Порою жалко ее до слёз. Придавит так какое-нибудь воспоминание, что не вдохнуть. И думаешь – на каком же клеточном уровне я люблю ее, какая невидимая материя родства человеческого проросла в сердце - именно к ней, какая великая Божья воля и счастье в том, что она – моя бабушка!
Жалость, говорят, гоните… А я не могу. Захлёбывается сердце в жалости, тяжелеют опущенные руки, остаются картинки, в которых наша странная, но простая жизнь высечена мелкими чеканными насечками - какая сила удара, такая и насечка осталась…Причём, чтоб было не больно мне, она подставляла под удар себя, всю себя, ни руку, ни сердце, ни душу, ни другие части тела, - всю себя без остатка даже миллиметра, грамма, миллилитра, осознанно и горячо, с момента моего первого вдоха, я кажется чувствовала ее, а не мать… А теперь вот я. Другая, современная, где-то успешная, где-то несчастная, простая русская баба в облике пока еще молодой женщины, бросаюсь под удар раз за разом, и молю Господа Бога, чтоб этого было достаточно, чтоб она жила, моя родная.
Маленькая становится, с голубыми глазами доброго эльфа, в платочке праздничном – искупалась, в полутёмной вечерней комнате – экономят с дедом на всём, у столика, на котором разложены лекарства и ее тетрадочка с расписанием приёма таблеток – утро, обед, вечер… Сидит на кроватке мое счастье, ждёт меня, думает всё, молится святому Феодосию Кавказскому, - я привезла ей воды из его усыпальницы, да Матронушке – там, в Москве «к ней» ездит младшая внучка, сестра моя. Всем богам молится, чтоб у нас все складывалось хорошо… «Я вас всех-всех люблю», - заканчивается непродолжительный телефонный разговор, словно в этой фразе все, что хотелось еще долго-долго рассказывать, и она прошивает тысячи километров дорожных петель одним дыханием своим, одним уколом иголки с ниткой, насквозь и намертво – не разорвать…При первой же возможности поговорить подольше, набираю, отвечает:
- Да, моя хорошая, - по голосу всё можно понять: усталый голос, неровное тяжелое дыхание.
- Это ты - моя хорошая, ну, рассказывай, как себя чувствуешь?
- Да, я что-то захандрила…
Ну, всё, захандрила, это уже что-то серьезное, она давно просто так не жалуется, терпит до последнего, чтоб ни дай Бог не помешать, не потревожить…
- Да, абрикоску на базаре купила и немытую съела, что-то во рту все распухло, и губы, и язык, щипит… Я уже ромашкой полощу, да в аптеке дали мазь - смазываю… (читает) сто-ма-то-фит.
- Бабуль, давай-ка, супрастин, он у тебя есть в коробочке… Уже пила? Сколько раз? Давай, пока отёк не пройдёт, три раза в день, хорошо? А давление как?
- Сейчас пойду, посмотрю, недавно мерила, уже забыла … (идёт в свою спаленку, к тому столику, где тетрадочка, читает) 118 на 82 на 68… норма-ально! Ничего страшного, пройдёт всё…
В сентябре ей сделали стентирование правой коронарной артерии сердца.
Как сейчас помню. Гостила у сестры в Москве, как всегда, звоню, слышу – плохи дела, кашель, сопли, и сла-абенький голосочек… И рядом там никого нету, говорит… Сын уехал, наверное, на море, дед сам еле ходит... Думала, все обойдётся, диктовала, что пить… она держалась, не хотела расстраивать. А как прилетела, звоню утром – она уже не стерпела, слышу, заплакала: «Кашель страшный, думала чай с лимоном поможет, над картошкой парилась, горло полоскала, а оно еще хуже…» Через десять минут вызываю врача – воспаление легких, да еще какой-то шум в сердце, «на фоне которого ваша пневмония – это цветочки…» Срочно к кардиологу. Давление 200 и «песня» в фонендоскопе… Госпитализация в райбольницу, направление в центр грудной хирургии, лечение пневмонии, ожидание.
- Могу Вам предложить только 9 сентября, - сказала в июле молодая доктор-кардиолог в Центре Грудной Хирургии после обследования бабушкиного сердца.
