Тело

Вета Белослуцкая
Собравшиеся вокруг переглядывались, топтались, шумели. Каждые несколько минут подходил кто-то еще, крутил головой, тянул шею и тоже принимался гудеть. Марина мало что могла рассмотреть сквозь толчею: несмотря на ранний час, народу собралось немало – спешившие на рынок торгаши, служащие из местной конторы и просто люди, жившие рядом с мостом. Мужчина в потрепанной кожаной куртке, стоявший впереди, немного отодвинулся в сторону, и Марина увидела на земле вывернутую исцарапанную руку с погруженными в грязь синюшными пальцами. Руку трупа.
  Марина невольно отшатнулась. Но напирающие сзади не дали уйти – наоборот, подтолкнули еще ближе, и она увидела полностью то, что до этого момента цепляла лишь краем глаза.
  В слякотной грязи у травянистого речного склона, среди пустых бутылок, конфетных оберток, окурков и семечной шелухи лежала обнаженная по пояс женщина. Одна штанина драных вытертых брюк задралась выше колена, открывая покрытую багровыми синяками ногу. Русые волосы на затылке были взъерошены и черны, словно кто-то хорошенько потрепал их, а потом полил мазутом. Из спины, пониже правой лопатки, торчал обломок кости. Похоже, ей сломали ребра, и одно из них, прорвав посиневшую кожу, торчало наружу, как уродливый плавник. Зрелище было настолько чудовищным, что Марину едва не вырвало. Хотелось бежать отсюда, не оглядываясь, но глаза сами тянулись к этой кости, как намагниченные, приковывая ее к месту. Левая рука женщины была вытянута вперед, кисть правой уперлась в пенистую грязь, словно она пыталась приподняться и проползти свои последние метры по грешной земле…
***
Марина Вильданова приоткрыла глаза, придя в себя после тяжелой, не освежающей дремоты. Она отключилась на диване в гостиной, куда присела на пару минут, просто передохнуть. И опять ей привиделся этот эпизод из детства. Сколько еще он будет возникать перед ней раз за разом? Видимо, до конца жизни. Марина списывала это на психологическую травму, которую получила тем бесцветным осенним утром, разглядывая изувеченный труп. Этот сон повторялся на протяжении двадцати трех лет, минувших с того дня, не то чтобы очень часто, но повторялся, особенно в стрессовые периоды жизни. Марину это нисколько не радовало: она и без того помнила все в деталях, слишком запоминающимся и жутким было зрелище. Эта кость… Марина и сейчас видела ее перед собой так явственно, словно это было даже не вчера, а сегодня утром. Несчастную избили зверски, и Марину не покидало ощущение, что она когда-то знала ее. Кто же она? Почему память начинает так назойливо щекотать при воспоминании о ней?
***
… Ее нашел на рассвете кто-то из местных алкашей. Поднял шум, и вокруг тела незамедлительно собралась толпа. Марина издали увидела беготню и услышала разговоры, что у моста нашли тело женщины. Она поспешила туда, обрадованная, что сможет сегодня с важностью поведать в школе, как видела собственными глазами труп и, может, даже получится соврать, что ее возили как свидетеля в милицию. Но при первом взгляде на лежащую в грязи женщину радость куда-то улетучилась. С колотящимся сердцем Марина разглядывала ее во все глаза, хотелось отвернуться, уйти, но она не могла заставить себя сделать и шаг. С каждой минутой, с каждой секундой в ней нарастало непонятное и глубокое горе – совершено необъяснимое, поскольку она не могла скорбеть по человеку, которого видела впервые в жизни. Но ощущение не проходило. Марина смотрела на женщину широко раскрытыми глазами и никак не могла наглядеться.
