ПОХОД.
Осенняя ночь гнала невидимые листья по холодной черной земле. Маленький деревянный дом на краю села то и дело поскрипывал, как будто ворчал, недовольный разгулявшимся и мешающим спокойно подремывать ветром; оконные рамы гудели и стонали; откуда-то издалека сквозь ветер доносилось жалобное мяуканье.
Коля внезапно проснулся, но не от ветра – ему показалось или приснилось, что он проваливается куда-то вниз, прямо сквозь кровать – и стремительно падает в бездонную пропасть. Проснувшись, Коля приподнялся и еще некоторое время с сомнением ощупывал под собой подушку, смятое одеяло, скатавшуюся простынь. Бабушка говорила, что такие падения во сне означают, что человек растет. «Опять падал? Значит, на полмиллиметра за ночь вытянулся!» - улыбалась бабушка. Будучи врачом, она всегда всему находила рациональное объяснение. Коля ей верил, но чувствовал, что как бы то ни было, а падал он по-настоящему и не разбивался вдребезги только потому, что вовремя успевал проснуться.
В комнату вошла сестра. В длинной белесой ночнушке она походила на маленькое привидение.
- Ты чего? – спросил Коля.
- Ветер, - ответила Аня и подошла к окну.
- Ты не слышала, папа пришел?
- Не знаю. Я спала. Давай посмотрим в окно. Там где-то кошка мяукала. Может, это Анфиска?
- Она бы на окно запрыгнула. Это чужая, наверное.
Он встал с кровати и подошел к окну. В это время по стеклу ударили первые холодные капли дождя. Они оба, не сговариваясь, подумали, что если папа еще не вернулся с работы, а только идет, то ему, наверное, жутко и холодно в этой промозглой осенней черноте.
- Завтра папа обещал пойти в поход – в дальний лес, за пруд, - сказал Коля и печально вздохнул. – Но если дождь не прекратится, никуда мы опять не пойдем…
- Он мне точно обещал, сказал: точно-точно пойдем. Обуем сапоги, возьмем рюкзаки, провизию. И пойдем. Я знаю: точно пойдем…
- И костер разведем. Хорошо бы, так оно и было…
Ветер немного стих, а дождь, наоборот, усилился.
Аня вернулась в свою комнату, легла в кровать и хотела представить себе, как завтра они с папой пойдут в лес, но не успела, потому что заснула. А Коля еще долго не спал, прислушиваясь к дождю, к скрипам оконной рамы, к дальнему жалобному мяуканью, и все гадал: пришел отец или не пришел. Неожиданно за стенкой послышалось приглушенное хихиканье, а потом забубнил низкий бесконечно знакомый и родной баритон, и опять – приглушенный смех. Слава богу, значит, папа дома, - опять маме что-то смешное рассказывает. Коля перевернулся на другой бок и тут же заснул.
Завтрак проходил, как всегда бывало в выходной, весело: Коля и Аня то и дело давились от смеха с набитыми кашей ртами, внимая отцовским не всегда интеллигентным шуткам. Мама иногда пыталась вразумить его, но всякий раз сдавалась и сама принималась сдавленно, но неудержимо хихикать, отчего за столом всем становилось еще веселее…
- И вот Петя важно достает свой кожаный чемоданчик – ни у кого такого не было – а на нем старательно выведено: Петя – говночист. Да так нацарапано – не сотрешь, - это была одна из отцовских историй о пионерском лагере. – Петя, плача, стал пытаться стереть надпись. Но кто-то постарался на славу. А что? Пижон тоже нашелся – чемодан кожаный, как у взрослого. Сам весь важный такой! Нет уж. Говночист!
- Говночист! – повторил Коля, чувствуя, что не может дышать от приступа смеха. – Слово-то какое!
- Ха-ха-ха! – у Ани половина каши вывалилась изо рта и упала обратно в тарелку.
- Ладно, хватит о какашках! – потребовала мама.
- А он что, правда чистил какашки? – поинтересовалась Аня, и это тут же вызвало новую смеховую бурю.