- Мммм, а можно хотя бы 10-го? 8-го у нас выборы, и я буду на сутках…
Недоумение, но не раздражение в глазах:
-Девушка, вы понимаете, вам и 9-го… поздновато….
Девушка, то есть я, еще не до конца понимала, зачем, что это значит, и как могут развиваться события…Но то, что необходима госпитализация в ЦГХ, и именно на 9-е, было очевидно.
-Да? Конечно, тогда 9-е, безусловно…
Бабуличка сидит перед врачом, та начинает рассказывать про подготовку, про подписание документов, про лекарственный режим и питание до операции. Бабуличка не разбирает, о чем мы говорим с доктором, слышит, но не разбирает…Аккуратно прошу врача при ней не говорить, потом отвожу ее в коридор, а сама узнаю все подробности. Сначала коронароангиография. Исследование состояния и степени повреждения сосудов. Прокол бедренной артерии, катетер, контраст, снимок, консилиум. А затем ожидаемая помощь. Полостная операция на сердце или стентирование.
Полостную, думала, не будут даже обсуждать, - возраст великоват, 76…Обсуждали… При выявленной аневризме критических размеров – это показание для полостной операции… Но возраст, состояние… А правая коронарная была настолько плоха, что случись инфаркт, до которого было ближе, чем «рукой подать», так страшно и подумать. Не спасли бы. Но это все потом, а пока нужно же этому родному, изболевшемуся человечку сказать, что нам бы еще немножко полечить сердечко…здесь… в сентябре, девятого…
-Да ты что! Да я уже не хочу, деточка! Поехали уже домой! … А нельзя дома? Ой-ой-ой, да когда же это закончится? – бабуличка еще не знала, что все только начинается…
Все понимаю. Много таких. Много разных. Бывает и больнее, и хуже…Но эта неподкупная доброта, живущая в каждой пряди ее выбившихся из-под платочка волос, идущая из самой глубины ее существа, пронизывающее сердце, непреодолимое дрожание ее теплых и заботливых рук, эта оголённость чувств, плещущаяся на дне ее голубых усталых глаз, эта беззащитность и мужественность одновременно…При этом, она не сгибаясь несёт впереди меня этот непробиваемый щит, свою молитву о нас, повторяя раз от разу «Я всех-всех вас люблю!»…
- В сентябре, да? А на сколько? Ну ладно, будем собираться…
Она понятия не имела, что будет, и это давало ей возможность просто жить, набираться сил, как я того и хотела. Оно и хорошо, что не имела…
А между тем, мне тоже необходимо было набираться сил…Для меня это было тяжелое испытание: знать физиологию процессов, имея диплом мединститута, начитавшись статей в интернете, наблюдать ее состояние: «А в остальном – все отлично», - сказала медсестра при описании параметров ультразвукового исследования бабушкиного сердца, с горькой иронией посмотрев на другую медсестру…Но дороги назад не было.
Месяц прошел в раздумьях и хлопотах. Привычный треугольник: дом- работа- бабушка. Хотелось очень, чтоб приехала сестра. Но у нее двое маленьких детей… и далеко от Москвы Краснодар. «Я поддержу тебя в любом случае!», - сказала она, и я от страху ей звонила каждый раз. Вот, оформляемся в «приёмнике»… Вот, сидим ждём в отделении. А вот меня уже не пускают с ней – сдавать кровь из вены… Сижу на сумках, смотрю ей, маленькой, вслед. Удлиненная вязанная кофта вишнёвого цвета, платье-сарафан, сшитый специально для нее, гамаши, носочки, туфельки. И все те же родные пушистые пряди из- под платка. Медленно пошла, не зная, куда… Просто прямо… Присела на кушетку, сидит «моя кукла» - так дед ее называет наедине. А она так лукаво улыбается: ей смешно и приятно..
- Девушка,- говорю постовой сестре, - можно мне к ней пройти, а то она так и будет сидеть…
Девушка прониклась за пару тысяч рублей, сказала, как поставить сумки, где оставить верхнюю одежду, и пропустила.
Сдали кровь, поселились в палату, переоделись. Начались обследования.