***
Она покрутила головой, прогоняя тупую боль из затекшей шеи. То ли погода сегодня была тяжелой, то ли устала она, но такая навалилась слабость, что Марине даже не по себе стало. Ноги и руки стали вялыми, непослушными, а голова тяжелой, будто с похмелья. Ниже пупка сильно тянуло – ни с того ни с сего сегодня пошли месячные, на неделю раньше намеченного в календаре дня. Цикл у нее был нестабильный с юности, рождение двух дочек ситуацию не поменяло, но Марине это все равно  не понравилось. Хотя чего удивляться – почти две недели ложиться то в два часа ночи, то в четыре, а вставать, как и положено, в половине восьмого, чтобы в девять уже быть в редакции. Да и вообще сон в последнее время ни к черту.
  Марина потерла ладонями уши – где-то она читала, что это бодрит и снимает усталость – и взглянула на оставленный ею на кофейном столике диктофон. Лицо у нее немного прояснилось, она улыбнулась, чувствуя, как поднимается в душе торжество: то, что там записано, стоит и двух недель бешеных бессонных ночей, и больше. Сегодня она получила последнее, недостающее ей звено, с которым все в этом деле окончательно вставало на свои места. Она сделала это, распутала клубок. Осталось только расшифровать запись – и звезды падут с небес, можно не сомневаться.
  Марина усмехнулась и почувствовала себя немного лучше.
***
… Толпа гудела, гомонила.
- Изверги! Звери! Это кто ж так ее?!
- Собутыльнички пришили.
- Да разве алкаши так могут? Небось из господ кто путану прибил и выкинул ночью. Допрыгалась, родимая.
- Ой, а как отделали-то, как отделали!
Это слово не описывало всего в полной мере. Вся спина, шея, вывернутые руки были исполосованы, покрыты синяками, ссадинами, кровоподтеками. Она нисколько не напоминала чистенькие, аккуратные трупы из детективных фильмов, которые Марина смотрела по воскресеньям. Скорее нелепый, сработанный бракоделами манекен, над которым вдоволь натешились больные шутники. Но все-таки это был человек. Еще недавно живая женщина, ходившая, разговаривавшая, шутившая и смеявшаяся… И очень знакомая. Марина никак не могла избавиться от ощущения, что откуда-то знает эту женщину. Но такого не может быть! Откуда ей знать убитую? Она просто ей кого-то напоминает. Соседку, учительницу из школы, мать кого-то из одноклассников, знакомую родителей, да хоть кассиршу в магазине. Виски у Марины заломило, но вспомнить она не могла. Не могла, и все!
- Прибили алкашню свои же, что тут думать! – проворчала сердитая насупленная тетка в черном. – А все потому, что пьют и пьют!
Дедок в больших очках добавил:
- Туда и дорога! Чем больше этой швали подохнет, тем лучше.
Злоба была необъяснимой, неожиданной, но настолько нутряной, что Марину невольно передернуло. Она была не в силах даже поднять глаза на этих комментаторов.
- А может, это ее мужик так, - предположила другая тетка, стоявшая сбоку. В руках она держала на веревочные ручки большую клетчатую сумку – видно, шла на рынок. – Сколько таких случаев происходит.
- Тем более по заслугам получила. Живут со всякой мразью, дуры набитые, а потом вот так.
Нужно было идти в школу, торопиться, спешить… Но Марину почему-то тянуло к этому изувеченному телу, как человека, страдающего высотобоязнью, тянет на край пропасти. Внутри все обмирает, но нестерпимо хочется еще разок, последний, заглянуть в бездну. На глазах ее выступили слезы –  не от нахлынувших чувств, какими бы сильными они ни были в этот момент, а просто от того, что она слишком долго, не моргая, смотрела на неестественно выгнутую, с четко проступающими позвонками спину. Марине вдруг, безотчетно, стало очень страшно, дыхание перехватило от ужаса, перед глазами пошли красные круги, и она едва сдержалась, чтобы не закричать. Попятившись назад, она спиной натолкнулась на кого-то, ее грубо оттолкнули, и она чуть не упала к самым ногам убитой. Ни одного человека не трогало, что десятилетняя школьница созерцает подобное зрелище, никто не прогнал ее, не велел уйти, не смотреть. Никто не обращал на нее никакого внимания: все были полностью поглощены обсуждением судьбы убитой женщины.