У отца был потертый кое-где с дырочками старый рюкзак военной расцветки. В рюкзак были положены спички, прошлогодняя газета, целлофановый пакет с баранками, термос со сладким чаем и два плюшевых медведя, без которых поход для брата и сестры делался невозможным.
- Может, возьмем одного медведя? – спросил отец.
- Пап, надо два. Они легкие, - ответила его дочь твердо.
- Мне бы такой же, только маленький рюкзак – я бы взял еще двух медведей и еще пакет с провизией, - сказал Коля. – Пап, возьми на всякий случай еще коробок спичек. Вдруг эти отсыреют.
- Мы идем в лес на три часа. А не на три дня.
- А вдруг заблудимся!
- Компас!
- Карту!
- Я нарисовала карту!
- Бери!
- Надо еще теплый свитер!
- Часы с фосфорными стрелками – чтобы ночью время знать!
- Мам, где компас?
- Где свитер?
- Часы и карту!!!
Они вышли уже далеко после обеда. Солнце светило предвечерне и как это обычно бывает в конце сентября – с грустинкой. Ветхая калитка в задней части двора была прикрыта, и они вышли в поле. Приближался лес. Этот лес был виден со двора и казался издалека зубчатым пятнистым забором (летним днем – зеленым, в осенние сумерки – сиренево-серым). Теперь он становился все менее похожим на забор и все более похожим на лес: уже можно было различить отдельные деревья – березы, осины, дубы, ели.
Отец шел в кирзовых сапогах, которые, кажется, у него сохранились еще с армии. Старые, кое-где дырявые брюки когда-то были парадными, в них отец, это Коля хорошо помнил, ходил играть на свадьбы, выступал в клубе. Коричневая вельветовая рубашка была самым опрятным предметом его туалета, если не считать специфического «мышиного» запаха кладовки, в которой она хранилась. Отец шел бодрым уверенным шагом по узкой едва заметной тропинке, а дети молча шли следом за ним, еще до конца не веря, что это наконец-то и не смотря ни на что все-таки произошло: они идут в поход! В лес!
И лес поглотил эти три маленькие смешно одетые фигурки. Одна самая маленькая и самая смешная из них зашла в лес весело и по-детски легкомысленно. Она полностью доверяла самой большой, одетой в армейские сапоги фигуре. Средняя фигурка в этот момент была серьезна. Торжество и непонятная тревога охватили ее. Не то, чтобы она не доверяла самой большой. Но среди больших деревьев даже самая большая, самая сильная и смелая человеческая фигура терялась и становилась как будто жалкой и беспомощной. А деревья стояли тихо и наблюдали за ними, лишь иногда едва заметно наклоняя к ним любопытные ветви.
Они пересекли знакомый ручей – к нему они время от времени приходили за родниковой водой. Прошли березовую рощу, где прошлой осенью было полным-полно чернушек. Просека. Большая поляна, тоже знакомая. Ну, пока это не интересно – знакомые места. Вот войти бы в глухой, нехоженый лес! Или пройти через болото…
Коля просил то и дело: пойдем вдаль, пойдем далеко-далеко, туда, куда не ступала нога человека! Аня ему вторила: у нас карта – не заблудимся! Пойдем в страшный лес! Этот – не страшный! Отец долго оставлял их просьбы без внимания, но в конце концов не выдержал и сказал: страшный лес хотите? Ну-ка закройте глаза! Дети радостно выполнили эту команду, предвосхищая что-то интересное и, конечно же, совсем не страшное.
- Теперь откройте, - послышался странный хриплый незнакомый голос.
Они открыли и… никого не увидели.
- Пап. Ты куда спрятался?
- Вылезай!
Тут ветви большого еще зеленого кустарника страшно затряслись. Раздалось нечеловеческое сопение и страшное кряхтение, после чего из-за куста стала появляться
сгорбленная, трясущаяся, страшная фигура. Взъерошенные черные волосы, как вороньи перья, нос с горбинкой, как у бабы Яги, бородка, как у Кощея Бессмертного.
Оно опиралось на толстую кривую палку и шарило по сторонам черными, как прошлая ночь, невидящими глазами.
