В Северном краю

Анатолий Фролов-Булгаков
     После того, как все разобрали палатки: студенты из института горных пород разделились на две половинки - мужская в своей огромной десятиместной палатке, женская - с рядом стоящей, а мы, двое - я - студент, будущий культработник, и работник просвещения Магаданской области - Александр Яковлевич Лившиц; как самые старшие  по возрасту и по назначению над всеми, поставили двухместную палатку здесь же рядом. И вот самый старший всего студенческого отряда достал с рюкзака бутылку водки, колбасу, хлеб. Я тоже разложил свои съестное запасы.
- Будем знакомы: Александр, - и он протянул мне руку.
- Анатолий, - скромно представился я.
Студенты тоже копошились возле своих палаток, кто-то осваивал окружающую природу, полную аромата сочных трав, кто-то носил сухостой деревьев, которых здесь, на побережье Охотского моря было совсем не густо. Наконец студенты развели костёр и забренчали на гитаре, распевая свои любимые песни. Вскоре подъехал автобус с подшефного совхоза с горячими флягами со своей столовой, в которых было содержимое ужина. Было очень весело и радостно на душе от гомона юных голосов, от звона чашек, кружек и ложек! Мы тоже получили свою горячую порцию - толчённую картошку с котлетами, большие кружки с компотом, каравай душистого хлеба и расположились кушать у своей палатки.

      Так что свои съестные запасы пока не понадобились, кроме солёненьких огурчиков после чистейшей как слеза водочки. Выпили за знакомство грамм по сто и, закупорив бутылку, спрятали её в рюкзак. Разговорились.
- Я на второй курс переведён, сдал экзамены на 4 и 5. Будущий, так сказать, культпросвет работник, и, как сказал преподаватель по основным предметам, нам студентам по окончании присваивается офицерское звание - младший лейтенант, -
с гордостью похвастался я, на что Александр среагировал с добродушной улыбкой. Потом я так разговорился, что стал рассказывать о Оймяконском районе, где работал бульдозеристом при дорожном управлении - ДПМК. - Чистил от камнепада колымскую трассу от Артыка до границы района Усть -Неры. Зимой было посложнее - 70 км. со скоростью 4-5 км в час приходилось работать по 16-18 часов. Как однажды пошёл охотиться с товарищами на куропаток, а наткнулся на бурого медведя! Как остановил двух товарищей, несущих мои два ружья, стрелять по нему. Как мы с этим красавцем-медведем стояли лицом к лицу и внимательно изучали друг друга, наверное, целую минуту. Он завис надо мной огромным башенным краном. А какие у него умные и человеческие глаза! Потом Миша опустился на все свои четыре лапы и легко пошёл в свою лесную стихию. А оруженосцы, отбежавшие в сторону, и должно быть, описавшиеся со страху,  чуть было не стали стрелять. Пришлось зарычать на них по звериному, применяя тираду изысканно-нецензурных слов.

      Александр рассказал о себе, что жил и работал до недавнего времени в Москве, теперь вот решил поработать на поприще культпросвет просвещения на Крайнем Севере - в Магадане.
- А работал я зам. министра культуры СССР, - как-то легко и обыденно сказал он.
Я округлил глаза.
- Да, ну, брешешь, Александр! - нисколько не поверив, я смотрел на него и думал, что он таким способом решил показать контраст между простым работягой и великим человеком.
- Не веришь? - Александр засмеялся, - Ну, тогда почитай мои книги по культпросвет работам, - он на листке тетради написал названия, год издания, вырвал листок и подал мне... Сейчас вот, сидя за компом в тишине своей маленькой комнатушки, по истечению более 30 лет вряд ли смогу  вспомнить эти названия двух книг. Но после этой студенческой практики - на сенокосе, я нашёл его книги в библиотеке имени Пушкина и прочитал с превеликим удовольствием!

      А в данное время он с удовольствием и юмором рассказывал о том, как в кремле собирались наши известные артисты - выступали с концертами. Доходило там и до того, что даже в туалетах кое-кто из них репетировал во весь голос! Мы оба смеялись. И что там, в конце концов, мягко говоря, надоело Александру, так это постоянные банкеты, банкеты, банкеты. Вот жена его и не против была совершить романтический круиз на Крайний Север с постоянным местожительством и спокойной, творческой работой как для себя, так и для мужа...
- Давай-ка разведём костерок? - предложил Александр. И мы пошли к редкому леску около маленького озерка за сухостоем, благо поваленных деревцев было предостаточно. У Александра оказался туристический топорик, ножовка, так что мы быстро набрали по охапке лесного топлива и вскоре развели костерок. Стало темнеть, повеяло прохладой с моря, июльское небо осветилось мириадами ярких мигающих и не мигающих звёзд! - Переливающимися всеми цветами!  Такое великолепие, будто они все рядом и - вот-вот  зазвенят!

