Вечерним экспрессом я выехал к морю.
На днях оказалось, что здесь беспробудно,
слова заблудились в пустом разговоре.
Мелькнули в окне прокопчёные трубы...
А дальше негромко хрипели вагоны,
кругом бородатые чудились лица,
под нежное пение магнитофона,
в соседнем купе кто-то пил с проводницей.
В моём же на двадцать расписана пуля;
два верхних со мною пылят до Одессы.
Какого-то города башни сверкнули;
я вышел курить, да и так, оглядеться.
И снова - мелькание огней беспрерывно,
в окне отражается от папиросы;
рисует на небе полоскою дыма,
туманные горы труба паровоза.
Я сам по себе. У меня в целом свете
лишь мой чемодан, если тот не украли.
И профиль мой в свежих приморских газетах,
по всей вероятности, будет едва-ли.
Кирпичным осадком в коньячном бокале,
полжизни взлохмачу в пустом разговоре;
под утро усну. А потом, на вокзале,
я вытряхну пыль полупьяного вздора.
Сниму себе комнату в старом квартале,
размером с головку голландского сыра,
с картинами в рамках из старых журналов;
подальше от моря - зачем эта сырость?