а помощник не на шутку испугался. Я спросила, где Венди. Медсестры, которые находились рядом, пытались меня успокоить и просили отойти от Николаса.
- Мия, я прошу тебя. Давай спокойно поговорим, отпусти? – видно было, что воротник лишал возможности дышать, и он еле говорил. Я не решалась отпустить его, я была злая. Если женщина злая – делай то, что она захочет. А если уж больная женщина злая – беги.
- Где Венди?
- Мия, опусти, - он пытался поймать воздух, но у него ничего не получалось. Я пристально смотрела в его глаза.
И тут вдруг все мои планы коту под хвост. Мои руки перестали слушаться, ослабили хватку и начали дрожать. Опять болезнь подкрадывается ко мне в самые важные моменты. Остальные мои друзья прибежали ко мне. Я стояла в шоке, смотря на свои руки. За несколько месяцев я так и не смогла привыкнуть к такому. Плюс у меня начали сильно болеть ноги, а в тот момент я не могла уже и стоять, хотелось просто упасть на пол и плакать. Николас поправил свой воротник, восстанавливая дыхание. Затем взял меня за руки и повел на кресла со словами: «Вот так, спокойно, а то у тебя может случиться приступ!».
Венди стало плохо еще ночью. Ее легкие перестали справляться со своей работой, в них попала жидкость, а когда в реанимации попросили оценить боль, она показала десять пальцев. Самая ужасная боль, которая только может быть. Это информацию нам рассказал Николас, Линда же помогала врачам в реанимации. Маму Венди забрали медсестры и вкололи успокоительное. С ними пошел и папа Венди, чтобы не бросать свою жизнь. Я даже не представляю, какой ужас творился в их головах.
Николас принес мне лекарства, сделал укол, Хлоя получила от него плед, так как ее морозило, Патрику он принес ромашковый чай, а Маркусу медсестры разрешили съесть шоколадные печенья. Каждому из нас пытались угодить, чтобы нам было хорошо, и это должно было скрасить ожидание неизвестного. Но мне кажется, что я знала, что будет с Венди и просто ждала, когда мои подозрения подтвердятся.
Линда вышла из реанимации и направлялась к нам, я заметила, как другие врачи пошли каждый куда. Один заполнять документы, Линда сообщить новости нам, некоторые остались там, а другой врач поспешил рассказать все родителям. Печальный вид врачей уже мне все сказал. Хоть я и до последнего надеялась. Глупо? Но иногда надежда – единственное, что нам остается.
«Мне жаль. Она умерла.» - сказала Линда. Врачи были расстроенными, но они уже привыкли к такому и были достаточно холодны. Они не плакали, никто из них не винил себя. Видимо, каждый через это уже проходил. Хотела бы я относиться так же, как и они. Но не могла.
Я убежала в свой корпус в ванную. Облокотившись на плитку, я спустилась по стене вниз. В моих глазах блестели слезы, я прикусила губу. Нос покраснел, слезы так и текли ручьем. Тихий плач. В голове возникла мысль: «Это все из-за тебя. Она умерла из-за тебя. Ты такое ничтожество, Мия!».
Я проплакала всю ночь, виня себя в смерти Венди. Почему я не была рядом с ней, почему ничего не сделала? Почему просто сидела на одном месте? Почему я так поступила? Линда тогда провела со мной всю ту ночь, наверное, тогда я перестала считать ее тираном. Утром она ушла, чтобы проверить остальных больных, подготовить лекарства и у всех врачей было какое-то собрание сегодня, ей нужно было подготовиться.
Это или шутка природы, или просто насмешка, но тогда пошел дождь. Сильный ливень так и бил по окнам и кирпичным стенам здания. На улице было настолько темно, что в десять часов казалось, что уже шесть вечера. Темные тучи не оставили ни одного просвета в небе. Я смотрела на этот дождь, подумала, может природа тоже жалеет, что Венди ушла от нас? Но поняла, что  это просто обычный процесс. Климат и так далее. Но так хотелось поверить в прекрасную и трогательную историю. Но есть еще одно «но». Никогда не обманывай сам себя.
Впервые за несколько недель мне захотелось есть. По-настоящему наесться, так, чтобы стало тяжело дышать. Я решила сходить в столовую, да и на остальных хотелось поглядеть.