- А-а! – заорала Анюта. Она не на шутку испугалась! Прижавшись к брату, она едва сдерживалась, чтобы не броситься бежать куда глаза глядят.
- Ну что ты, это же папа… Ха-ха-ха…- но смеяться у Коли не получалось: то, что вышло из-за кустов, лишь отдаленно напоминало отца. Он инстинктивно сделал несколько шагов назад.
- Чудище! Оно съело папу и надело его рубашку! – сестру по-настоящему трясло.
- И сапоги!
Чудище скрылось за кустами, недовольно ворча. Через миг оттуда вышел отец, живой, здоровый и сияющий:
- Ну что, как вам в страшном лесу?
- Нет, не надо больше страшного леса!
- Пап, а это был ты?
Коля и не заметил того момента, как закончились знакомые места и начались незнакомые. Или может это были знакомые, но просто забытые места? Но раз сейчас они были забыты, то что толку, что когда-то они были знакомы…
Темные ели, низкие кусты. Осинки, маленькие ели и мох под ногами. Большие осины и ветер. Большие кусты, незнакомая поляна. Какая-то незнакомая просека.
Впереди, уверенно покачиваясь, движется фигура отца. Но у Коли тревога всё нарастает. Он все время смотрит на эту большую шагающую фигуру в черных сапогах. Знает ли отец на самом деле, куда мы идем? Или это уверенное движение вперед – лишь видимость?
Аня уже мечтала о сушках и чае. Но она не собиралась никому об этом говорить.
В походах сначала надо много-много идти, а потом немного поесть. А иначе это не настоящий поход. Совсем не поход! Если честно, то Коля тоже подумывал о сушках в перерывах между мыслями о том, заблудились они или нет.
Темнело. Не то чтобы совсем темнело. Нет. Просто в лесу становилось как-то неуютно. Невесело. Неинтересно. Елки сменяли березы. Березы чередовались с осинами. Осины снова превращались в ели… И все как-то бледнело, блекло, обесцвечивалось. И темнело.
- Надо искать просвет, - сказал Коля, который уже был уверен, что отец не знает, куда идти.
- Надо встать и послушать, в какой стороне шумит дорога, - предложила Аня, которой всегда было приятно внести свое конструктивное предложение.
Они остановились. Присмотрелись, прислушались.
- Дорога шумит отовсюду, - заключил отец. – Но идти нам в ту сторону. На запад.
- Но солнце заходит, кажется, там, - заметил Коля, указывая в противоположную сторону.
- Там просто облака отсвечивают. Солнце садится там, - ответил отец.
- Пап, у тебя в рюкзаке компас. Давай посмотрим, - весело закричала Аня.
- А что смотреть-то? И так сейчас выйдем, - сказал отец, как показалось Коле, не совсем уверенно.
Кажется, начало темнеть уже серьезно. Или солнце зашло за облака, или уже за горизонт – увидеть это было невозможно. Лес серел и синел на глазах. Но тут впереди показался просвет. Они прошли сквозь березняк и вышли на опушку. За полем виднелись домики соседней деревни. Слава богу! Выбрались! Тут из-за облаков выглянуло оранжевое солнце, и все озарилось ярким бронзовым сиянием. Радостные детские лица брата и сестры были обращены к солнцу, которое, как оказалось, еще и не думало заходить, оно просто решило немного поиграть в прятки.
- Сколько отсюда до нашего дома, как ты думаешь? – спросил Коля у сестры.
- Километра два.
- Нет, думаю, больше. Но мы уже вдоль опушки пойдем. Не через лес.
- Да. В лесу скоро будет ночь.
- Она уже там. А здесь – еще день! Вот как!
- Дети, я чай разлил. Объявляю привал! – послышался голос отца. Они обернулись и увидели, что отец прилег на травку и уже вовсю уплетает сушки. Они тут же бросились к нему – естественно наперегонки. Горячий чай из термоса дымился в жестяных кружках, и никогда еще он не казался таким сладким, а простые соленые сушки – такими вкусными. Вечернее солнце освещало три маленьких фигурки, и в этот момент все они – и эти три человечка, и само солнце – были беззаботными детьми. А впереди была зима.