В предыдущем своём рассказе я написал, что наступила весна и даже упомянул об апреле.
Дело в том, что я не упомянул в той части рассказа, что осенью предыдущего года в нашу часть поступило пополнение новобранцев. Их было не очень много, и их быстро распределили по ротам. Часть попала в верхнюю роту, часть- в нашу роту. «Деды», даже в звании ефрейтора позволяли себе вольности в отношении этих перепуганных мальчишек. В моём взводе я всячески пресекал эти вольности, давая наряды вне очереди провинившимся, а иногда и посылая на «губу». Другим путём справиться было нельзя.
Посылки, приходившие от родителей солдатам, поступали в каптёрку старшине, Там же они вскрывались, и всё хорошее забиралось и делилось между старшиной и сержантами, остальное отдавали солдату. А в роте он должен был ещё поделиться с другими. Это было нормой того времени.
Так вот, среди выстроившихся тогда новобранцев, я заметил одного солдатика маленького роста, но крепкого телосложения. Просто случайно мой взгляд упал на него. Мой заместитель по взводу- украинец, как я уже упоминал, сказал, что их полку прибыло. Я спросил, что он имеет ввиду. Он указал на этого маленького солдатика. «Этот- с Западной Украины. Но мы с ними не дружим. Они нам, как чужие. У них там совсем не так, как у нас на киевщине».
Этот солдат в нашу роту не попал, а попал в верхнюю роту, и я на какое-то время забыл о нём.
Почему я о нём написал? По роду своей деятельности до армии мне часто приходилось бывать на западной Украине: во Львове, Тернополе, Ужгороде и Ровно. Был ещё один посёлок высоко в Карпатах. Там расположился один из наших заводов, выпускавший запчасти для телевизоров. Ещё в те времена люди, жившие там, называли нас «москалями». Мы как-то тогда не принимали это близко к сердцу и даже не было обидно. Но как-то нам сказали, что «москалям» в магазине продаём только супы из пакетов и больше ничего. А магазин был один на ближайшие сто километров. В столовой, правда, обеды продавали. Мы проводили в этом посёлке иногда до месяца, питаясь этими пакетами. Как-то удавалось достать хлеба и картошки.
Да и во Львове не были очень любезны. Никто не называл точного адреса предприятия, а посылал в противоположную сторону.
И только сейчас в эти годы, вспоминая всё это отношение к нам с тех времён, ясно понимаешь: откуда взращивалась ненависть к России, к нам – россиянам. И становится очень хорошо понятными корни Майдана и действия головорезов с Западной Украины. Это место всегда было пороховой бочкой для СССР.
Вот о чём я думал тогда, разглядывая этого солдатика из Западной Украины.
28 апреля 1969 года в четыре утра раздались выстрелы карабина. Было, кажется, воскресенье. На КПП завыла сирена. Были условные сигналы: одна минута – одно, две минуты – другое, три минуты- война! Жёны это знали. И, когда я убегал на свою площадку, жена громко рыдала, беспокоясь за детей.
Трудно себе представить: вой сирены, яркое апрельской солнце, голубое небо и – война!?
Это не укладывалось в голове. Но сирена продолжала выть и более трёх минут. Я бежал по лесу на свою площадку, когда раздались ещё выстрелы. Что это могло быть? Я ломал себе голову, но бежал. Наконец, задохнувшийся, я достиг своих станций. Солдаты были в полном боевом вооружении, по краям площадки были окопы, и в них тоже сидели солдаты с оружием и пулемётом! Всё было по боевому расписанию для наших частей. Солдаты были напуганы, но паники не было. Раздался телефонный звонок внутренней связи. Спрашивали меня. Я взял трубку, и глухой голос нашего командира роты приказывал мне возвратиться назад. Пошёл отбой сигнала, то есть было не до разговоров. Назад я не спешил, так как ничего не ел, и десять километров забрали последние силы. Я зашёл домой, успокоил жену и детей, и сказал им, что это не похоже на войну, здесь что-то другое. Но что? Я этого даже во сне представить себе не мог.
Я поел и пошёл в роту. Когда я проходил волейбольную площадку, раздался выстрел. Пуля попала в железный столбик волейбольной сетки, и с жужжанием улетела куда-то. Услышал чей-то крик: «Лейтенант, ложись!». Я не лёг, но раздался второй выстрел. Кирпич разлетелся на мелкие кусочки, и я, наконец понял, что огонь ведётся по мне! Я поднял глаза на казарму. Стоя и прижавшись к стенам, стояли солдаты. Они были вне линии огня. В несколько прыжков я добежал до них, спрашивая в чём дело. Они знали пока только одно: на КПП убит майор- дежурный по части и его помошник (мой солдатик). Я медленно стал пробираться ко входу в роту вдоль стены. Ещё ничего не было понятно. Кто стрелял и откуда? В проходе мне крикнули: «Ближе к правой стене!» Под лестницей на полу с простреленной грудью лежал один из лучших моих сержантов. Он был убит. Когда я рванулся к дверям, меня буквально втащили в казарму.