Когда я вошла, то ужаснулась от представленной мне картины. У входа столпились люди, а с другого конца  послышались чьи-то крики. Я пролезла сквозь людское море. Еще больше ужаснулась. Хлоя плакала, зажав руками рот, и шептала: «Остановись». Маркус держал руки впереди себя, что означало знак «Остановись». У всех был ужас глаза. Я посмотрела вперед и увидела Патрика с ножом в руке, который он держал у своего живота.
- Не подходи, Маркус! – голос Патрика охрип от крика. – Мия! Не смей!
- Патрик, отдай мне нож. Прекрати. Это не ты, - я вновь начала плакать.
- Если кто-нибудь подойдет ко мне, я убью его вместе со мной, Мия, шаг назад!
- Боже, тебе же десять лет, ты не можешь. Не бросай нас, - мне казалось, что если я перейду на крик, то он поймет меня.
- Патрик, одумайся! – присоединился Маркус.
- Патрик, ты ничего не понимаешь, - шептала Хлоя.
- Простите, - друг посмотрел каждому из нас в глаза.
Затем он вонзил нож в себя. Начала течь кровь и он упал, я открыла рот от увиденного. У меня перехватило дыхание. Мы подбежали к нему. Маркус позвал медсестер. Я держала Патрику голову, а Хлоя делала специальный массаж, чтобы поддерживать ритм сердца. Я посмотрела в его пустой взгляд. Каждый из толпы пытался хоть как-то помочь. Вскоре прибежал Маркус с парой врачей, они унесли Патрика. Я глядела им вслед. Они бежали, боялись не успеть.
Возможно, Патрик все понимал. Понимал, что не сможет справиться с такой потерей. И я вновь винила себя. Господи, почему не подбежала? Почему не исправила? Почему ты его бросила? Я не могла ответить самой себе.
В день похорон погода улучшилась. Светило солнце, даже запах такой был как весной. Надо же, какая ирония. Дети и врачи из центра собирались на улице, чтобы почтить память умерших. Мне так было жаль. Самая глупая, самая ненавистная, самая банальная фраза. Но как же это было правдой. И как же было горько от такого.
Я не могла смотреть в глаза родителей Венди и Патрика. Я не могла смотреть в глаза Хлои и Маркуса. Даже избегала взгляда Линды. Сегодня вечером мы должны были попробовать новое лечение. Только я не могла на нем сосредоточиться, так что пришлось перенести. Вообще я смутно помню тот день. Мысли путались да и грустно было. Кошки на душе скребли. Помню, что все было размытым. Так как слезы постоянно стояли у меня в глазах.
Через два дня Линда решила начать новое лечение. Точнее к моему прежнему добавились около пяти процедур. Линда следила за моим питанием, насильно запихивала еду. Когда я полностью съедала обед или ужин, она всегда очень радовалась, только она не знала, что потом я засовывала два пальца в рот.
Мне, Хлое и Маркусу пришлось посетить психолога в центре. Каждому из нас она сказала что-то свое, только мы вовсе не хотели об этому говорить. Но Хлоя стала веселее и хотела поднимать настроение и нам, пытаясь вытащить из депрессии. Маркус искал хобби для себя, чтобы отвлекаться. Пробовал оригами. А я же нагло врала психологу. Я не сказала о своих настоящих проблемах, которые меня, если честно не волновали. Мне было все равно абсолютно на все. Я чувствовала себя пустой. Психолог прописала мне специальные капли, которые мне помогали. Я становилась бодрее и иногда во мне проскакивала какая-то надежда. Мне нравилось входить на улицу, стоять под деревом с розовой листвой и наблюдать за сотрудниками центра в их сине-желтой форме. Одни помогали новеньким, другие убирали, еще одни ухаживали за садом. А через стеклянные окна на первом этаже был виден холл. Плюс там поставили еще один фонтанчик.
***
Неделя до срыва.
Я вернулась с очередной прогулки по двору. «Пообедала», поговорила с Хлоей, которую проводила до ее палаты. Затем вернулась в свою комнату. По расписанию мне нужно было принять капли. Я была рада, что они у меня появились. Так я чувствовала себя лучше.