Представить всё было достаточно трудно, но нужно было сделать всё, чтоб ей было не страшно и не больно. Она и не боялась – смелая моя и воинственная спасительница: от скандалов за невыученные уроки до «посягательств» на мою первую и нелепую любовь…со стороны родителей, конечно… Придёт, бывало, к нам в дом - ею собственно, выстраданный и финансированный «проект», за который покойный дед, царство ему небесное, чуть жизни не лишил, поджидая с топором у калитки – деньги-то отложенные «на жизнь», заработанные «на рассаде и капусте», - тю-тю, все ушли на стройматериалы, нужно же дочери, матушке моей, тоже покойной теперь уж, помочь жить начать по-человечески, - придёт в гости, искупаться (у самой то и отопления не было, и ванны), так не было праздника лучше, чем она: самая добрая, самая ласковая, самая справедливая в мире бабушка! Конечно, и самая молодая бабушка. Когда я родилась, ей было без малого тридцать восемь…Как повезло мне, Господи! – не устаю повторять и благодарить Бога за это чудо – быть любимой ею, хранимой ею, быть ее продолжением и душой…Придёт, бывало, к нам в дом, искупается и приляжет на кровать, а меня матушка за уроки «гоняет»: всё не так… Слёзы, крики, обиды, наказанья, разочарования – всё было так «взаправду», так остро и больно, как сейчас помню… Присядет рядом, «спасение моё», прочитает сама задачку, попросит так ласково: «А теперь сама давай, внимательно-внимательно условие прочитай!», - и второй, и третий раз, и всё решение – как на ладони за считанные минуты… Успокоить и приласкать ребёнка надо. «Зарубила» и я себе «на носу», жалею сына… А он, буря, конечно, как и я… Но кто ж не хочет ласки и тепла? «Умничка моя, вот видишь, ты сама все можешь решить!», - скажет и жить хочется от того, что я хоть что-то могу… Потом, уже у нее дома, когда собиралось нас трое-четверо внуков, она так увлекала нас в огороде у себя, что мы, играючи, могли выбрать весь лук на грядках и вынести его с солнцепека в тень под навес… Поди заставь в удовольствие работать, а она могла! И наперегонки, и за ночлег у нее, без родителей, и за лущенные семечки, и за кусок хлеба, намазанный подсолнечным маслом, натертым чесноком и посыпанным солью…Всех могла накормить, всех приютить и приласкать. А для меня, как стали родители оставлять, только-только из пелёнок выползшей, так и не было теплее и роднее места, чем спать с ней на перине…
А теперь она у меня - умничка… Выпила лекарства вовремя, померила давление, записала всё в свою тетрадочку, и ждёт, чтоб продиктовать мне цифры и отчитаться о том, что уже выпила, а что ещё осталось…
-Не хвали меня!, -просит, когда умничкой называю…Плакать ей от этого хочется, а почему, не может объяснить… Смотрит своими глазками, бровки «домиком», не знает, как сказать, что ей тоже за нас за всех боязно, и, может, за себя боязно, да не признается, а только опять скажет, что всех любит…
Как оставить её медсёстрам? Кто подаст ей таблетки, кто принесёт воды? Кто проводит в ту или другую сторону многокилометровых коридоров и этажей краевой больницы с ее бесконечными лабиринтами, в которых и взрослому трудоспособному человеку сложно сориентироваться в первый раз.
Смотрю, как на посту сестричка объясняет дедушке, куда надо идти на исследование – становится страшно, потому что знаю: моя не дойдет, заблудится… А давление еще не стабильное, а стенокардия давит, растеряется, разволнуется, расстроится…Нет, думаю, нельзя так оставлять… Надо договариваться, чтоб водили, или, еще лучше, возили на кресле… Хорошо договариваться, когда есть за что… В принципе, все решается. Решаюсь и я оставить в первую ночь – исследование только завтра, это после него нельзя сутки вставать с кровати и ногу сгибать, но это завтра, а сегодня иду спать домой, в свою «одиночку» одного из общежитий…
Умничка моя, солнышко мое, радость моя, голубушка моя родная, утром позвоню, а к обеду приеду… Всё будет хорошо, ничего не бойся!
