Бред жирафа Василия придуманный Кинзиным Тагиром в

Вадим Казаков
 Молодой жираф по имени Василий бродил по африканской равнине в поисках второй половинки. В голове царила весна, со стихами, смехом и ещё много чем ярким, удивительным и красивым. Мир прекрасен – шептала она и он самодовольно вытягивал губы.

 Сердце сжалось в предвкушенье
 И я несусь во всех мирах,
 Неустанно в поисках любимой
 Увы и ах, увы и ах!

Скакал весело Жираф Василий и моталась из стороны в сторону его длинная шея.

И вот одним африканским бесподобным вечером, наткнулся Василий на следы молодой жирафихи. Она была стройной и красивой о чём говорил аккуратный миниатюрный след. Жираф Василий не долго думая пустился в путь с мыслью догнать её. В эту ночь он чувствовал себя счастливым, и каждая звезда на небе коим нет числа, являлась его продолжением. Он был один и не один и это странное состояние бодрило дух.  Уже настало утро а он всё бежал и бежал пока не увидел её, прекрасную особу стоящую возле дерева. Сначала он не смел подойти, все ходил вокруг,  держась на расстоянии. Та совсем его не замечала, хлопала ресницами, срывала губами листья и мотала головой.

Но всё же Василий, набравшись храбрости, подошёл к ней. Жирафиха не переставая жевать посмотрела на него, но вдруг отпрыгнула и неприятно заревела. В это время метеорит, размером с горошину, отделившись от большой глыбы, которая буквально через полчаса уничтожит всё живое на планете, с невероятной скоростью пролетел сквозь мозг Василия и тот упал замертво.

Нельзя сказать, что он умер ощущения остались, но их никогда не испытывали жирафы будучи живыми. Всё те же звёзды коим нет числа только они в тебе и ты одновременно ощущаешь каждую звезду как нечто отдельное и самодостаточное. От неопределённости момента он пошатнулся и упал в ближайшую звезду, которая теперь казалась воронкой и чем дольше падал Василий, тем больше она застилала собой весь его обзор пока не стала всем во всём, то есть перестала быть субъектом или объектом, а стала средой существования.

Жираф очнулся лягушкой. Он родился, он плавал, он квакал, и звали его как-то по-другому. И всё было по-другому. И если я скажу, что даже ощущение времени стало другим, то мне придется перечислять всё то что стало другим потому что время не имеет привилегированного положения в моём сознании. Время — это такое же ощущение как ощущение моей зубочистки которой у меня нет.
 
Настала пора умирать. И вот опять загорелись звёзды, «и сердце сжалось в предвкушенье» – как в том стишке, который он вспомнил. Его притянула к себе ближайшая звезда, а он страдал и плакал, помня всё.

Были и другие жизни, некоторые казались ему шершавыми, или булькающими, или шелковистыми, или острыми. Многие жизни пахли нестерпимо дурно, а некоторые даже воняли. Многие жизни кончались быстро, а многие не успевали начаться так что нельзя определить кем он станет на этот раз. Так проходила вечность за вечностью.

В одной из жизней жираф родился жирафихой в своей родной саванне. Она бегала и прыгала отдавшись сильным ощущениям молодости и думала только как бы повеселится. Не прошло и года как жирафиха оторвалась от родителей и пошла искать свою судьбу. Она много ела и много дышала, с каждым сильным вздохом ощущая жизнь, и этого ей было достаточно для того чтобы быть счастливой. Её даже не смутила грозно висящая глыба над головой. Но как только к ней подошёл молодой красивый жираф, чьи глаза искрились от вожделения, она всё вспомнила, а вспомнив, всё поняла. Она поняла, что это уже было, и не просто было, а было есть и будет, но с другой стороны этого никогда не было, нет и сейчас и не будет потом, но и в то же самое время это было уже много раз, и есть уже много раз одновременно и последовательно, и будет бесконечное количество раз. Ощутив, до дрожи в теле, всю невозможность ситуации она непроизвольно прыгнула и заревела - словно из неё вырвалась  целая тысяча голосов. Жираф Василий, не успев как-то отреагировать, упал замертво, а она, сойдя с ума, ускакала прочь. Жить ей оставалось не больше тридцати минут.