Верность

Александр Ведров
Любовь бывает одна.
Ф. Лорашфуко

Танюшка росла бедовой и настырной девчонкой. В любое дело ей надо было встрянуть поперек, чтобы было не так, как заведено у людей, а по-своему. Даже через открытую калитку со двора на улицу она не выходила, а перелезала рядом, через забор. Всякие сантименты наподобие душещипательной дружбы со сверстницами были глубоко чужды ее своенравной натуре. Татьянка терпеть не могла девчоночье сюсюканье, а с пацанами то и дело дралась, причем на равных.

Детский садик был для нее чем-то вроде тюрьмы. Пока отец, забиравший ее из детского учреждения, шел домой по улицам, вырвавшаяся на свободу девчонка стремглав преодолевала заборы и напрямую, через чужие огороды, раньше провожатого прибегала домой.
- Куда ты, Таня? Там же собаки! – пытался остановить ее отец.
- Они меня знают! – доносилось ему в ответ.
- Вернись сейчас же, отлуплю! – грозился отец.
- Я тогда всем расскажу, что ты самогон варишь!
Этаким демаршем дочурка действовала на самогонщика как волшебной палочкой. Отец мгновенно стихал, ведь государство, владеющее монополией на изготовление спиртных напитков, нетерпимо относилось к мелким конкурентам и преследовало их по закону.
 
Настоящую привязанность Таня испытывала только к бессловесным четвероногим друзьям – домашней кошке Марише и псу Трезору.  Мариша была отчаянным охотником – она смело шла на любую, даже самую крупную, крысу, беспощадно уничтожая серых тварей. Насколько непримиримой была кошка по отношению к крысиному отродью, настолько же ласковой и податливой к маленькой и взбалмошной хозяйке дома. Кошка чувствовала в Таньке родственную душу, сильную и независимую, и буквально млела в обществе любимой избранницы. Девчушка, в свою очередь, по детскому недомыслию досаждала и притесняла Маришу, но та с поразительным терпением и великодушием сносила Танькины проделки.

С Трезором у Тани сложились иные отношения. Огромный пес, напоминавший телосложением сенбернара, неизменно брал ее под защиту от материнских гонений, которые поделом обрушивались на проказницу. Когда зареванная девчушка подходила к защитнику, тот брал ее зубами за руку и уводил в свою будку, которую с учетом размеров правильнее было бы назвать собачьим домом. Там он вылизывал детские обиды, тормошил ее влажным носом, укладывался рядом, отпуская подопечной благотворную успокоительную терапию.

Убегая от грозившей расправы, девочка порой влетала в заветное пристанище, и тогда Трезор занимал у входа оборонительную позицию, не допуская в свои владения разгневанную  мамашу. По интонации голоса и позе преследовательницы, когда она упирала фертом руки в бока, он безошибочно определял грозившую Таньке опасность и начинал предостерегающе рычать, давая понять, что беглянка не будет выдана на расправу. Если же хозяйка, сменив гнев на милость, подходила к будке с опущенными вниз руками и обращалась к набедокурившей дочурке спокойным голосом, ей открывался доступ к затаившемуся в дальнем углу чаду.

Так бы и подрастала балагуристая девочка, если бы в некую черную годину в ее безоблачное детство не вторглась непоправимая беда, да не одна. Сначала в стайке нашли окоченевшие тела кошки и крысы, крепко сцепленные между собой в предсмертном противоборстве. Крысе удалось добраться до кошачьего горла и сомкнуть на нем острые челюсти, но Мариша и на этот раз не выпустила извечного врага из смертельных объятий, распотрошив ему брюшину. «Маришенька, как же ты не управилась с этой вражиной, я бы никогда тебя не обижала», –  горевала Танюша, запоздало осознав тяжесть понесенной утраты.

Не успела бедняжка оплакать Маришину погибель, как ее постигло новое жестокое испытание. Небольшой городок, в котором проживала Танюшкина семья, хорошо знал черный фургон, разъезжавший ночами по притихшим безлюдным улицам. «Черный ворон опять закружил, будут у кого-то непрошеные гости», - переговаривались жители, которым доводилось видеть зловещий грузовик с крытым кузовом…

В тот день команда «черного ворона», сменив профиль служебной деятельности, устроила облаву на бродячих собак. Надо же было такому случиться, что Трезор, спущенный с цепи прогуляться на воле, попал под облаву. Таня, находившаяся невдалеке, бросилась на защиту любимца, оказавшегося в смертельной опасности. Она обхватила ручонками своего друга, теперь единственного на свете, объясняя «дяденькам», что это домашний пес, и она отведет его домой.

Но собачьи охотники, не внимая Танюшкиным мольбам, оторвали ее от пса, осознавшего плачевность своего положения и возлагавшего все надежды к спасению только на маленькую защитницу. Настала Танькина очередь заступиться за Трезора, у которого она не раз находила надежное укрытие. Она бросалась на стражников порядка, билась в истерике, отстаивая жизнь обреченного друга, но силы были слишком не равны. Не помогли и соседи, подтверждавшие «домашнюю прописку» провинившегося пса, который понуро ждал своей участи. Команда «черного ворона», закаленная в бесцеремонных обращениях с «врагами народа» и прочими чуждыми общественными элементами, была безжалостна. Выстрел – и Таня лишилась еще одного друга, последнего в едва начавшейся детской жизни. Его большое бездыханное тело собачники забросили в кузов, и фургон уехал в предписанном направлении…

С того времени минуло полвека. За пройденный жизненный путь Татьяна Михайловна не забыла своих погибших друзей, не вычеркнула их из памяти сердца. Сохраняя верность давней дружбе, она не заводила других кошек и собак. Возможно, они сгладили бы боль понесенной в детстве утраты, восстановили бы нарушенное душевное равновесие Татьяны Михайловны, но тогда в обретенной благости померкли бы дорогие ей образы, отодвинутые новыми пришельцами на второй план.

Ее давняя дружба с четвероногими спутниками детства выдержала испытание временем.