«Женщины гораздо больше внимания обращают на
подтекст, чем на сам вопрос».
Габриэль Гарсия Маркес
Затемненный зал с пронизывающимся отблеском зимнего света из коротких оконных рам. Дубовые балки с углов высокого потолка потрескивали, как в костре, резонансом громких голосов. Немногие обедавшие в ретро-ресторане заглушались заядлыми спорщиками. Их крупные фигуры ютились за узким столом.
- Да садись ты уже! Что стоишь, глаза мозолишь!
- Стул возьми и давай к нам… - тараторил Второй.
- Да не… да я постаю, да не надо… - жеманился Третий. Его ноги стояли вплотную к столу, а тело дугой подвергалось центробежной силе. Казалось, его спина коснется свода.
- Да не выдуривай тут. То же мне, оловянный солдатик! Садись, мать, тебе говорят!
- Да поясница моя че-то… Неприятно сидеть.
- Плюнь на свою поясницу. Жена тебе ее массировать будет, а не мы на тебя зариться вверх.
Жеманный Третий покорился и вцепился в ближний стул широкой кистью, ленивым наскоком приставив его к столу.
- Я седьмой ход делаю белыми Ж три! – махнул рукой Второй.
- Ну вот, терь анекдот расскажу. – откинулся Первый.
- Давайте-давайте. Знаем мы ваши анекдоты. – дальше последовали «его анекдоты» без единого незнакомого слышащим слова.
- Что, у вас все такие что ли, анекдотики? – лыбился Второй.
- Это не я – жизнь научила. Язык жизни.
- Да…
- Тут слухи, что вы опять в Америку летите. – заговорил присевший.
- Ну, возможно. Мне еще не подтвердили там, в Лос-Анджелесе.
- Ух. Частенько вы туда летаете, я вам замечу. – ерничал Второй.
- Обычно.
- Мы самолеты годами не видим. Нам и мечтать не надо за океан… У нас поездок один – другой. И то, редковасненько.
- Падло, че врешь? Летуном летаешь. А мне че, че мне делать, деньги есть, а че делать? Билет раньше сотку зеленых стоил, а щас… от штуки расчет… Вон, я смотрел, тридцать семь один. Один билет тридцать семь косарей, ты понимаешь? – второй засмеялся, присевший покачал головой. – Правда, это бизнес класс. Эконом попроще. Но, если есть лишние деньги, куда их девать?
- Нам бы ваши «лишние денежки»! – вторил Второй. – Мы бы катались на поездах туда-сюда, туда-сюда…
- Нет, поезда ценю все-таки больше птиц. – спокойно выразился присевший. – А то птицы ваши и разбиться могут, то, се…
- И «прозу жизни» вашу можно воспеть в поезде! – смеялся Второй.
- Иди ты знаешь куда? – улыбался первый.
- Так вы в Лос-Анджелес собираетесь, да? – умеренно транслировал присевший. – А можно вас попросить?
- Нельзя, олух. – ехидничал Второй.
- Так что тебе?
- Если в Лос-Анджелес – все-таки значимый город; я робко попрошу брелочки… Не магнитики, знаете, на холодильник, там, на стены – это немного примитивно. А именно брелочки. Возьмите с флагом, например, или еще с чем-то. Я собираю…
- Уже имеешь. – откликнулся Первый. Выдержав прожорливую паузу, добавил – Ты расскажи мне про этого, как его там, критика…
- А, этого… Так он лох… - отвечал с большей серьезностью Второй.
- Ну, естественно, что лох. Он же критик… - острил Первый. – Так и что?
- Э-э, в театре бывал, тут который. – уже отвечал вопрошаемый, недавно присевший. – Во многих бывал…
-Ну, и? Есть у него какое-то мировоззрение, свои взгляды, убеждения? Какие у него любимчики? Кого он уважает? Таково-то и таково-то ценит?
- Нет, ему противно от их пения. Тошнит от голосов.
- А такая-то и такая-то, или такая? – удивлялся, щурясь, Первый.
- Ни капли. Правда, женщинам - актрисам он симпатизирует больше.
- Так, а таких-то и такую-то?
Присевший покачал головой.
- Он говорит, что они дерьмо. - при этом его шея как-то запряталась в спине, в то время как молчащий Первый в ней удлинился. Затем мысли с его лысого черепа сгустились к пухлым губам:
– Так он сам дерьмо тогда!..
- Чукча, - продолжил после минутной задержки Первый – Критик твой – чукча. Видит чукча первый раз зеркало, и говорит «главнЫм-гавно». «ГлавнЫм-гавно» он у тебя.
- Да. – спокойно соглашается присевший.
- Седьмой ход Ж три! – ржал Второй, заканчивая с пищей.