Почему так звали чистенькую и просветлённую женщину?
Можно было только догадываться. Есть здесь такие слова, от которых веет седой стариной.
Может, сделала первые шажки девочка, неуверенно покачнулась, и мама её ласково и с любовью сказала:
- Шуня ты моя.
С тех пор и до глубокой старости звали её за глаза Шуней. А имя её было Марфа.
- Ой, девки, еле встала. Шунёт меня ноне. Лонись хорошо было, -
скажет бывало моя соседка Лидия.
И означает это слово «качает».
А девкам уж восьмой десяток и они сочувственно кивают, соглашаются, что и их уже шунёт.
До последнего часа делают они свою привычную по хозяйству работу. И всё-то мне видно из окна.
Вот развешено бельишко на верёвке. Значит, в баню сходила соседка. И сразу же рученьками, без машинки постирала.
Вот только солнышко пожарче пригреет, достаёт она из сундуков постели, шали старинные, одеяла немодные, пестряди домотканые и развешивает тоже на солнышке, чтобы всё её богатство проветрилось, прожарилось.
Бережёт с трудом добытое.
- А кому это надо будет? - с грустью думаю я.
Ведь только название «постели». А на самом деле это- наматрасники, тоже тканые на кроснах и сшитые вручную из крепкого льняного полотна, которому износа нет.
И в каждом доме, на верхнем сарае или на чердаке стоят эти громоздкие кросна. Осенью и в долгие зимы их вносили в избу, ставили у окна и пряли половички, рукотёры
У кого душа была весёлая, тот радугой ткал. От таких половичков в избе было весело, словно играло солнышко.
Шуня родом была из другого села.
Вышла замуж, родила детей. Война.
Муж вернулся с войны еле живой. Его даже на одеяле выносили из избы, помнит дочка. Но дом успели поставить. И баньку маленькую. Дом был высокий, в два этажа.
Я узнала Шуню, когда она была уже маленькой и светлой старушкой с ласковыми и доверчивыми глазами. На лето приезжали они с дочкой в свой дом.
Никогда я не слышала от этой женщины деревенских пересудов, ни одного слова осуждения кого-либо.
Она сидела за чистым, покрытым яркой клеёнкой столом, улыбалась приветливо каждому вошедшему, приглашала попить чайку. Печка сверкала белизной. Посудка искрилась от чистоты.
Дочка Нина была вся в маму.
Четырнадцатилетней девочкой уехала в Прибалтику, там и укоренилась. Но помнит детство своё деревенское, как пасла она свиней. Свиньи и поросята рылись в земле и миролюбиво хрюкали. Приморившись на солнышке, Нина уснула. А узелок с хлебом и картошкой положила под голову.
За домом цвели в лугах островки сиреневой герани. А дальше в туманной дымке плыли синие леса.
Когда проснулась, от маминого платка, в котором была завязана еда, остались только клочья. Свиньи съели и кусок хлеба, и несколько картошин.
Больше всего девочка боялась, что мама огорчится из-за платка.
Нина улыбается, вспоминая это.
Старики, старики…
Что с ними делать?
Как с ними быть, когда они уже беспомощны?
И отрываться они не хотят от родного угла, не едут на чужую сторонушку.
И каждый год дочь с матерью жили в этом скромном доме, в котором светлее и светлее становилась улыбка Шуни.
А у Нины там разваливалась семья.
Сейчас я вспоминаю, как ночевала однажды в районной гостинице в общем номере. Не на чем было добраться до дома. В просторной комнате нас было трое. На соседней кровати лежала согнутая пополам старуха, которой перевалило за девяносто. Рядом плакала безутешно её дочь.
Она звала мать с собой в Болгарию, но мама ни в какую не соглашалась.
Она была когда-то сильной, высокой и красивой женщиной. Выстояла в войну с детьми, с голоду не померли. И столько за свою жизнь тяжёлой работы переделала, что её вот так согнуло пополам.
Плакала женщина от того, что надо было ей уезжать к детям и оставлять мать одну, оставлять в доме для престарелых.
Она водила её по кабинетам районной больницы и сокрушалась, рассказывала, что в цивилизованном мире таких женщин по кабинетам возят в специальных креслах.
И пришло время, когда Шуня отошла в мир иной.
Было это при мне.
Мы сидели с её дочерью на широкой лавке.
Мается человечек маленький, когда приходит в этот мир.
Мается он, когда и отрывается навсегда от этого мира.
Радостный и доверчивый приходит он в этот мир.
С горечью уходит он из мира, познав его жестокость и несправедливость.
И только самые светлые души уходят с улыбкой, прощающей всех и всё.
Как мечтала Шуня, так и получилось.
Среди заповедных сосен, у тихой речки, выбегающей из Святого озера, нашла она своё пристанище.
Светлой вам памяти, нас родившие,
в трудах и горестях прошли вы по земле…
фото автора