С интересом читаются рассказы американского писателя Джека Лондона про «золотую лихорадку» на Аляске. Там он провёл год, золота не добыл, но вернулся домой с богатыми сюжетами для рассказов. Читая его произведения, воображение захватывает описание дикой природы в дельте реки Юкон, впадающей в Берингово море, и её притока Клондайк, где обнаружили золото. Пейзажи там арктические: дремлющие вулканы, снега, морозы, длинная ночь и короткий день, мало светит солнце, зато коротким летом сияет 20-24 часа. Эти места напомнили писателю безлюдную пустыню, где единственный вид транспорта - собачьи упряжки. На поиски драгоценного металла отправился миллион американцев. Ехали одиночками, группами, семьями. С материком не было устойчивой связи и надёжного завоза продовольствия. Из-за голода и болезней умерли 40 тысяч человек. В условиях постоянного риска изыскатели не падали духом, не отступали от поставленной цели - найти свой кусок золота. Вызывают симпатии смелые и мужественные люди, крепкие физически, сумевшие выжить в условиях дикой природы.
Самое интересное, что и на просторах прежней Советской России были свои «Клондайки». Один из них в Амурской области Хабаровского края, в отрогах хребта Сихотэ - Алинь.
Раньше никогда бы не подумала, что в горах могут рыть не только золото, но и олово, невзрачный серый камень, издревле используемый в быту и ныне широко применяемый в народном хозяйстве. И добывали его не сосланные «за правое дело» бродяги из песен, а обыкновенные советские люди, в основном, со средним образованием.
В двадцатом веке, наверное, после войны с фашистской Германией в 20 километрах от Комсомольска-на-Амуре геологи открыли два месторождения олова - Фестивальное и Перевалочное, их законсервировали, так как олово в достатке покупали в КНР. После конфликта на острове Даманский Россия начала вести собственные разработки. Может, я немного ошибаюсь в датах, так как документальных источников найти не удалось, ориентируюсь по рассказу очевидца.
Центром по добыче олова стал посёлок Горный. Он не относился к прославленным комсомольско-молодежным стройкам страны, появился как-то незаметно. Люди откуда-то узнавали и ехали туда в поисках работы и лучшей жизни. На золото Клондайка, на «длинный рубль» не рассчитывали, пределом мечтаний было получить от государства бесплатную квартиру, ради этого можно вытерпеть любые трудности. Однако некоторых интересовали новые места.
Рассказать о себе согласился бывший слесарь обогатительной фабрики Виталий Борисович.
- В Горный я поехал сдуру. В Комсомольске работал на авиазаводе станочником по обработке металла. Семьи у меня не было, снимал жильё в частном секторе, на квартиру от завода не рассчитывал, их не давали, поощряли самострой, выделяя беспроцентные кредиты и лес для строительства. По правде говоря, я не отказался бы от квартиры, но до серьёзной мечты о своей жилплощади ещё не дозрел, во мне всё ещё играла «пионерская зорька», охота к перемене мест. Позади были: родная Полтавщина, город Стрый в Прикарпатье, Венгрия, Тайшет, Комсомольск. Родные не могли понять, в кого я уродился такой непоседа. Вспоминали брата моего дедушки. Родичи были привязаны к одному месту, к украинской земле, а он изменил свою судьбу. В разговорах старики иногда вспоминали бедолагу. имени его не знаю. В царское время у крестьян было мало земли, когда рождались дети, им нечего было делить. Немало украинцев с болью покидали родину и ехали покорять российские мало населённые места. Куда направился двоюродный дед, вряд ли кто знал, от него получили всего одно письмо. Он писал, что едут долго на корабле, еды не хватает, люди умирают, их заворачивают в материю и хоронят прямо в море. Больше о нём слухи не доходили.
У меня, слава Богу, не было никаких серьёзных причин, чтобы мотаться по белу свету, просто куда захотел, туда и еду. В Комсомольске у меня завязалась дружба с милиционером. Я ночью сидел на вокзале, он принял меня за бомжа, когда узнал мои данные, поселил у себя в бараке, помог устроиться на завод, подыскал жильё у бабки-«колдуньи».
Почти три года я строил самолёты, фрезеровал постоянно одну большую дорогую деталь, мастер говорил, что одна эта деталь две «Волги» стоит. Мне надоела однообразная работа. Николай почувствовал перемену в моём настроении, сказал: «Что ты держишься за этот завод? Квартиру не дождёшься. Поезжай в Горный, посёлок новый, строится, можешь запросто квартиру получить. У меня там знакомая работает, хвалит жизнь, приглашает, обещает помочь.» Поверил я Николаю и его знакомой и рванул рыть олово в горах.