***
Марина Вильданова никогда не боялась рисковать. Опасность не останавливала ее, наоборот – подстегивала, стимулировала идти до конца. Во многом именно это качество и сделало ей имя в журналистских кругах. Так было и на этот раз. Но она не только никогда не пасовала перед риском, она так же никогда не действовала бездумно. Недавно за ужином Марина предложила супругу Леше вместе с девочками навестить его родителей в родном Пятигорске. Ей, к сожалению, придется остаться в Москве, на работе полный аврал (тут ей даже не пришлось врать, редакция «Московского фаталиста» стояла на ушах, ожидая ее материала), но они же справятся без нее, правда? Муж, на ее счастье, согласился: у него как раз начинался отпуск, а дед с бабкой не видели внучек уже несколько лет. Марина вздохнула с облегчением: упрись Леша рогами, ей бы ни за что не удалось его переупрямить. Она не посвящала мужа в свои рабочие перипетии, и ничего неладного он не заподозрил. А на ее поездке с ними в любом случае настаивать бы не стал: отношения Марины со свекровью и свекром оставляли желать лучшего после безобразной ссоры на их с Лешей новоселье. Три дня назад он вместе с дочками отбыл в Пятигорск. Марина вспомнила, что еще не звонила им сегодня. Младшая еще ладно, она всегда себе на уме, ей, кажется, вообще никто не нужен, и звонки ее не особо волнуют, а вот старшая наверняка скучает. Она была сильно привязана к матери. Порой Марину это смешило, но чаще всего трогало до глубины души. Нужно позвонить прямо сейчас и сказать ей…
  Не успела Марина довести до конца эту теплую простую мысль, как в дверь кто-то позвонил.
***
- А ну! Все в сторону!
Мужчина в милицейской форме протиснулся вперед, все загородил. Толпу отодвинули подальше, шли санитары из следственной бригады. Марина наконец смогла отвернуться и стала выбираться из толчеи. В ту сторону, где санитары бросали тело на носилки, она больше не смотрела. Но перед глазами по-прежнему стояла выгнутая синяя спина с торчащей костью, словно кто-то выжег это изображение у нее на сетчатке. Медленно, не поднимая головы, Марина поплелась в школу, но на полпути остановилась и поняла, что никуда сегодня не пойдет. Сердце еще колотилось, дышала она тяжело и часто. Даже голова закружилась, стало плохо, как однажды на двухкилометровом кроссе на физкультуре. Она не понимала, что с ней происходит. О том, чтобы с апломбом похвастаться одноклассникам тем, что видела труп, она больше не думала. Об увиденном она не рассказала даже родителям – ни в тот день, ни в какой-либо другой. Потому что больше всего на свете ей хотелось забыть об этом на всю жизнь. И лишь одна мысль преследовала ее неотвязно: «Я знаю ее. Я знаю ее. Не знаю, откуда, но знаю! Кто же ты? Кто ты такая?»
***
Звонок повторился, уже настойчивее.
Марина поморщилась: она никого не ждала. Наверняка свидетели Иеговы, которых в округе развелось немереное количество, опять будут свои брошюрки совать. Или соседи с какой-нибудь ерундой. Как всегда, очень вовремя!
  Нехотя, через силу, она поднялась с дивана и секунд пять постояла, уперевшись руками в колени – глаза затопила чернота, как бывало всегда, когда она резко поднималась на ноги. Давала себя знать шея. Живот тянуло сильнее, у основания бедер угнездилась тупая пульсирующая боль. Придется принимать болеутоляющее, иначе до завтра она сойдет с ума. Чувствуя неприятную слабость и подрагивание ножных мышц, Марина направилась к двери. Такой режим до добра не доведет, это точно. Нужно будет лечь пораньше, сразу после звонка Леше и дочкам, и проспать до утра. А уж завтра, с новыми силами и на свежую голову, засесть за расшифровку. Она уже на финише, остался последний рывок. Ее имени будет достаточно, чтобы привлечь внимание общественности, она сделает все возможное и невозможное, чтобы все узнали, чтобы поняли…
  Думая об этом, Марина повернула замок и открыла дверь.