Наконец я – в канцелярии. Здесь были командир роты, Андрей и старшина роты. Все они были бледные. Потом капитан сказал, что расстрелян весь караул суточного наряда. Всего семь трупов. Стрелял солдат из верхней роты, засевший у входа на чердак со стальной перегородкой. Оттуда простреливалась большая часть территории и все проходы на первый и второй этажи.
Тревогу подняли мои сержанты- москвичи. Они вбежали на КПП, увидели развороченные спины майора и солдата (солдат в это время спал, ему было положено), и включили сирену.
На частью завис вертолёт. Спускались люди в штатском с оружием в руках. Они сразу ложились за валуны возле плаца. Они пытались прицельно стрелять, но ничего не получалось. Тут я узнаю, что стрелявший был тем самым маленьким, крепким солдатом из Западной Украины. Накануне вечером на разводе суточного наряда майор сделал этому солдату замечание, что у него грязный подворотничок. Он велел перешить его. Всего-то. Майор был моим соседом по лестнице нашего дома. Два дня назад он вернулся из Академии в звании майора. У него был маленький сын лет четырёх, и красавица жена. Сам майор был тоже очень красивым и умным офицером. Это была верхняя рота, и солдат этот был его солдатом. Этот солдат выполнил приказание майора и вернулся в строй. Он заступал дневальным по роте. Ему полагался нож. Кто служил, тот всё это знает.
Вот тут я на мгновение и вспомнил Устав гарнизонной и караульной службы! Его сержант, подошёл к нему и сказал: «Я полежу пару часиков, если кто будет идти, разбудишь!» Ключи от оружейной комнаты были у него в руке. Солдат аккуратно потянул ключи, и вытащил их из ладони. Пошёл открыл оружейную комнату, взял карабин и несколько магазинов к нему. Затем, оставив свой пост, пошёл на КПП. Там не было стекла. В последнее время все об этом говорили, но никто не сделал. Он в упор застрелил майора-своего обидчика, заодно и моего спящего солдата. Стал возвращаться. Навстречу ему выбежал мой сержант, спрашивая: «Кто стрелял?». Сержант побежал на КПП, и всё понял. Когда он побежал обратно, то солдат ждал его за углом у входа в казарму.
(Я всё это время ещё бежал на свою площадку). Солдат выстрелил ему прямо в грудь. Караул из трёх солдат уже бежали навстречу. Но они плохо понимали, что делали, и все были убиты тремя выстрелами. Солдат беспрепятственно зашёл на второй этаж, и устроился за железной перегородкой.
Наша квартира оказалась в зоне обстрела. И жену с детьми перевели в другую: к соседям. Через некоторое время в ворота въехал БМП с приличной пушкой. Он встал посреди плаца. Если бы он выстрелил из пушки, то снёс бы не только чердак, но и половину крыши.
Пришёл приказ: «Взять живьём, не стрелять!». Ко мне подошёл командир роты и сказал, что он оставляет мне сержанта и пулемёт, а сам через дальнее окно уведёт личный состав в лес. Хитрый, подумал я!
Раздалась команда: «Газы!». Откуда-то стали кидать шашки. Белый дым застилал всё вокруг, и вскоре ничего уже не было видно. Дышать в противогазе было тяжело. Пулемёт стоял на тумбочке и смотрел в проход лестницы. Я в очко противогаза показал сержанту: не стрелять. Долго стояла тишина. Я здесь опускаю много мелких подробностей. Но они- не главные. У солдата- преступника противогаза не было. Наконец дым поднялся до верхнего этажа, и он стал кашлять. Его рвало. Упал возле нас его карабин, магазины. Он, видимо, вылез из-за своего укрытия. Его ждали уже на втором этаже. С грохотом толпа людей катилась по лестнице. Я ещё раз показал сержанту кулак- не стрелять. В дыму тела кричащих что-то людей выкатились на улицу, то есть на дорогу к плацу. Выскочили и мы с сержантом, срывая с себя противогазы. Вблизи дышать было нечем, и мы отбежали от входа.
