- Нет, это невозможно! Ничего найти нельзя! – возмущалась приехавшая на каникулы дочь-старшеклассница,- и зачем тебе это старьё?!
- В квартире повернуться негде! – продолжал звенеть мелодичный голосок. Вот стол – это что?! Полкомнаты занимает! Выбросить пора, стол-книжку купить, - она прихлопнула по столешнице, расстроенно скрипнувшей под скатертью.
- Он тоже складной, ты же знаешь, - я сочувственно взглянула на старый буковый стол, под который когда-то мы обе ходили пешком. Тот смущённо молчал. Его купил ещё мой дед, вернувшись из эвакуации. О, этот стол много повидал на своём веку: шумные семейные праздники с пирогами и тортами, песнями и танцами, голых младенцев, которых фотографировали на нём, игравшем роль пеленального столика, учебники с первого по десятый класс, курсовые и дипломные разных специальностей. Довелось ему быть и гладильной доской, и верстаком, и столом для раскроя, и подставкой под аквариум, и, в недавние годы, компьютерным столиком, и…галёркой. Когда родня и соседи собирались смотреть единственный в подъезде телевизор, чтобы сэкономить место, усаживались вокруг экрана в три яруса: на низенькие табуреточки, на стулья, мужчины помоложе стояли, а малышня с восторгом забиралась на стоявший поодаль стол: зоркие глазёнки и оттуда хорошо видели всё, что было интересного на увеличенном линзой экране.
- Не боись, - подмигнула я столу, - никто тебя не обидит.
- А табуретка! – послышалось из кухни, - пора её заменить: самоделка какая-то! Никакого изящества: в крышке щели, планки неровные. Хотя… - энтузиазм обновленчества явно угас.
Ага, вспомнила, значит! – я тихонько улыбаюсь: не так уж много лет прошло с тех пор, как табуретка служила им с подругой то избушкой, то паровозом.
- А где машинка? Цела? – ностальгические чувства явно берут верх, и в соседней комнате дочь ныряет в угол за кроватью. С трудом дыша, вытаскивает на свет божий окутанную полиэтиленом видавшую виды ручную швейную машинку. Раскрывает свёрток, бережно вытирает тряпкой несуществующую пыль со станины с приклёпанным к ней витиеватым медальоном: «Г. Тиле Санкт-Петербургъ». Пробует вращать ручку, та с трудом поддаётся: масло загустело.
- Ещё работает, - дочка нежно гладит маховик с побитой временем никелировкой, - помнишь, я про неё сочинение написала. Его учительница вслух в классе читала.
Как мне не помнить! Это же семейная реликвия. Конец 19 века.
***
1909 год
- Маша, ты что Лиде ко дню рождения приготовила? – поинтересовалась Анюта, двоюродная сестра. Надо бы что-нибудь серьёзное: того и гляди, Василий к ней посватается, даром что она девочка совсем.
- Да все уж замечают, как он на неё смотрит. А приданое небольшое: персидский ковёр да швейная машинка.
- Зингер?
- Нет, петербургская, Тиле, «белошвейка». Ты же знаешь, Лидочка у меня тонкую работу любит: кружева, батист. Вот пусть порадуется, а при случае и кормиться с неё будет.
1914 год
- Ваше превосходительство, ходатайствую о пенсии: муж на войне погиб, малых детей двое, помочь некому.
- Вас, военных вдов, много, а Россия одна, - чиновник глядел мимо, явно с нетерпением ожидая обеда. Времена нынче трудные, денег в казне не хватает. Идите, Господь не оставит, прокормитесь как-нибудь…
- Лида, ты что такая? Почернела вся! Куда идёшь? – соседка со страхом уставилась на неё.
- Вася вчера умер…
- Как?! Он же ещё днём здоровенький был!
- В одночасье…От младенческой…Доктора позвать не успела…Одни мы с Алечкой остались…
- Вот горе-то! Поплачь!