- А я и не боюсь, я так себе и сказала – это как внутривенный укол будет… - собираемся с утра на коронароангиографию. В наскоро купленном брючном медицинском костюме, везу вместе с санитаркой и медсестрой мою кровинушку на каталке в операционную. Там ждем, потом ее забирают…
-Алло, Светуль, ну забрали бабулю, - сообщаю сестре и не знаю, почему – зуб на зуб не попадает, держу себя в руках в буквальном смысле слова.
Жду минут двадцать, «Отче наш» читаю, надо успокоиться и твердо верить в успех. Подошла лечащий врач, Карина. Рассказала, что собрался консилиум, что очень большая аневризма аорты, что возможно будут предлагать полостную операцию, что ничего страшного, что 76 лет…у них есть примеры… Думаю об одном: как она там? Вроде и не операция, прокол только, но поди выдержи такое… Милая моя, родная, только держись… Наркоз местный, над ней врач, ассистенты, медсестры, человек пять в операционной… Разговаривают с ней, она что-то отвечает… Ничего, всё будет хорошо, скоро все закончится. И только потом начнется…Операция или стент? Как это будет? Завтра после решения консилиума надо позвать сына её, моего дядьку, чтоб тоже решал, согласен он или нет… Так всё странно, нас вроде всех много ее любит, а мне одной страшно…
Сколько передумано за эти часы… Вся жизнь…
Что есть любовь, а что есть зависимость, а может привязанность, или болезнь? Любовь есть состояние разума и тела, обретающих смысл существования. Чем человек старше, тем смысл глубже, в самых недрах нашего сознания. Там, где сама суть нашего существования открывается мудрецам, за пределами мозга и понимания. Страх потери любимого – страх потери себя самого, словно без него – ты никто, словно незачем тебе жить, раз нет его рядом. Так было в юности, когда какой-то удушающий комок заполнял живот и разрастался внутри медленно и мучительно до состояния, когда тело инстинктивно начинало искать выход – бежать на тренировку, играть на гитаре, сочинять песни и стихи, а потом, обессилев, отключалось до следующего «прихода» страха одиночества. Мне кажется, я родилась с этим страхом. Сколько помню, особенно, когда вселились в новый дом, мне было шесть лет, и сейчас – сорок: как будто чего –то не хватает внутри, какой-то важной части внутри меня нет, а вместо нее эта расползающаяся по животу пустота, душащая, не дающая глубоко вздохнуть, заставляющая себя жалеть, … Возможно, это и правда, болезнь, и как-то можно с этим бороться, и иногда даже получается: где с друзьями, где с алкоголем... Но в основном - трудом круглосуточным там, где можно применить свои знания, энергию, опыт, творчество и способности организатора, режиссера, дизайнера, декоратора…. ну и дальше по списку… тех качеств, которые были развиты в процессе обучения теперь уже в трёх ВУЗах. Зачем? А в основе всё тот же бег от страха одиночества…
Теперь приходит иное. Да, было бы здорово иногда, хотя бы раз в неделю скрываться от проблем и забот в лучах света и беспрецедентного обожания того, кого называла любимым. И это был замкнутый круг – я летела к нему на крыльях, сильных и красивых, как у белых птиц. Затем видела, как на его деревьях под ласкающими лучами солнца, словно в убыстренном видео - воспроизведении, распускаются первые почки, превращаясь в белоснежную дымку цветов, от которых его глаза становятся источниками волшебного, фантастического, божественного света, затем несколько минут всепоглощающего восторга, нежности, зависти к самой себе, бесконечности… Несколько минут бесконечности, сменяющейся горьким отчаянием предстоящей разлуки. Незаконченный роман, потому что круг никак не мог разомкнуться. Таково было наше желание. И вот…приходит иное.
Она всегда была и есть мой земной ангел-хранитель. Есть русское слово – «берегиня». Это она, моя милая «партизанская» бабушка, хранящая все мои сны, все мои тайны, всю мою душу.
Теперь мне впору учиться быть «берегиней»… А любовь – вечность, она и вдохновляет и пугает. Возможно, она и будет, и есть, и плачет где-то сидит, болящая моя любовь, в укромном уголке моего сердца… Да только выходит, что нет важнее другого сердца – бабушкиного! Единственного, вмещающего в себя любовь ко всему Божьему, а потому огромному и горячему, как солнце.