Дорога в никуда... без тебя...

       
 Борису Охоте тридцать лет. Жизнь послала
 испытания, перевернувшие все привычные жизненные устои...
 Болезнь любимой жены - друга.
 Поражает глубина страданий.
 Печаль окрасила своими черными красками и
 творчество и науку...
 Выстроила  перед ним дорогу в НИКУДА.
 Но как через неподдельную муку просматривается
 величие души, высоко поднятая голова.
 Именно этот мощный внутренний стержень      поможет
 достойно выстоять в дальнейшей жизни, о чем говорят поздние             стихи.               
                (sherillanna).



                Венок сонетов Любимой Наташе.

 Я одинок.
 Плету венок.
 Что ни сонет–
 Таит секрет.

 1
 Я жутко одинок средь жизни океана

 Смотрю вокруг себя: пустынен горизонт.

 Нет! Нет тебя со мной! Кровавит в сердце рана;

 Один лишь солнца жар и неба синий зонт.

 Вонзит в меня лучи светило беспощадно,

 А деться мне куда? Не спрятать даже вежд.

 Ну, только шевельнусь – снуют акулы жадно.

 Едва обломок лишь от корабля надежд

 Случайно уцелел от прежней страшной бури.

 Находит мысль на мысль в бредовом каламбуре

 А меж житейских волн уже мои следы

 Теряются совсем. Сознанье реже, реже…

 Охватывает зной, тобою всё я брежу.

 Изгнанник вечный из любой людской среды.


 2

 Изгнанник вечный из любой людской среды,

 Влачащийся всю жизнь средь самой мерзкой мути,

 Карабкаюсь вперёд, но все мои труды

 Равны  Сизифову по изначальной сути

 Удел изгоя – знать повсюду лишь запрет,

 Гасящий без надежд, взлёт мысли вдохновенной.

 Живу вовек один!  Друзей мне в мире нет

 И только ты – мой друг, и верный и бесценный.

 Заветная мечта: увидеть тебя вновь.

 Наташа – Натали!   Спасенье и любовь!

 Изгладит память боль средь забытья бурьяна

 Наедине с тобой…   Но тщетен мой призыв

 Единственный ответ мне – ветра злой порыв

 Таранят волны обстоятельств меня рьяно.

 3

 Таранят волны обстоятельств меня рьяно,

 Являя зверью суть мне бытия сполна.

 Готовиться на дно ещё как – будто рано.

 Утихнет, может быть, свирепая волна?

 Чего ни приняла душа за эти годы:

 Елей фальшивых фраз и ненависть врагов,

 Истошно адский труд,  закаты и восходы.

 Сомнений и надежд вдали от берегов

 Оставленной земли уверенности твёрдой

 Нет сил, держаться мне, но нрав крутой и гордый

 А будь попроще   я?   То не было б беды?

 Твою любовь ко мне спасительная сила,

 Однако ты вдали, как на небе светило

 Игриво бьёт в лицо поток людской воды.


      4

 Игриво бьёт в лицо поток людской воды.

 Губами брызги  я отчаянно хватаю

 Рыча, плюю, а волны катятся седы,

 А солнце всё палит, и я от жажды таю.

 Издревле страшно нам средь выжженных пустынь

 Добычей зноя вдруг себя найти однажды.

 Росинкой высохнуть, но океана синь

 Умеет, как пески смерть принести от жажды

 Горит моя гортань и мумия лица.

 Соль! Соль в людской воде! Ей не видать конца

 Оплакать бы себя, повыть бы как на тризне.

 Но влаги в теле нет.  А значит не до слёз.

 Едва ли мозг уйдёт в страну надежд и грёз

 Тоскливо утонул корабль надежды в жизни!


 5

 Тоскливо затонул корабль надежды в жизни.

 Остался лишь кусок ничтожный подо мной.

 Свершилось!  Что ж роптать в бесценной укоризне?

 Кого ж обвинять, что крут был путь земной.

 Летало как стрела моё былое судно.

 Им разум управлял и чистая душа.

 В историю войти – и то совсем  нетрудно:

 Отменно лёгкий ход, оснастка хороша…

 Ежовых рукавиц мне, что ль не доставало?

 Борясь, не рассчитал, не удержал штурвала?

 Разбился всё ж корабль! И сам себя вини.

 Есть нынче подо мной единственный обломок.

 Мечусь по воле волн, хоть воли злой потомок,

 Я яростно спасал его младые дни.


 6

 Я яростно спасал его в младые дни,

 Родной  корабль надежд – прибежище изгоя.

 Ещё чадят в душе обугленные пни

 Мучительных страстей. Но, ни на что другое

 Совсем уж нету сил. Я тяжко отрезвлён.

 Тревожно захриплю, прозревший вмиг невежда.

 А может   утаить  мольбу  к тебе и стон,

 Любимая моя?! Последняя надежда!

 Всегда готова ты на помощь мне прийти,

 Не знаешь ты сейчас, что сбился я с пути.

 Единственный мой луч! Мне свет спасенья брызни!

 Туманится твой взор: не видишь  ты меня.

 Удавится мой хрип, на ярком гребне дня.

 Щепотка праха я, ненужная Отчизне.


         7

 Щепотка праха я, ненужная Отчизне

 Ехидствую сейчас жестоко над собой.

 Томился, прозябал в пошлейшей дешевизне

 И хватки не имея, один борясь с судьбой.

 Ну что же? Поделом! Летать не буду лихо!

 Ирония судьбы мне крылья обожгла.