Я взяла пузырек, который оставила на подоконнике и очутилась возле зеркала, пытаясь открыть бутылку. Я подняла глаза на свое отражение. Голос в моей голове говорил: «Ты слабачка? И недели не протянешь без этих капель. Ничтожество». Я немного смутилась, а потом решительно прошла в ванную комнату и выкинула пузырек с каплями в мусорку. Я не права. Я сильная. Я справлюсь без этого. 
Наконец-то после трудного дня я смогла увалиться в кроватку. Иногда так приятно просто поваляться, просто полежать и просто отдохнуть. Мне хотелось спрятаться от всего мира под моим одеялом. Впервые за неделю моя точка по родителям и друзьям вернулась. Мне их очень сильно не хватало. Без них я скудно могла справляться со своей болезнью. Они служили для меня чем-то вроде контроля. Если они были рядом, я должна была заставлять свое тело вести себя как обычно. А в центре такой необходимости не было, поэтому мне часто приходилось наблюдать проявления рака. От этого на душе было еще паскуднее, чем прежде. И на такой грустной ноте я отправилась в царство Морфея.
В своем сне я была в темной комнате без окон, мне это напоминало подвал или заброшенное здание. Мои глаза жутко болели, видимо, на них долго была повязка, а затем мне ее сняли. Руки были связаны, я сидела на стуле. Мое дыхание было отрывистым, казалось, что я экономлю на воздухе. Только зачем? Еще один вариант моей смерти, который я наблюдаю. Скорей бы проснуться, но это мне может подарить только тот сон. За спиной слышался голос, довольно знакомый, кстати: «Ты никто. Тебе не место здесь. Знаешь, что с тобой происходит, Мия Портер? Ты знаешь?». Эти слова говорились шепотом, слово «знаешь» повторялось несколько раз, от чего становилось жутко. Чьи-то холодные костлявые руки сзади схватили меня за шею, я закричала очень громко и очутилась в своем повторяющемся сне. И все как обычно. Убийца, я не нахожу выход, нож, мне холодно. Мой крик, вбегающие медсестры, держащая меня Линда, Николас со шприцом.
«Когда же это кончится?» - Линде наверняка уже надоели ночные кошмары, она переживала за мое состояние. Но я тоже хотела бы прекратить все это. Только я не могла понять, что мне нужно сделать?
***
Шесть дней до срыва.
Утром мне так хотелось есть. Мне хотелось взять все лотки с едой, которые стояли в витрине, и съесть абсолютно все. Я потянулась к салату, затем взяла маленькое кислое яблоко, стакан воды, а потом мой взгляд упал на шоколадные пончики, которые стояли в самом конце. Я уже собиралась уходить, но пончики так и манили меня.
- Ты можешь их взять, дорогая! – радостно сказала повар, а затем она исчезла, отдавая порцию яблочного пюре мальчику, который стоял в нескольких метрах от меня.
Моя рука потянулась к пончикам, а вторая рука ее ударила. Я ударила сама себя. Я нахмурилась, затем еще раз потянулась к сладости, а моя вторая рука опять ударила первую. Я нахмурилась еще сильнее, так, что между бровями появилась небольшая складка. Оглянувшись по сторонам и убедившись, что меня никто не видел, я покинула стол раздачи и поспешила присоединиться к своим друзьям.
Маркус пытался сделать из бумаги водяную лилию, он смотрел в учебник по оригами и пытался понять, какие ошибки допускает. Попутно он ел рисовые чипсы. Хлоя же наслаждалась сандвичем с лососем и солеными огурцами (терпеть такое не могу). Еще она трещала без умолку о своей проблеме. Мол рядом с ее палатой есть парень, который есть нравится, а заговорить с ним нормально она не может. То чушь несет, то и звука выдавить не может. По правде сказать, Хлоя может нести чушь всегда.
Я молча сидела и ковырялась вилкой в салате, не в силах запихнуть в себя хоть крохотный кусочек. Я погрузилась в свою страну мыслей, пытаясь найти объяснения своим снам. Если я их разгадаю, заставлю свое тело понять, что это сон, то пойму, что со мной происходит. Это как в «Дивергенте». Трис знала, что все страхи, которые она видит – это не правда, а вот у меня со снами. Только я не дивергент и не могу сразу понять, в чем подвох, но я должна заставить себя это сделать, хочется мне этого или нет.