     Александр Яковлевич, именно так я сейчас с уважением вспоминаю этого удивительного, высокой культуры человека, от которого ни разу не слышал грубого слова, тем более нецензурного, что сплошь и рядом сегодня среди и высокообразованных, закончивших по два-три института. - Но только своими ли способностями, а не посредством кошелька? Жаль, конечно, разрушенное прошлое, связанное с великим СССР, которое оставило заметный след в каждом человеке, честно и добросовестно трудящегося на благо своей могучей страны. Помню, до отъезда в Магадан с Оймяконского района, ко мне на участок - летом - где я работал на бункере - грузил "Татры" горной скалистой породой с круч сопки - для ремонта дороги, - подъехал Уазик с главным инженером. Согласитесь со мной, если бы было культурно и вежливо мне предложено, чтобы я не рисковал, стаскивая бульдозером горный грунт с сопки, а спустился вниз и грузил бы сырую вязкую глинистую почву на подъезжающие под загрузку одна за одной "Татры" ... Но, главный инженер повёл себя по-хамски:
- Спускайся вниз и бери грунт здесь, - и он рукой указал на болотистое подножие сопки.
- Но я же здесь повязну по самые гусеницы!
- А тебе сказал: снимай бульдозер с сопки!
- Не сниму! - упёрся я. И после непродолжительной перепалки я схватил ключ на семьдесят...До сих пор сам не пойму, как это получилось. Главный инженер заскочил в Уазик, где его ждал водитель, и больше он никогда ко мне на бункер не приезжал.

     Конечно, я не должен был  делать такого глупого, почти актёрского, но не совсем умного выпада в сторону ответственного работника, ведь главный инженер отвечал не только за инженерные объекты, но и за технику безопасности. Однако молодой, амбициозный и бесшабашный паренёк 25 лет в моём лице, мог на бульдозере перевернуться с крутой сопки а любой момент. Сам я, конечно, себе этого не допускал, так как по профессионализму имел уже самый высший разряд.
И когда в летнее время в управлении дорог появилась моя идея взять такой же грунт с другой сопки для качественного ремонта участка дороги, который был далеко от бункера, то из десятка опытных механизаторов никто не согласился, кроме меня. Пришлось преодолеть страх вертикального положения - почти космического, когда взбирался на десятки метров по крутой сопке до той неровности, где мог почти в лежачем состоянии, упёршись спиной в заднюю стенку кабины, сделать себе площадку и стать как на высоком постаменте над Колымской трассой! Это было здорово и захватывающе! 

       Об этой идее - взять грунт с сопки я сначала написал в Усть-Нерскую  газету, куда весной отправил с пос. Артыка, где проживал с женой, стихотворение, посвящённое дню рождения Ленина - 22 апреля, это было, точно не помню, в 1977 или в 1978 годах. Дата не круглая, не юбилейная, так как Владимир Ильич Ульянов (Ленин) родился в 1870 году. Значит исполнялось ему со дня рождения 107-108 лет!
Но стихотворение моё редакции понравилось и оно было напечатано крупным шрифтом на первой полосе. Вот оно.

К подножию памяти возлагаю цветы
Частицею сердца страны миллионов!
Апрельское солнце горит у плиты
Ярко-высеченным словом.
Слово - текст коммунизма и века!
Слову вечно пылать и искриться -
Слово - мысль и торжество человека -
Учиться!
        Учиться!
                Учиться!

     В общем проработал я в дорожной организации три с половиной года, и, видя, что зарплата мне не прибавляется, а рисковать каждую зиму в 60 градусов мороза при очистке дороги от снега и камней в обе стороны - по 70 км. и по 17-18 часов за рейс мне, просто говоря, расхотелось. Представьте - отказал двигатель где-нибудь в середине дороги?! И что? К вечеру движение автомашин прекращается. Разводить костёр бессмысленно - лиственница не загорит, солярка становится как повидло... Через часа два-три гарантировано отморожение, а ещё через два-три  часа ледяной сон при вечной мерзлоте! Вот почему меня и не уволили за нелицеприятную выходку, когда прогнал главного инженера. Ведь я ратовал за добросовестный труд, за качество дорожного полотна! А тот, ради своего кресла, готов был засадить меня вместе с бульдозером в глинистое болото, только чтобы я не нарушал правила техники безопасности, работая на опасных градусах склона сопки. Так что работать постоянно на моем участке вряд ли кто из опытных механизаторов согласился бы. Только могло руководство ДПМК прикомандировать на этот отдалённый участок такого же молодого романтика... На четвёртом году я уволился и на попутке поехал в Магадан, благо от Артыка до Магадана через Сусуман не более 400 км.

