А что нам еще остается, глупым влюбленным девочкам? Маленьким и плаксивым, выросшим на "Титанике", мечтающим стать, как Кейт Уинслет - такими же счастливыми и такими же драматичными. В представлении нашего поколения любовь исковеркана до невозможности, она представляет уже не счастье и радость от общения друг с другом, а скорее союз двух людей, который принесет некую пользу обоим : моральную, физическую, в некоторых случаях - финансовую... Человек больше не ищет того, с кем ему будет хорошо рядом, с кем ему будет спокойно и уютно. Он ищет того, с кем можно создать совместный быт, в котором заботой и не пахнет. Ищет того, с кем можно "сработаться" - есть его или ее ужин после работы, вести совместный бюджет, справлять сексуальную нужду, ездить по магазинам - но не испытывать такие высокие чувства, как любовь, привязанность, духовную связь - ведь такие вещи человечество не интересуют уже давно. Зачем, думает человек, стараться создать что-то, от чего потом, не дай Бог, можно долго страдать и испытывать глубокое моральное опустошение, если можно просто найти партнера, распределить обязанности, заделать потомка - и всё, жизненная цель выполнена, переход на следующий уровень, можно умирать, так сказать.
Как же мы - дети последних девяностых годов, хотим исправить эту антиромантику, что творится в мире! Наверное, нас можно легко выделить из толпы : идя по улице, мы осматриваемся, внимательно изучаем текстуру всего происходящего вокруг, дабы не упустить ни одной мелочи : ни серой кошки, греющейся под солнцем, ни пташек, сидящих на карнизе старого здания, которое, кстати, наверняка пережило много всего интересного, подумаем мы - и оглянемся, ища глазами знакомые лица на другой стороне улицы. И пух на дорогах, и звенящий колокольчик на двери магазина, и раскрытое окно с развевающейся занавеской, и шорох листвы в парке, и запах свежесваренного кофе из небольшого кафе - все это мелочи, которые обычный человек заметить не сможет. Мы делимся своими самыми сокровенными желаниями и мечтами с первыми встречными, обмениваемся улыбками с прохожими, болтаем с незнакомыми людьми - значит ли это, что мы пытаемся возродить романтику, простую романтику, которая, казалось бы, умерла в тот самый момент, когда наши родители повзрослели?
***
-Миш, - говорю я измученно, - пошли на закат смотреть.
И он идет. Походкой, не менее измученной, чем мой голос, плетется за воодушевленной мной, через тернии к звездам, как говорится. Благо, недалеко от наших домов есть лес - а там, метрах в пятистах от дороги, небольшое озеро, откуда открывается такой вид, будто городская суета в тысячах километров отсюда. Там закат отражается в зеркальной воде и наблюдать его хочется бесконечно..
Топаю в своих белых кроссовках по песку и траве, не волнуясь более о том, что могу их испортить. Сейчас меня волнует только приближение заката.. Оборачиваюсь - Мишка плетётся за мной, мой верный спутник, улыбающийся правым уголком рта. Через секунду мы уже бежим, спотыкаясь о корни деревьев, виляя между ветками, сбегая по небольшому холму к водной глади, окруженной высокими деревьями. Здесь нет людей, только одинокий бобёр иногда выбирается на поверхность раз в сутки (его мы уже не раз наблюдали), и раз в полчаса пролетают стрекозы. Плюхнувшись в высокую траву, прошу у Мишки колу - он травит свой желудок и покупает минимум по литру каждый день. Вот так и будем здесь сидеть еще как минимум час - локтями обопремся на коленки, и глядим на небо, сменяющее свой холодный голубой оттенок на глубокий бордовый. Будто бы небесный художник пролил свою палитру на облака, и акварель медленно впитывается в них, пока не становится совсем темно. Теплый июньский ветер шевелит листву, в паре метров от нас щебечет кузнечик, а с дороги доносятся звуки машин, настолько лишние на этом островке природы и наслаждения, что хочется больше никогда их не слышать.
-Пошли, - встаю я. -Нам нужно еще кое-куда заскочить.
-Ну что ты снова удумала? - заметно, что Мишка уже догадывается, куда мы сейчас побежим (побежим - потому что через час маменька позвонит и скажет, что мне пора домой), его выдает приподнятый правый уголок рта.
Наш район трудно назвать спальным, потому что спят тут ночами, а тем более летними, только разве что глупые люди. Как можно спать, если после заката начинается такая красота? Мы идём быстрым шагом по широкой дороге, отделенной от автополосы невысокими ограждениями, я и Мишка. Свет фонарей, яркие фары проезжающих машин и теплые лампочки, горящие внутри квартир домов, стоящих вдоль дороги, создают атмосферу уюта, все эти дворы, подъезды, прохожие - всё это такое родное нам. Мы живём здесь с детства и каждый наш шаг символизирует то, что этот район - наша родина.
Заходим наконец в мой подъезд, и лифт поднимает нас на двенадцатый этаж. Скрип решетки, отделяющей крышу от лестничной площадки, и вот мы наверху. Мы не просто залезли на крышу, мы будто бы телепортировались из обычного мира суеты, проблем и городского шума в нечто тёмное, секретное, недоступное другим людям. Вот он, космос на крыше двенадцатиэтажного дома, доступный двум подросткам. Огоньки города блестят, будто лампочки на приборной панели, а над головой мерцают звезды, будто кристаллы Сваровски, упавшие на землю. Здесь ветер уже прохладнее, нежели внизу, он приятно щекочет щеку волосами и заставляет каждую секунду поправлять пряди, мешающие наблюдать окружающую красоту. Так сильно хочется раскинуть руки и зажмурить глаза, представляя, что ты падаешь в бездну..
Сутулая фигура стоит у бортика крыши, который достает ей примерно до пояса.
Знаешь, Миш, - говорю я, - это всё конечно важно. Ну, знаешь - романтика, вот она - закат, звезды, лето.. Но разве нужно из нее делать какой-то культ? Разве нужно ей поклоняться, искать её везде, как любовь? Ведь от любви этой одна нервотрепка - то не так сделал, это не вовремя сказал, не поцеловал когда надо, и всё, уже расстались. Может, романтика тут ни при чем? Она ведь может существовать отдельно от любви? И ещё, разве нет романтики, например, в дружбе?
Мишка задумался, слегка нахмурил брови и пару секунд смотрел вдаль.
-Я не знаю. Наверное, её нужно просто замечать вокруг и быть счастливым? - на пару секунд заглянул ко мне в глаза, и снова повернулся к огонькам ночного города.
И тут я уже промолчала, потому что было и без слов понятно, что я с Мишкой согласна. И весь мир согласен тоже.