Из моих мыслей меня вернул за Землю сильный шлепок по моей руке. Я взвизгнула и принялась поглаживать запястье, на нем остался небольшой красный след. Спиной я чувствовала прикованные взгляды других людей. Я оглянулась в сторону Хлои, которая сидела с очень злым взглядом.
- Ты чего? – недоумевала я.
- Я чего? Это твоя рука только что ударила меня по плечу, когда я говорила про еще одно лечение, которое пришло на ум Линде. Я подслушивала разговоры медсестер. Сколько же сплетников в этой больнице?
- Я тебя не била! – я рассердилась.
- Да? Маркус, скажи, она меня ударила? – Маркус кивнул, хотя смотрел на меня извиняющимися глазами, - Видишь! Мия, попрошу следить тебя за своими действиями. Болезнь болезнью, но никто не отменял контроль!
А дальше последовала целая лекция от Хлои, что мне нужно делать. С завтрака я ушла, мягко говоря, расстроенная, продолжала гладить свое запястье. Даже если я и ее ударила, то была в этом не в курсе и так сильно, как она меня, просто не могла. Хлоя была раза в два сильнее меня, так как была с нормальным весом. А я костлявая девушка, которой уже становится больно лежать от ее худобы. Но мне тут же на ум вспомнился случай, когда я схватила Николаса и прижала его к стене. Откуда во мне такие силы? Я остановилась напротив зеркала, взглянула еще раз на саму себе. С виду я абсолютно беззащитна, похожа на рыжего ангелочка, которому необходима помощь. Мой взгляд упал на пострадавшую руку. И тут я очень сильно разозлилась. Мне захотелось отомстить Хлое за то, что она выставила меня полной идиоткой на глазах у всех. И я немедленно решила приступить к своему плану.
Уже был вечер, я стояла в ванной и никак не решалась пойти на придуманный мной план. Может я просто раздула из мухи слона. Но голос в моей голове развеял эти мысли и вернул былую злость. «Ты ведь умная девочка, с какой стати та вертихвостка может указывать тебе, что делать?». И я, недолго думая, дала сама себе смачную пощечину и поцарапала острым камнем щеки.
Я прошлась по корпусам центра и искала комнату Хлои. Я заметила, как она разговаривала с тем самым парнем и впервые действительно говорила. Я невольно за нее порадовалась, но голос в голове сказал мне: «Ты забыла, как она с тобой поступила?». Хлоя ушла в свою комнату, попросив собеседника  подождать минутку. Я подошла к тому парню и сказала, что его ищет доктор Хайрвил (лечащий врач Хлои). Он прикусил губу, закатил глаза, пробормотал что-то про «как же ты меня замучил», а затем удалился. Когда он скрылся за углом, Хлоя вышла из комнаты с диском какой-то поп-группы.
- А где…, - она не успела договорить, я прервала ее.
- Его позвал доктор, - Хлоя посмотрела меня очень злым взглядом.
- Откуда у тебя эти ссадины? – теперь она смотрела на меня очень подозрительно, - Имей в виду, Мия Портер, если ты станешь мне мешать, то синяки и раны прибавятся еще! – а затем она удалилась.
В этот момент ко мне подбежал Маркус. Я знала, что всегда ходит через это крыло на свои процедуры, так быстрее, а он никогда не любил тратить попросту время.
- Мия, что такое? – я была уверенна, что он все расслышал.
- Маркус…я..я…не знаю, - я говорила полу-шепотом, со слезами на глазах. Боже, Мия, и тебе не стыдно? Видели тебя твои бабушки и дедушки, которые никогда не позволяли тебе врать.
- Так, мне все предельно ясно, пошли, нужно все рассказать старшим, - Маркус приобнял меня за плечи и повел в процедурное крыло.
Все вышло так, как я и хотела. Маркус все рассказал взрослым. Меня успокаивали, напоили ромашковым чаем, а Хлою ждало наказание. За ней пришли врачи и охрана, а потом отвели в «одинокую палату».