Пред нами предстала картина: этот солдат стоял в стойке с двумя ножами, готовый к нападению. Но тут вмешались штацкие. Каким-то ударом они сбили его сног, он ещё раз успел подняться, но получил удар в солнечное сплетение и рухнул. Кто-то начал бить его сапогами. Но тут подскочил зелёный бронированный ГАЗик, защёлкнули солдата наручниками, быстро затолкали в эту машинку, и быстро уехали из части. Его мы больше никогда не видели. Узнали позже, что он был полностью вменяем и обиделся на своего командира- майора, и решил отомстить. Семь трупов. ЧП первой категории по перечню Министра обороны.
Почему-то меня послали в город на грузовой машине за гробами. На следующий день приехали почти все родители убитых. Стоял стон на всю часть. Они кричали, что мы убийцы.
На другой день было Первое мая! А у нас были похороны. Гарнизон был построен по фронту. Фуражки – на руке. Гарнизон был возбуждён, оружие для караула выдали не заряженным.
Похороны были ужасными под крики и стоны матерей. Гробы увозили в автобусах на родину. Мы плакали. Это было нельзя забыть никогда!
На следующий день приехали комиссии из штаба Армии: генералы, полковники. Начались проверки с Устава гарнизонной и караульной службы. Командира части- полковника разжаловали и уволили из армии. Много ещё чего было. Сержант, уснувший в верхней роте, был отдан под трибунал.
Я, только с момента начала событий на Украине, начал глубоко понимать и осмысливать случай, произошедший с этим украинским солдатом, не просто украинским, а с Западно- Украинским. Если поднимать историю Западной Украины, многое станет понятным (речь идёт об этих территориях и населении, населяющем эти территории), но это – не суть рассказа, это дальнее эхо, прилетевшее в те годы и из тех мест, и проявившееся в армейских частях. А армейские части до некоторых пор были совершенно закрыты для внешнего мира. На всём лежала печать секретности.
Если бы мы – граждане СССР не были спроецированы на наше Правительство, Политбюро ЦК КПСС, на Коммунистическую партию, то легче можно было разобраться с вопросами национальной политики, многое можно было предусмотреть и предупредить. Но тогда было только так. Во всяком случае, для простых людей.
Позже мы узнали, что наш случай- не редкость. Такое происходило во многих закрытых частях. Случаи самоубийства солдат от дедовщины были повсеместно. Просто тогда об этом не говорили. Были и случаи, похожие на наш.
В мае начались учения нескольких армий. Наша армия и наши подразделения участвовали в этих учениях. После окончания десятидневных учений на офицерском совещании в нашей части был зачитан приказ Главкома наших войск о награждении меня и Андрея почётными грамотами Главкома наших войск за проявленное мужество и героизм на прошедших учениях, которые нам торжественно вручили вместе с новыми погонами с досрочным присвоением следующего звания. Больше грамот не получил никто. Это было шоком и одновременно радостным событием для этого военного городка, когда два офицера, не служившие солдатами, так смогли проявить себя, грамотно работая с техникой, обеспечившей связь всех родов войск, участвовавших в учениях. Это было связано с сильнейшей грозой, выбившей средства связи, но которую мы смогли удержать, создав из сгоревших радиостанций одну, проработавшую десять суток на пределе возможностей этой техники. Более того, пришёл приказ о досрочном увольнении в запас нас с Андреем с выплатой денежных пособий в тройном размере. Мой старший сын в этот год пошёл в школу уже в родном городе, и наша жизнь потекла, как прежде.
Что я унёс из армии тех лет? Нам предлагали остаться и служить на высоких должностях. Начальство давно убедилось в том, что мы были высококлассными инженерами, а техника нуждается в них. Мы не согласились. Уровень подготовки офицеров, окончивших войсковые училища, был низким. Контингент, в основном не городской, да и служить они особо не рвались. Много нерадивых офицеров в то время были уволены из армии, прослужившие и десять, и пятнадцать лет. А что они умели? Кем они стали на гражданке? Мне это неизвестно. Если бы описать все случаи, происшедшие за полтора года службы, то получилось бы много рассказов, но это, в основном – грустные истории, не такие, как я рассказал, но не менее грустные.
Сегодня сокращают ВУЗы один за другим. Это правильно. Появилось очень большое количество левых заведений, из которых выходят люди с профессией «НИКТО», так как они не услышали ни одной лекции, не сделали ни одной толковой работы, а просто платили деньги. Я не знаю, как обстоят дела в общевойсковых командных училищах. Кто это может проверить? Но тогда я видел, что специалисты в нашей части были, мягко скажем, слабые.
А сегодня с новой техникой это совершенно недопустимо. Сегодня в армии нельзя быть посредственным специалистом. Я хочу пожелать учащимся в высших военных учебных заведениях отличных знаний и навыков в работе с техникой. Успехов Вам!
13 февраля 2016 год.