 Торопится мой дух оставить тело тихо.

 Склонятся  надо мной другие два крыла:

 Я в грёзах вижу их: твои святые руки.

 Волшебный голос твой – как благовеста звуки.

 Родная! Вот же я! Ладони протяни!

 Ещё пока я жив, но видно чутким глазом:

 Мой путь в небытие определён и разом

 Яснеет. Только где же гавани огни?


 8

 Яснеет.  Только где же гавани огни?

 Раскрытой для меня, просторной, и в которой

 Изведав боль разлук, останемся одни,

 Торжественно  сойдясь под вечною Авророй.

 Слиянье жадных губ, сплетенье жарких рук,

 Я знаю, без конца в забвении продлится.

 Сомненья все падут: чисты мой верный друг.

 Та жажда и тоска навеки утолится.

 Родится близость душ, неведомая рана.

 Охватит нежность нас у наслажденья грани

 И сладкий фимиам навеет нам Эол…

 Тускнеют блики грёз в бредовой чертовщине.

 Усталый, наконец, исчезну я в пучине,

 Чужой всему и всем, невыносим, тяжёл…


 9

 Чужой всему и всем, невыносим, тяжёл.

 Естественный удел – быть выкинутым всюду.

 Гонимым странником я в этот мир пришёл,

 Отчаявшимся  ввек поверить счастья чуду.

 Счастливая судьба, однако ж, нас свела.

 Единственную нить, вручив, как Ариадна,

 Раскрыла мне глаза ты в лабиринте зла

 Дарила щедрый свет, и шёл к тебе я жадно.

 Царица моих грёз, души, ума и тела

 Ужель расстались мы! Как сердце не хотело!

 Но август постучал, разлуки злой посол.

 А вот теперь я здесь, перед чертой загробной

 Давлю последний стон, сам бешеный и злобный

 Откуда ж стал таким, ужаснейшим из зол.


        10

 Откуда ж стал таким, ужаснейшим из зол?

 Беда или вина своё  творили дело?

 Давно б в могилы я осиновый вбил кол

 Умеющим судить огульно - оголтело.

 Есть много на земле махровых подлецов.

 Топор их не достал к несчастью в прошлые века.

 Паскуды - дети от поскуднейших отцов.

 Радеет напоказ ханжа о человеке

 Однако сущность их отчетливо видна:

 Хороший человек для них, что Сатана.

 Ломать его! Топтать! А мать-земля что бренна.

 Активно носит всех, грехи, сокрывши мглой.

 Дурманит оттого мне разум демон злой

 А океан затих: ни ветерка, ни крена.


   11

 А океан затих: ни ветерка, ни крена.

 Горит светила жар на небе, хоть умри.

 Обгонит чуть меня задиристая пена,

 Но снова мёртвый штиль. Гори огонь, гори!

 И как  случилось так, что океана сила

 Юдоль последних мук моих вдруг обошла?

 Давно ль она меня пылинкою носила,

 Удары нанося, топила, как могла?

 Хотя и полный штиль в житейском океане,

 Аккорды новой смертоносной  страшной брани,

 Готовы зазвучать в любой нежданный миг.

 Уж если жажды вдруг меня и пожалеет,

 Бесспорно, новый шквал мгновенно одолеет.

 Я вновь к обломку корабля щекой приник.


 12

 Я вновь к обломку корабля щекой приник.

 Стараюсь вновь уйти в спасительные грёзы.

 Наташи слышу я призывный звонкий крик

 Ей отвечает даль, где вяло, ропщут грозы.

 Искристые глаза под цвет морской волны

 Бездонны и чисты как дивные озёра.

 Устало я прильну к глазам родной жены.

 До одури вкушу в прохладной влаге взора

 Усладу, без которой сердце век пустело

 Томленьем полное, до слёз родное тело

 Любовь мне подарит, раскрыв души тайник,

 И, обезумлю, я  любимую лаская…

 Целует не жена меня, а зыбь морская.

 Агония, тоска и жажда…  Где ж родник?


          13

 Агония, тоска и жажда…  Где ж родник?

 Божественный родник для отщепенца злого?

 Умрёт пусть навсегда мой дьявольский двойник,

 Рассыплется в прах, а я восстану снова.

 Я снова возрожусь, покладист и терпим,

 Пусть только даст мне бог глотнуть целебной влаги.

 Редчайшей верностью любовь с тобой скрепим

 Ославят нашу жизнь баллады, песни…

 Моя прекрасная! В тебе моё питьё!

 Чудеснейший нектар, страданий забытьё

 Играет океан, предсмертных мук арена,

 Телесной грешной оболочкой для проказ

 Стряхнёт мой разум мысль уже в последний раз

 Я гибну…  Где же ты святая Иппокрена?


      14

 Я гибну…  Где же ты, святая Иппокрена?

 Возник бы милый глас в пустыне голубой,

 Едва ль поющая волшебница – сирена

 Рассчитывать могла б соперничать с тобой.

 Юродивый, мою тебя об исцелении,

 Утешь и утоли, мой животворный ключ!

 Внимаю звукам всем вблизи и в отдалении.

 И что же? Всё мертво. Лишь зной звереет злой.

 Желал от сердца я, чтоб в мире под луной.

 Умерить жажду мог тобою лишь одной.

 Тебя бы вознесла стихов моих  осанна…

 Есть только слабый хрип, тонущий в глубине.

 Безумие моё останется при мне.

 Я жутко одинок средь жизни океана.

 1980 г.