Одинокая палата – та палата, где были все наказанные. Она отличалась тем, что была рядом с операционными. Так врачи учили нарушителей, что смерть и все плохое может случиться и с ними в любой момент. Еще запрещалось общаться с другими пациентами.
***
Пять дней до срыва.
Ночью мне приснились те же самые сны. Теперь они оба повторялись точь-в-точь. От этого мне становилось только хуже. Я искала все, что связано со снами, в библиотеке, я хотела найти ответы на свои вопросы там.
Линда беспокоилась о моем состоянии, поэтому доверила мне развлекать детей. Честно сказать, я так себя чувствовала лучше. Хлоя еще несколько месяцев будет одна, она ни в чем не была виновата, моя совесть меня мучила. Маркус, видя мои грустные глаза, старался меня подбадривать и подарил мне водяную лилию из бумаги, которую он очень упорно и старательно делал. Мои ссадины благодаря чудной мази докторов заживали, от них не оставалось и следа. С детьми было куда проще. Читай да веселились. Что могло быть лучшим отдыхом для меня? Но часто приходилось напрягаться. Подбирать такие игрушки, чтобы они не поранились, сказки не должны были быть грустными, а если еще брать во внимание тихий час. Именно перед ним он не могли успокоиться, так что мне пришлось сходить в библиотеку и взять учебник по истории. Их тут же вырубило. Но деткам все равно нравилась я, они говорили, что я фея солнышка. Скорее всего, это было из-за моего цвета волос. Знаете, фея солнышка куда приятнее, чем вредная ворчунья. Я заставляла их есть и за меня, и за себя. Я впихивала в них то, что хотела съесть, но по непонятным мне причинам – не могла. Мне нравилось помогать им рисовать различные домики, траву, облака. Я сразу вспоминала маленькую Рейчел (этим же детям было от пяти до восьми лет), когда нам было так весело. Еще до переезда родителей в другую страну. Она очень сильно любила меня и у меня с ней были прекрасные отношения. Я бы так хотела повторить все это с ней, жаль, что уже слишком поздно, а время вернуть нельзя.
Ночью сны поменялись местами. Сначала мне приснился сон с убийцей. Когда я в конце оборачиваюсь, я заставила себя понять, что это сон. Я начала бороться с убийцей, очень сильно ударила его в челюсть, он скрыл свое лицо от меня, капюшон с его куртки спал, и мне стали видны женские волосы. Рыжие женские волосы. Медленно противник стал поворачивать голову в мою сторону.
- Нет, не может быть! – я кричала.
- Именно, Мия, убийца – это ты сама! – вторая версия меня ехидно улыбнулась и вонзила острое лезвие в мой живот.
- Мне холодно, - я старалась дышать, но ничего не получалось. Во рту чувствовался металлический привкус крови, раньше такого не было.
- И какая же ты жалкая, даже смешно.
Сон оборвался и начался следующий. Только теперь он был модифицирован. Видимо, я разгадала загадку моих снов, и мое сознание решило что-то поменять. Теперь на мой рот был наклеен скотч, а мой противник стоял передо мной.
- Мия, Мия, ты ж мое ничтожество. Обуза для своих близких. Или ты думала, они тебя от любви сюда послали? – она сделала шаг в мою сторону, - Мне тебя даже не жаль. Ты такая слабая. Тебя приходиться бить, чтобы ты не ела. Надо же не иметь никакой силы воли! Плюс еще те капли. Ну же, Мия, тебе просто нужно умереть. Позволь мне показать тебя настоящую! – сказала моя вторая сторона, хоть это и не в тему, но признаю, что мне ужасно сильно идет черный цвет.
По моему телу пробежало электричество, я пыталась кричать, хотя из-за этого скотча ничего не выходило, лишь какие-то странные звуки, похожие на стоны. Я умирала, позволяя злой себя выходить на свет. Но я боролась, я не хотела уступать Ей. Это мое тело, моя душу, почему Она имеет право меня выгонять?
***
Четыре дня до срыва.
За обедом я сидела с отреченным видом. Я выглядела очень странно. Линда замечала мое состояние и уже обсуждала его с Николасом, я даже не обращала на них внимание. В этот раз я даже не потрудилась взять хоть какую-то видимость еды. Мне было абсолютно все равно. В моей голове слышались мои собственные крики в моих снах. Это было очень громко, я не могла держаться.