Сначала я не смог правильно оценить окружающую обстановку, показалось, что природа, жизнь людей, как всюду, одинаковая, привычная, но вскоре понял, что места здесь особенные. Тут-то я и вспомнил Джека Лондона, нашёл некоторое сходство с его описаниями. Ну чем не Юкон и Клондайк наш Горный: суровая природа, вулканические сопки, высотой от 500 до 2500 метров, ущелье, горы загораживают небо, солнце появляется в полдень, к четырём часам дня его не видно. Сопки настолько близко друг от друга, что хочется накрыть их покрывалом и загородить ущелье от постоянного пронизывающего ветра. Морозы до минус тридцати, но холод усиливается из-за порывов ветра, который несётся по ущелью, с такой силой, что трудно устоять на ногах. Внизу ущелья течёт небольшая речка Силинка, которую питают горные источники. Вода в ней прозрачная, вкусная. С приходом зимы образуется первый лёд, по нему с гор течёт не успевшая застыть вода, намерзает новый слой, за лето лёд не успевает полностью растаять. Конечно, до Юкона далековато, но присмотреться стоит.
Тайга без конца и края: лиственницы, берёзы и даже дубы, кедры, но без ореховых шишек, которые надо искать в другом месте. За орехами ходил один раз. На вершине сопки растёт кедровый стланец, приспособленный к верховым ветрам. Шишки мелкие. Я насобирал немного для интереса, но в меня вцепился клещ. Опасаясь заразиться энцефалитом, я поспешил в медпункт делать прививку.
Из ягод растёт брусника, мне не хотелось её собирать. Хозяйки на зиму запасались брусникой бочками, в качестве консерванта добавляли аспирин
.
На цветы не обращал внимания, запомнил только багульник. Идёшь с работы, километра полтора до дома, и любуешься розовыми цветами. В голову лезет всякая философия, думаешь, везде есть жизнь, даже среди камней, за которые уцепился корнями куст багульника и цветёт вовсю. Так же и люди пускают свои «корни» в самых необычных, трудно доступных местах.
Посёлок Горный маленький, компактный, с планировкой улиц. Дома кирпичные, до пятого этажа. Я получил однокомнатную квартиру на четвёртом этаже в доме для малосемейных, помогла знакомая Николая. Нигде не видел такого обслуживания сантехники,
как в Горном. После окончания отопительного сезона к домам подъезжала пожарная машина и с помощью насосов промывала батареи отопления. Ещё у них почему-то развязки труб водопровода и отопления шли не из подвала, как обычно, а с чердака.
Снабжение продовольствием там стояло на высшем уровне, лучше, чем в Комсомольске. В магазинах было, что душа пожелает: мясо, консервы, колбасы, всё натуральное, теперь в России такого не купишь - витрины полны, на вид колбасные изделия красивы, но есть не захочешь, мясом не пахнут. А какое вино продавалось - белое и красное из чистого винограда, не из нынешнего порошка, и недорого стоило.
Чувствовалось, государству позарез было нужно олово, и бросили на его получение все необходимые ресурсы. Зато и спрос был соответствующий. Фабрика работала в три смены
если случалась остановка всего на два часа, сразу звонили в Москву в Министерство, объясняли причины, получали помощь, быстро устраняли сбои. Один раз в месяц фабрику останавливали для проведения профилактических работ всего оборудования.
Я быстро понял, что работа на фабрике не по мне, моё призвание - станки, обработка металла, а тут крупно габаритные водно-грязевые насосы. В них наибольшая нагрузка падала на «улитку» - чугунную деталь с крыльями, крутилась вроде пропеллера, перемешивала молотую руду с водой. Насосы непрерывно гоняли по трубам пульпу в меняющихся направлениях. Песок настолько твёрдый и острый, что быстро стирался чугун. Повреждённые детали увозили в литейный цех, где отливали новые. «Улитки» настолько тяжёлые, что ставили их вдвоём с напарником Алексеем. И другие члены бригады работали парами. От нас требовались знания и физическая сила: при необходимости насосы, детали переносили с этажа на этаж, с улицы в помещение. В темпе приходилось устранять аварии. Такая была напряжёнка.
Большую угрозу для здоровья представляла пыль. Можно было запросто получить силикоз, при котором лёгкие словно цементировались, при операции не помогал медицинский скальпель. Для устранения такой опасности все четыре этажи, за исключением верхнего, дробильного, поливались водой, в помещениях не было сухого участка пола, своевременно поливали из шлангов, плюс вода текла из дырок в трубах.
Внешний вид у нас был не завидный: если шахтёры от угля чёрные, то мы - в глине и ржавчине, и насквозь мокрые. Зимой работали в телогрейках и в ватных брюках, так как за деталями иногда выбегали на мороз, летом ходили в обычных спецовках. Находили минутку отдыха, чтобы посушить одежду на горячих трубах, идущих по полу вдоль стен. После работы грязь смывали в отличных индивидуальных кабинах для душа.
