Глава 14. Арена

Анастасия Роу
Весь мир гудел как сумасшедший, чем ближе была дата Битвы Металлистов. Последние дни толпы людей, машины с автоматонами на прицепах, дирижабли прибывали непрерывным потоком к месту проведения соревнований.
У Рихарда быстро голова кругом пошла от всего этого, а Шеннон как всегда был беззаботен и кажется даже получал удовольствие от суеты многотысячной толпы.
Арена, где должны были проходить бои, располагалась в какой-то безлюдной пустыне, куда они с наставником добирались не один день. А когда наконец добрались, шеринец не поверил свои глазам - Турнир где он получил свое звание Первого Рыцаря был в сотни раз меньше, чем то что происходило в мире Лайшен-ангела.
Участников автоматонов было около пятнадцати дюжин, у каждого из них была команда из тренера, алхимика, гладиатора и десятка разнорабочих. Плюс родственники и друзья, решившие поддержать свою любимую команду.
И тысячи тысяч зрителей.
Палаточный городок кольцами опоясывал огромную арену для боев, здесь постоянно кто-то спал, ел, пил. И постоянно все обсуждали кто же победит. Здесь было несколько букмекерских контор что принимали ставки на того или иного автоматона, бары прямо на телегах, какие то лотки с едой, и кажется даже один бордель. От всего этого многообразия криков, смеха, ругани у Рихарда первое время голова шла кругом. Он уже начинал с тоской вспоминать свой тихий подвал в мире Атен-демона!
Сами они в итоге встали лагерем чуть поодаль от арены - как и все команды-участники. Им нужен был простор для подготовки Эномая. Вместе с ними каким то образом увязались Мери и Маргарет, а так же их хозяйка Розалин, которую Шеннон представил Рихарду как сводную сестру.
Хотя по тому как тренер на нее смотрел, Рихард сделал вывод о сильной дальности их родства.
Шеннон лишь раз позволил Рихарду потренироваться. Он считал что шеринец готов, и не хотел привлекать внимание до Битвы. Роль темной лошадки вполне устраивала обоих.
Эномай вставал теперь моментально. Так, словно никогда и не был Рихардом, так, словно вся жизнь Первого Рыцаря Шерина была прелюдией к тридцатиметровой машине убийства.
- Ты слишком сложно мыслишь, - усмехнулся Шеннон.
Прекрати читать мои мысли.
- Успокойся, здоровяк! Я не то чтобы их читаю, ты просто слишком громко думаешь. Рихард персонифицирует тебя, но ты то лишь часть его. Поэтому просто выполни свою часть работы и все будут довольны.
Если ты получишь что хочешь, Рихард больше никогда не поднимет меня. Эномай нужен тебе, Эномай нужен ему. Но кто нибудь спросил, чего хочу я?
Шеннон нахмурился. С этим автоматоном явно какая-то беда,  но у него нет ни времени, ни желания заниматься психоанализом Духа шеринца.
- Ты неотделим от Рихарда. Черт побери, ты и есть Рихард! Его желания - твои желания. Точнее наоборот, ведь именно Дух заставляет желать, добиваться и делать.
Хороша сказка, подлиза. Но прошлый раз ты говорил мне что я лишь треть его, я лишь один из трех кругов, а в центре всегда Рихард, не Эномай.
И вот тут Шеннон испугался. Впервые, наверное, с тех пор как вообще стал заниматься автоматонами.
Он понял, что не то с этим автоматоном - Эномай помнил. Хотя у Духа нет воспоминаний, этот запоминал не только все тренировки, но и то о чем тренер говорил с шеринцем. Кто бы не был в огромном металическом автоматоне, он явно был личностью. И это была не личность гладиатора.
Не личность Рихарда.

Первый бой Эномая состоялся только на третий день Битвы. Слишком много участников, некоторые бои длились по несколько часов. Проигравшего обычно оттаскивал победитель - когда целиком, когда частями.
В первый же день произошел взрыв одного из котлов автоматона. Разорвало грудную клетку, руку, половину лица. Детали, искореженный металл и потоки кипятка разлетелись до самых зрительских трибун, но в последний момент над визжащей от страха толпой появился гигантский знак - золотая птица. Осколки автоматона рикошетом отбросило обратно на арену, и зрители узнали что их покровитель Лайшен присутствует на Битве.
Никто не знал как он выглядит, в их религии не было икон и изображений бога. Символично его изображали как золотого орла, раскинувшего крылья, словно пытающегося защитить весь мир от зла.
Рихарда смешила эта набожность, особенно если учесть что в его мире знали весь пантеон божественных существ, и он знал что Лайшен лишь ангел. Для бога его крылья были слишком слабы, как бы он не хотел защитить всех и вся.
Шеннон смеялся над богохульственным ворчанием де Ларэ, но не спорил почему-то, видимо и сам знал про Детей Архангелов.

- Эномай!
Гигант повернул голову и посмотрел на стоящего возле его ноги юношу. Он только что в пух и прах разбил очередного противника, они ему представлялись просто громадными семечками, разгрыз первого, берешься за второго. И так пока не кончится весь мешок.
- Ты знаешь кто я?
Догадываюсь.
- Я хочу чтобы ты не говорил пока Рихарду.
Снова ложь, подлиза?
- Во благо. У нас с Рихардом одна цель, пусть и идем мы к ней по разным причинам.
Когда он поймет кто ты, он будет взбешен. Да, может он лишь смертный, но он не слаб.
Шеннон лег на песок и посмотрел на автоматона.
- Когда он узнает, он будет тобой. И ты поможешь ему удержаться на краю, и не забыть зачем он пришел ради личной цели намылить мне шею.
Автоматон пожал плечами.
Что я получу с этого?
- Автоматонное масло меняет человека, еще несколько приемов и Рихард станет наркоманом. Уйдя из этого мира, он будет страдать без масла. И в конце концов это убьет его. Умрет он - умрешь и ты. Придержи свою честность, не раскрывай сейчас всего, и я обещаю что помогу вам обоим выжить.
Договорились.

Рихарду Битва наскучила очень быстро. Он почти не осозновал себя, когда дрался. Ему казалось что на Арену выходит кто-то другой, а не он, и ему оставалось очень много времени на размышления.
Лишь когда он вышел в финал, стало ясно что он выиграет, легко и непринужденно. Как он выиграл тогда Шеринский Турнир, как выигрывал все битвы в своей жизни, кроме детских драк с Рутом.
Эта Битва освежала воспоминания настолько давние, что маршал предпочел бы их и вовсе забыть. Но такое не забывается - самое важное событие в его жизни, и самая великая жертва. То, что он совершил тогда, он так и не простил себе.
И никогда не простит.