- Не плачется: и одну кормить нечем. Пенсию не дают…
- А брату Володе напиши! Может, к себе возьмёт. Инженер всё же.
- Далеко уж очень, на турецкой границе. Война ведь.
- Что война! Вот погоним немцев, турки сунуться не посмеют!
…И поехала машинка к Чёрному морю обшивать железнодорожников. Один из них и стал моим дедом.
1942 год
- Лида, где ты бегаешь? Тревоги без конца, а тебя нет!
- Мам, мы помогали малышей с детской площадки по домам отвести. Школа закрывается.
- Говорят, город не удержат. Отец на станции, - Лидия Васильевна оставила незаконченное шитьё, сказал, чтобы действовали по обстановке. Если что, нас найдёт, здесь или в эвакуации.
- Ну вот, опять! – средняя дочь, Оля, вбежав в комнату, возмущённо сверкнула карими глазами: на улице завыла сирена. «Граждане, воздушная тревога!» - донеслось из репродуктора.
- Уходим, девочки, скорее! - Лидия Васильевна вскочила, забегала по комнате, быстро собирая в деревянный дорожный сундучок то, что попадалось под руку, в первую очередь, конечно, машинку. Выбежав во двор, по которому стучали осколки снарядов, сдёрнула с верёвки прожжённый Олин лабораторный халат, отправив его вслед за машинкой.
«Вот что страх делает! – смеялась она позже. – Ну, зачем в эвакуации лабораторный халат?!»
Ковёр туго свернула и взяла, хоть и тяжёл был: мамина память.
…И пошли они в эвакуацию пешком, вместе с другими горожанами. Людская река текла через мост, вооружённые хмурые солдаты стоявшие вдоль него, просили: «Скорее, скорее проходите, фашисты на окраине!». Перейдя мост, дочь Лида заметила детскую коляску на обочине. Смеркалось, и не было видно, пуста она или нет. Вспоминая об этом, она думала: «Конечно, пустая! Разве мама могла оставить ребёнка, будь он там?».
Вдруг земля под ногами, заходила ходуном и встала дыбом. Всё загрохотало, взметнулось зарево: это взорвали мост. До перепуганных, людей дошло, что город сдали. Сдавленный плач перешёл в громкие рыдания.
- Хватит плакать! – вдруг сказал шедший неподалёку старик. – Уж сюда-то его точно не пустят!
Как в воду глядел.
…И поехала машинка в Оренбургскую область, обшивать колхозников…Одна из тамошних крестьянок стала моей тётей.
1957 год
- Таня, смотри, вот поршень, вот маховое колесо, - папа, как всегда, терпеливо объясняет племяннице. Механизм машинки раскрыт (ух, какие там колёсики! А мне открывать не разрешают), детали его медленно движутся. Я заворожённо смотрю на это действо. Особенно мне нравится челнок, маленькая лодочка с крошечной катушкой-шпулькой внутри. Намоточный механизм разбился в эвакуации, и теперь наматывать нитки на шпульку – моя обязанность, впрочем, мне это не в тягость.
- Дядь Вань, - мысли хозяйственной Тани далеки от физики, - почему на машинке узоры тусклые? Позолота облезла!
- Действительно,- папа озадачен. Я тихонько ретируюсь: кто ж знал, что нельзя было так тереть станину намыленной тряпкой? Хотела как лучше…
1990 год
Анечка, смотри, это машинка, на ней бабушка Лида тебе платье шьёт. Ну, ладно, покрути ручку.
***
- Вот машинку хочу в краеведческий музей сдать. Только место занимает.
- Мам, ты что?!
- Ты ж её выбросишь.
- Никогда! Это семейная реликвия! На ней прапрабабушка шила!
- Вот видишь, это не «старьё» - это наши спутники жизни.
Дочь поняла. Взрослеет…
P.S. Фото из Интернета (спасибо Яндексу).