Глядя на нас со стороны, можно пожалеть, настолько тяжёлый, непривлекательный наш труд. Но мы не одни такие: разве шахтёру легче под землёй, в тесноте забоя, опасностей обрушения породы? А сталевару чего стоит смену отстоять у печи при жаре в тысячу градусов? Много других тяжёлых профессий, не слишком авторитетных, но без них не обойтись, люди берутся за любое дело. Без работы жить нельзя, а всякий труд состоит в преодолении трудностей, хотя это не самоцель - важны результаты.
На фабрике коллектив собирали, как в поговорке: «с бору по сосенке», поэтому дорожили каждым работником. Произошёл такой случай. Примерно в пяти километрах от фабрики добывали руду открытым способом, с помощью «мягких» взрывов. Затем в работу включались бульдозеры, экскаваторы, которые наполняли кузова машин. Самосвалы сновали один за другим. Один водитель разбил самосвал, требовался ремонт, свободной машины на замену не было, выход из строя даже одного грузовика снижал общую выработку. Виновника аварии вызвали к директору, по национальности армянин. « Пьяный был?! С работы уволю! Уходи вон!» Расстроенный шофёр направился к двери. Ему вдогонку: «Ну-ка, вернись! Признайся, ты водку пил?» «Да, выпил немножко!» Директор сменил гнев на милость: «Ну, вот! Так бы сразу и сказал! Иди работай, ремонтируй! И чтобы такого больше не было!» Вот так приходилось начальству заниматься воспитанием, потому что кадры ценились на вес золота.
На фабрике среди моих знакомых люди были самые обыкновенные работяги из простого народа, может, из-за недостатков не годились в героев книг и газет, но каждый человек - это личность, в смысле непохожести на других. Со мной в паре работал Лёша, бывший шахтёр, у которого при обвале породы повредило пятку. Он был постарше меня, низенький, не красавец, девки на него не кидались, но своего умел добиваться. Работала на фабрике девушка, фигура ничего, на лицо не красивая, никто за ней не ухаживал. Лёша навёл справки: живёт с матерью в частном доме, откармливают поросёнка, готовились продать мясо, чтобы купить получше дом. Лёша решил им «помочь». Зная, что у него нет шансов понравиться дочке и матери, он решил покорить их своим «богатством». Сходил в сбербанк, завёл сберкнижку, положил на счёт 5 рублей, приписал три нуля и отправился покорять женский пол. Тёща посмотрела сберкнижку, так и ахнула: «С виду простой, а такие деньги накопил!» Всю зиму Лёша ел и пил в доброй семье, а весной тёща предложила пустить деньги в оборот. «Какие деньги? У меня всего пять рублей, нули я сам приписал!» Так и распался гражданский брак.
Не случайно я вспомнил про багульник, который приспособился расти в самом неподходящем месте - на каменистых сопках. Так же и в Горном - вдали от крупных городов, среди сопок и тайги, буйно расцветала жизнь. Сюда тянулись даже самые неблагополучные, не сумевшие найти себя ни в семье, ни в обществе - бомжи. Несмотря на их асоциальный образ жизни, это был сплочённый коллектив, человек 20. По заявке геологов они рыли шурфы - вертикальные ямы, из которых отбирали образцы породы для исследования. Работали по-ударному, грунт в основном камни, долбили ломами. Чтобы побольше заработать, трудились в сумерках, при огне костра. Наверное, они хорошо зарабатывали, но деньги пропивали. С получки землекопы закупали дешёвые продукты, чтобы хватило на месяц. Однажды, возвращаясь с работы, увидел красивую картину. Бомжи отдыхали на улице, сидели на лавках, на завалинке барака, в котором они жили. Неподалёку от них горел небольшой костёр, который окружили студенты геологического института, приехавшие на практику. Они жили в отдельном бараке. Парни и девушки держали перед собой ступки и дробили в них камни, взятые из шурфов, образцы ссыпали в бумажные пакетики, писали номера скважин, чтобы потом в институте исследовать породу на содержание полезных ископаемых. За работой молодые люди красиво пели советские и студенческие песни, а бомжи молча слушали.
Я присел на завалинку к одному из них, разговорились. Оказался из Ленинграда. Он с грустью рассказал, словно оправдываясь за свой необдуманный поступок: «Работал врачом, но сорвался, нервы подвели, и уехал из дома. Семью я обеспечил, получил квартиру. Не было никаких проблем. Но больше не мог выдержать темп городской жизни ( он ещё раз повторил слово «темп») и убежал от цивилизации.»