- Возьми розу, - с довольной улыбкой сказал Маркус, который сидел напротив меня.
Я так разозлилась. Мне настолько сильно захотелось на него наорать. Я приняла розу, только скомкала ее и разорвала на мелкие кусочки. Затем встала со своего место и уперлась руками об стол.
- Ты только и можешь, что сидеть с этими отвратительными бумажками. Ты жалкий трус, Маркус. Ты ничего не умеешь и боишься оставаться один. Ты такой слабый, что ты вообще здесь делаешь? Возьми свои бесполезные бумажки, кому они нужны, кроме тебя? Никому! – с каждым предложением крики были еще громче, а я брала по каждой сделанной фигурке из бумаги и рвала их, а затем одной рукой все смела на пол и растоптала.
В конце я будто очнулась. Заметила все бумажки, печальный вид Маркуса, обеспокоенность других. Я сама испугалась себя и убежала. Я бежала так сильно, как могла. Когда я очутилась в своей палате, то поняла, что толком и не могу дышать. У меня сильно перехватило дыхание, я чувствовала себя очень плохо. Я села на кровать напротив зеркала, опустила голову в колени и сильно расплакалась.
Ночью я вновь сидела на своем стуле с завязанными руками, только теперь не было скотча. Она прошлась вокруг меня, встала у аппарата с различными кнопками, а затем сказала: «Да-да, Мия. Молодец! Ты похоронила человека внутри себя. Ты похоронила саму себя. Но мне нужно больше!». Как только она закончила свою речь, так сразу включила нужные кнопки, и я вновь почувствовала электричество.
***
Три дня до срыва.
Я вновь игралась с детками, которые, к тому же, служили отличной поддержкой. Они были в курсе того, как я поступила с Маркусом. Но отнюдь меня не осуждали. Они сказали, что им самим не нравится оригами, что рисовать – намного лучше бесконечных бумажечек и фигурок из них же. Мои губы в ответ могли лишь скривиться в нечто на подобии улыбки.
Я ушла пораньше, шла по коридору, как в мою голову вновь начала проникать Она. «Мия, ты жалкая, ты ничего не можешь, ты такая слабая, без других – ты никто!». «Умри, впусти меня, давай же!». «Тебя ведь нет». «Еще немного и ты растворишься в воздухе».
- Хватит, - я закричала вслух, зажмурилась и зажала уши руками, - Ты не посмеешь, отстань от меня, закрой рот!
- Я же просто хотела показать свой рисунок…- я открыла глаза и увидела одну малышку из моей группы.
- Стой, нет, это…- она прервала меня на полуслове.
- Не подходи ко мне, - она отстранилась, а затем продолжила шепотом. – Я боюсь тебя!
А Она все не отставала: «Правильно, она должна нас бояться. Ты не можешь справиться со всей злостью в твоей душе!».
***
Два дня до срыва.
В тот день я была сама не своя. Хотя я уже просто забыла кто я. Я грубила всем и каждому, обижала людей и делала мелкие пакости. Я была отвратительна самой себе. Но я не могла справиться со всем этим. Она становилась мной, Она делала меня другой. Или это была я настоящая?
Ночью во сне, она снова издевалась надо мной. Я кричала, что есть сил. Она одновременно унижала и хвалила меня. Она и била меня, и использовала ток, и помещала в ледяную камеру, хваталась за мое горло. Ей казалось, что еще не достаточно. Хотя я всякий раз кричала, что хватит, что уже все. Но нет. Она думала, что во мне есть еще какая-то частичка и убивала меня. Она пыталась найти эту частичку, но не могла. От этого Она злилась и издевалась надо мной еще сильнее.
В итоге я теряла сознание во сне, а наяву просыпалась с криками. Когда я закрывала глаза, то отдаленно увидела размытую фигуру. Знакомую фигуру. А когда поняла, кто это, то пыталась позвать на помощь.
- Джереми! – слабый голос, шепот, мало, кто услышал бы такой тихий голосочек.
***
Один день до срыва.