  Они протиснулись в прихожую так стремительно и синхронно, что Марина не успела ничего понять. Дверь бесшумно закрылась, щелкнул замок. В следующую секунду ее схватили за плечи и с размаху ударили о стену. Потом еще раз, головой. Марина ничего не видела и не понимала, только чувствовала, как сыпятся на нее градом удары. Били беспощадно и с озверением, с матерными приговорками, сначала руками, потом – ногами. Били двое. Это Вильданова успела уловить. Она пыталась закричать, но ей не хватило ни сил, ни дыхания. Треск разрываемой материи – с нее сорвали майку, передышка меньше чем на минуту, и все началось по новой. Она лежала на полу, не видя ничего в кровавом тумане, когда один из вломившихся нагнулся к ней и просипел натужным шепотом:
- Предупреждали тебя, падлу, чтобы ты не совалась в это дело? Предупреждали, что лапшу настругаем? Просили не совать поганый нос куда не надо? Получи панихиду, сучара позорная.
  Тяжелый ботинок ударил в грудь, адская боль пронзила все тело, и Марине показалось, что она слышит хруст собственных костей. Ломаемых костей. Она снова попыталась крикнуть, ухватить оставшийся у нее микроскопический шанс спасти свою жизнь, но изо рта вырвался только хрип и струйка крови. Остатками органов чувств она уловила, что второй тенью скользнул в гостиную и взял что-то со стола, пока другой бил ее ногами в грудь. Диктофон, подумала она смутно, обрывочно, как перед самым сном. Диктофон взял. А я так старалась!
  Это была последняя ее ясная мысль в жизни.
***
Майор милиции Гринев мог гордиться собой. Именно он нашел тело Марины Вильдановой, известной журналистки, которую безуспешно разыскивали несколько дней после того, как она исчезла из собственной квартиры. Гринев наткнулся на нее в недалеком парке, случайно, на самом исходе минувшей ночи. Он мог поклясться, что парк прочесали раньше, но тела там не было. Подбросили? Очень вероятно. Сначала майор принял ее за одну из бомжей, часто ночующих на парковых лавках. Но она лежала не на лавке, а прямо на земле, и он подошел ближе, настороженный. Это решение оказалось судьбоносным.
  Голая до пояса, Вильданова лежала на земле лицом вниз, избитая, нет, истерзанная зверски. Но не это шокировало Гринева, повидавшего за годы работы в милиции множество истерзанных тел. Из ее спины торчала кость сломанного ребра. Кто-то – вероятнее всего, не один – бил ее с таким остервенением, что кость выскочила наружу, прорвав ткань и кожу. Гринев не сомневался в причинах убийства. Он слышал, что Вильданова расследовала дело крупной преступной банды, которую в течении пятнадцати лет возглавлял человек из высших эшелонов власти. Нужно быть непрошибаемым оптимистом, чтобы надеяться, занимаясь такими вещами, спокойно дожить до старости. Гринев покачал головой, внутренне содрогаясь при одном взгляде на убитую журналистку. Он уже знал, что это дело не сдвинется с мертвой точки. А Вильданова, возможно, станет очередной посмертной легендой.
  И как только она не побоялась сунуться в это. Неужели не знала, что с такими, как она, случается такое? Конечно, знала. Тогда что это? Бесстрашие? Отмороженность? Глупость? Все вместе взятое? Возможно.
  Гринев еще раз покачал головой и, старательно отводя глаза от тела, принялся связываться с начальством, чтобы доложить о нахождении журналистки Марины Вильдановой, убитой с особой жестокостью.