Такие люди любят оправдывать себя внешними обстоятельствами, но не хотят видеть свои недостатки, ту же страсть к алкоголю. Что привело врача и его товарищей в эти суровые малолюдные места, не стал спрашивать. Зачем людям травить душу подобными вопросами, когда вечер такой хороший, полный романтики и добрых надежд жить также просто и красиво, как эти неунывающие студенты.
Чуть не забыл рассказать о мельнике. Это был невысокий, худощавый, болезненного вида мужчина, всегда носил сумку с лекарствами, которого однажды чуть не унесло ветром. Он работал на мельнице, молол камни, к делу относился добросовестно, не хуже каждого из нас. Мы точно не знали, с кем он жил, говорили, что у него были приёмные дети и он от них закрывал холодильник на замок. Не буду оспаривать, правда ли, но уж очень это странно.
Вспомнился богатырь и силач , красавец Дима, в прошлом шахтёр, приехал с Донбасса, Жена его у нас в столовой работала, детей не было. Ему не представляло труда перенести деталь с этажа на этаж или с улицы в помещение, с которой другие с трудом справлялись вдвоём. Однажды мы поехали с ним за грибами на моём мотоцикле. В одном месте дорога оказалась непроходимой, я предложил объехать. «Зачем объезжать?» - спокойно сказал Дима и выволок мотоцикл на проезжую часть. Я удивился силе этого мужика: Иж-49 весил килограммов 100, минимум 80!
Запомнилась мне интересная встреча с геологами. Я искал грибы, но не нашёл ни одного. Шёл берегом речки, увидел палатку, как в армии. Около неё какими-то делами занимаются четверо мужчин-геологов, в речке моют грибы грузди, тут же отваривают на костре, складывают в деревянный бочонок для засолки, сочетают приятное с полезным: работой и одновременно заготовкой грибов, которые солят и продают в ресторан. Геологи угостили меня супом.
Что могу сказать о себе? На любой работе выполнял план, занимался рационализацией, несколько раз фотографировали на Доску почёта, а в Горном, когда я был бригадиром слесарей, меня снимали для краевого телевидения. Но всё-таки я решил уехать, товарищ приглашал в Приморский край на авиазавод. Все заявления на увольнение подписывал директор. Тут я и впервые увидел его в лицо, он был армянин. «Почему уезжаешь? Если из-за квартиры, мы тебе дадим». «Да нет, не по мне работа, я люблю станки».
Уехал в город Арсеньев, попал в цех оснастки для вертолётов. Нигде не трудился с таким удовольствием, как там, главное, работа была разнообразная, требовала особой смекалки, я выполнял заказы любой сложности.
В настоящее время живу в Подмосковье. Быстро пролетело время, изменилась страна, отвергли советские ценности, иные насаждают порядки. Что стало с Горным? Его иногда показывают по телевизору, упоминают в интернете. Когда я уезжал из Горного, советская власть продолжала наращивать экономику, велось строительство горнообогатительного комбината по выпуску готового олова, уже возвышались бетонные опоры будущего здания. Дико и больно было смотреть репортаж, как новые хозяева жизни с дикостью присваивают общенародную собственность. Бетонные опоры долбили кувалдами, добывая железную арматуру, которую «бизнесмены» продавали в Китай за хорошие деньги. В другой раз по телевизору показывали прорыв плотины на фабрике. В неё собирали пульпу после обогащения олова, говорили, пригодится будущим поколениям. В отходах содержалась вся таблица Менделеева, возможно, золото, серебро и другие ценные металлы,ждали появления новых технологий. Однако плотина не выдержала, нанесён большой ущерб экологии, дачникам. Из-за убыточности фабрика простаивала несколько лет, люди потеряли работу. Говорят, нашёлся инвестор, проведёт реконструкцию и в 2015 году фабрика снова заработает, пока об этом не сообщают, наверное, кризис мешает планам.
И только по-прежнему багульник цветёт на скалах, и никакой ветер переменных направлений не сдует его с диких гор. Не страшны напасти и жителям Горного, которые в 60-х годах ХХ века облюбовали эти места навсегда, у них выросли дети и внуки. Сначала я их называл неудачниками, некуда уехать, но им там нравится, а люди везде живут. Однажды в Москве встретил на перроне вокзала мужчину лет шестидесяти, который ожидал поезд поезд на Украину. Он с жалостью отозвался о москвичах: «Как здесь люди живут? Народа так много, свободного места нет, куда-то бегут, толкаются. У нас дома снегом заметает под самые окна, но у нас лучше, нет толчеи, дышать свободно. Свои места я ни на что не променяю.» Вот и такие бывают «неудачники.»
Для них, независимо от места расположения, где дом и квартира, там семья, дети, счастье и радость!