Уже был вечер. Оставались ровно двадцать четыре часа до моего срыва. Я  сидела у окна в коридоре и читала книгу. На улице шел дождь, а я была похожа на высохшую рыбу. Я смотрела в окно, наблюдая, как дождь образует лужи на только скошенной траве. А сегодня еще и двор убирали, не повезло ребятам, опять придется убирать. Внезапно я разглядела одну человеческую фигуру, которая направлялась к воротам здания, чтобы выйти. По тому, что человек смотрел на асфальт, я поняла, что он очень чем-то огорчен. Фигура мне напомнила то, что я недавно видела во сне. Как только меня осенило, я сразу побежала по коридорам, я должна была встретиться с ним.
- Джереми, - кричала я, когда почти очутилась у входа. Но тут в холе меня перехватила Линда.
- Что случилось? – спросила доктор.
- Там мой друг, пусти! – умоляла я.
- Нету там никого, Мия.
- Как нет?
- Вот так, тебе просто показалось. Пошли, выпьем чаю, уложим тебя в кровать. Тебе нужно попытаться поспать чуть подольше.
«Отлично, Мия, теперь у тебя еще и галлюцинации! Я почти рядом!» - ликовала Она.
***
Срыв.
Я стояла у зеркала, вновь разглядывая себя. Я стала еще худее, еще несчастнее, а мои круги под глазами стали больше моей головы. Так мне казалось. Внезапно в зеркале мое тело пошевелилось, складывая руки на груди, а рот открылся и говорил, но я-то стояла неподвижно.
- Мия, ты же жалкий кусок мусора. Я почти тебя достала. Еще немного и сорвешься. Я контролирую тебя. Ты – никому ненужная маленькая девчонка, которую даже близкие ей люди не навещают. Им все равно на тебя, Мия. А ты даже начинаешь видеть их галлюцинации. Тебе почти нет. Ты скоро улетишь отсюда. Станешь настолько худой, настолько слабой, что природа тебя не потерпит на своих землях. Как же я жду этого. Как же я хочу того, чтобы ты поскорее умерла, Мия Портер! – Она вновь испробовала этот прием. С каждым предложением голос становился все громче.
- Ты не можешь меня контролировать! – с этим криком я ударила рукой по зеркалу и разбила его.
Осколки разлетелись по всей комнате. Я свалилась на колени и зарыдала. Мои плечи дергались, нос покраснел, из него текло, я заливала слезами весь мир. Я упала на пол всем телом. Я видела кровь на своих ногах, руках и на зеркале. Эти осколки вбивались в мое тело и мешали мне. Мне трудно было дышать, я задыхалась. Я закричала от боли и бессилия.
- Что случилось? - Линда вбежала в палату вместе с Николасом.
Я рыдала и не могла ничего сказать. Я лежала на полу и смотрела на зеркало, а затем вновь на свою руку. И кричала. Линда положила мою голову к себе не предплечье и обхватила руками мое тело, наверное, чтобы я не вырвалась. Николас искал в палате ампулы какого-то сильного успокоительного.  Я заметила еще нескольких людей в коридоре, которые открывали рты от удивления и прятали свои лица, стараясь не наблюдать еще один ужас в центре, коих за последнее время накопилось немало.
- Убейте ее, п-п-пожалуйста, - мой голос дрожал.
- Кого ее, Мия? – Линда ничего не могла понять и не на шутку испугалась.
Я посмотрела ей прямо в глаза и успела только выдавить «Меня». Мой взгляд снова упал на зеркало, на осколки, на пораненные руки и ноги, на кровь, затем я закрыла глаза, почувствовав, как Николас вколол в меня шприц с жидкостью. Она разливалась по всему моему телу, я чувствовала, как это жидкость окутывает меня, пытаясь подарить спокойствие. Последнее, что я услышала:
- Спасибо, что подержала ее.
- Она не сопротивлялась.
- А чего она кричала?
- Мне кажется, что она умирает. Или это уже случилось.
А затем я провалилась в долгий сон, такой крепкий сон. Впервые я могла по-настоящему поспать за долгое время.
Я сорвалась. Я умерла. Я похоронила саму себя. Я не смогла. Что происходит? Когда же этот кошмар уже кончиться? Господи, пожалуйста, верните мне надежду.