Я проснулся и вышел из палаты, на ходу придумывая, чем занять время до выписки. Увидев в другом конце длинного больничного коридора дежурную медсестричку, тут же решил, что легкий флирт вполне скрасит ожидание, и я направился к ней. Путь мне преградили еще две медсестры, толкающие каталку, видимо из операционной. На ней «спала» девочка лет 7-8. Я шел за ними и разглядывал ее, отмечая для себя, что девчушка с закрытыми глазами очень милая и симпатичная даже в таком послеоперационном состоянии. Я зашел за ними в палату, вызвавшись помочь ее переложить. В детской палате больше ни кого не было.
- Отличное здоровое поколение у нас растет, - пошутил я по этому поводу, смутно вспоминая свое детство в этой же больнице.
И тут меня накрыло волной одного яркого воспоминания. И так накрыло, что я опустился на скамейку в коридоре.
Я удивился, как этот эпизод детства прочно остался в памяти. В возрасте 6-7 лет меня также привезли в эту больницу на операцию и оставили одного. Мамы тогда уже не было, а отец не мог лежать со мной в палате. Да и в советское время как-то проще к этому относились, 5 лет есть, может и один лежать. Но я вспомнил тот ужасный детский страх одиночества. Наверно, страх одиночества присутствует всегда у людей, в детстве он «вселенский», потом притупляется, и, возможно в старости, опять выходит на сцену первой скрипкой. Но мне кажется в старости он уже не такой ужасный, не «вселенский» – хотя бы потому, что с нажитыми опытом и мудростью мы умеем управлять и чувствами и страхами. Я помню, как я выходил из наркоза и через мутную пелену увидел очертания отцовского лица. И тогда острое желание разогнать белую муть и четко разглядеть его глаза, морщины, недельную щетину полностью побороло физические, послеоперационные нарастающие муки. Я помню, что я не чувствовал боль и не чувствовал вообще, физическое блевотное слабое состояние, кровавых бинтов и вату пока яростно боролся с туманом, разделявшим нас. Я впервые увидел отцовские слезы, я не знал тогда, что обычная операция прошла вдруг очень сложно, что-то пошло не так и вместо получаса я пролежал под больничными «софитами» 6 часов. Но я помню, как я был счастлив, когда, наконец, смог его разглядывать, я пытался ему это сказать, но язык меня не слушался, и я просто беззвучно мычал. А потом он ушел, и я стонал уже от боли и от одиночества. На второй или третий день надо мной взял «шефство» какой-то дядька из «взрослой» палаты, т.к. я лежал там, где все дети были с мамами. Сейчас остались только смутные воспоминания о нем, и о том, как он меня учил шахматам, картам и вообще больничному выживанию, но очень четко помню расставание с ним, когда его выписывали, а у меня случилась истерика, и я, вцепившись в его ногу, не отпускал, пока меня не отодрали от него медсестры. И тот ужасный страх одиночества столпом встал в моей памяти на всю жизнь.
Я очнулся и вдруг поймал себя на мысли, где родители девочки.
- Лен, а где родные девчонки? – спросил я у дежурной.
- А она сирота, причем полная.
Как-то дико для меня это прозвучало, не знаю почему, толи потому, что как-то равнодушно Лена это произнесла, толи потому, что я не встречал сирот в своей жизни и возникло какое-то новое чувство, которое я еще не мог себе объяснить. Я зашел к ней в палату и сел рядом на табурет. И тут меня накрыло второй волной, к горлу подступил ком, от ужаса у меня зашевелились волосы на голове. Я просто испытал тот же детский страх одиночества, но с новой силой, только уже не за себя, а за нее. Я представил, как она, открыв глаза, увидит грязно-белый потолок. Последний раз я плакал, когда смотрел по новостям Беслан. Говорят, мужчины не плачут, просто даже из-за физиологии, не правда. Я взял ее за руку, попытался проглотить этот ком нахлынувшей жалости, и слезы потекли по щекам, скудные, но настоящие слезы. Я успокоился и решил все это ей рассказать. Я тихо сказал, что бы она не боялась одиночества, что такая красивая девочка, когда вырастет, сама будет искать минуты уединения, чтобы отдохнуть от толпы поклонников, что все у нее будет хорошо. Она так и не просыпалась от наркоза. Пока я ее разглядывал спящую, мне так захотелось увидеть ее глаза, и я пообещал себе ее навестить.
Вспомнил о своем обещании я только дня через три. Но как-то стало не представить, как это я приеду просто посмотреть, узнать как дела. Подумал, что меня просто не поймут и не пустят. Весь день я на работе боролся со своим обещанием и абсурдностью его исполнения. Вечером я заехал на работу за женой и, не объясняя истинной причины, поехал в больницу. Не знал я, как ей объяснить, сказал, что надо забрать справку у врача, а ее взял просто для компании. Мы поднялись на второй этаж, и я все больше и больше чувствуя нелепость ситуации, на мгновение остановился, чтобы развернуться. Но тут я увидел в дальнем конце коридора рядом с дежурной медсестрой Леной ее. А дальше произошло то, что останется в моей памяти очередным столпом мгновения. Для меня все стало происходить, как при замедленной прокрутке в кино, что бы я смог запомнить каждую деталь. Я не знаю, как мозг это делает со мной. Девочка, увидев нас, вдруг бросилась бегом ко мне и крепко-крепко обняв, прижалась. Я увидел ее светло-зеленые глаза. Она была восхитительна. И мне вдруг стало наплевать на недоуменные взгляды жены, медсестер и других больных, наплевать на то, что мне не объяснить ее поведение. Я почувствовал тоже счастливое состояние, как тогда, когда рассеялся туман, и я четко разглядел отцовское черты лица.
- А я вас узнала, я там была вместе с вами, а они говорят, что мне это приснилось - произнесла девочка, - я хотела вам сказать, что я не боюсь.
Она хихикнула и упорхнула обратно к медсестре Лене.
- Пока принцесса, - я помахал ей рукой, и она ответила мне тем же с очаровательной улыбкой.
- Что это было, могу я спросить? – проснулась жена, когда мы спускались из отделения. А что это было? Действительно. Я только пожал плечами.
На выходе нас догнала все та же Лена, смущенная и странная.
- Вы меня извините, я хотела просто вам сказать… рассказать. Саша, когда пришла в себя, потребовала, что бы мы привели к ней дяденьку. Она сказала, что сидела рядом с вами и с собой…. Сказала, что как будто вышла из тела и сидела рядом, слушала вас… Сказала, что вы ее держали за руку… ну лежащую ее, а не сидевшую… Мы сказали, что это ей все приснилось, а она заплакала и все твердила, что это не сон…
2005-2006 гг (Посвящено Александре Майснер)