    Когда ехал на попутке, а это был мощный Маз, то вспоминал интересный эпизод, который также отторгнул меня от этого злополучного предприятия под аббревиатурой ДПМК. А было так. На каждый конец участка очистки дороги привозили и сваливали в снег по бочке солярки. С той и другой стороны подъезжали бульдозера и механизаторы заправляли баки вёдрами в ручную, наклоняя каждый раз 200 литровую бочку и обжигая ледяной соляркой руки через рукавицы. Тоже делал и я. Но легко из бочки залить в ведро - 10 литровое, а тяжелее и опаснее было подниматься на форкоп и поднимать ведро с содержимом до уровня горловины бака. Так вот решил я установить от привода ДТ-75 гидравлический насос НШ-46, правда выбракованный, который годился только в утиль. Моя конструкция была проста, но рассчитана по всем законам инженерии. Благодаря полиспастам - через ременную передачу конструкция заработала безопасно и чётко. Я подъезжал к бочке с топливом, откручивал крышку бочки и вставлял шланг от насоса, второй шланг вставлял в горловину заправочного бака. Забирался в кабину, включал рычаг привода и за 2-3 минуты - 200 литров оказывались путём перекачки в баке трактора! А со стороны Усть-Неры тоже однажды подъехал механизатор на снегоочистительном агрегате ДТ-75 и, видя как я ловко управился, попросил и меня заправить его трактор моей конструкцией. Без разговора, заправил за 2-3 минуты и его. Механизатор был очень счастлив и всё допытывался как это я умудрился такое придумать?! Попросил даже чертёж. Чертёж я нарисовал, и даже предупредил, что насос надо ставить такой, который выработал свой ресурс.

     Честно говоря, мне не хотелось выдавать секреты своей конструкции никому из управления дороги, только потому, что приезжая даже за такой мелочью как подшипник, я мог, в буквальном смысле "торчать" в общежитие неделю или две?
А все детали и подшипники всегда в мастерских были, но надо было проставляться, а это значит бутылочку водки механику или опытному старому механизатору, у которого свой сарай завален деталями...Ну, да ладно. Я человек не злопамятный. Но прошло полмесяца и мы снова встретились на стыке участков с тем же механизатором. Также легко заправил его своим насосом.
- Что-то не вижу заправочного агрегата? - спросил я, глядя на кислый вид своего коллеги.
- Да, такое дело, механик поставил новый НШ-46. Включил - и все попадали, как начало рвать! Осколки и солярка полетела по всему цеху. Хорошо, что все вовремя попрятались, что не поубивало никого... Ну, а ты, я слышал, увольняешься?
- Увольняюсь, браток, увольняюсь! - отвечал я.
- Ну, тогда свою конструкцию нам отдашь?
- С собой возьму в Магадан, - мрачно пошутил я.
На этом диалог наш закончился и мы разъехались в разные стороны. Получив на руки трудовую и расчёт, я снял с бульдозера свою конструкцию и понёс к мазутному болоту...

     Мы с Александром просыпались ранним утром - перед шестью часами и, слегка перекусив, точили свои косы и здесь же за палаткой с весёлым настроением косили сочные густые травы для подшефного совхоза. Студенты и студентки только-только просыпались, они разводили костерки и ставили чайники. Шум и гам у их палаток сопровождался звонкими голосами. Потом они тоже начинали косить - кто как умел. Александр, плотный и спортивный крепыш среднего роста - где-то метр семьдесят - такой же короткий как и я, работал энергично и профессионально. Я же учился у него и косить и точить косу. В поте лица мы махали косами до тех пор, пока солнце не начинало нас беспощадно жарить своими яркими, горячими лучами.
    К полудню мы и студенты, накосившись вдоволь, уходили под тени деревцев, кустов, где располагались наши палатки. Вскоре подъезжал совхозный автобус с провизией и всех нас сытно кормили! Потом можно было и поспать! А спалось необыкновенно крепко и сладко благодаря аромату сочных трав, пению северных птах, запаху Охотского моря, которое было в км. пяти от нашего студенческого лагеря.


  Как-то после сытного обеда, отдохнув хорошо после сенокосного жаркого дня, мы с Александром решили обследовать горную речку, которая текла, да и сейчас, соответственно течёт там же, недалеко от нашего сенокоса. Пошли пешком по узкой извилистой тропинке,- такие тропы делают только звери, но которых мы здесь не видели, хотя знали, что разновидность зверей на Севере очень богата! Вышли мы к берегу быстрой и горной речушки шириной в 15-20 метров. И изумились увидав, как плотной массой от берега до берега и нескончаемо к морю неслась горбуша - морская рыба, которая нерестится в горных реках, забираясь высоко в верховья, туда, откуда бьют горные родники. Рыба, отнерестившись, по течению лениво уходит в море медленно умирая. Такова природа. Мы долго любовались этой огромной лавиной рыб, которая неслась и неслась, увлекаемая быстрым течением горных прозрачных вод речки. Пошли дальше - по направление в верховье - там увидели почерневшее зимовье - срубленное ранее охотниками из стволов тонких лиственниц. Зимовье стояло на берегу. Было тихо, лишь слышалось журчание речки и ленивый всплеск умирающей горбуши. Нас разобрало любопытство: что же там - в избушке? Мы открыли скрипучую дверь зимовья и вошли в помещение.

    В нос ударил запах спирта. В полутёмном бревенчатом помещение на деревянных
лежаках кто-то находился.
- Есть кто здесь? - спросили мы.
- Кто такие? - зарычало существо с угла и соскочило с поднятым ножом на Александра, который находился ближе. Александр не ожидал такого выпада и застыл на месте. Решали секунды. Я с бешенным рёвом бросился на перерез и схватил руку нападавшего. Нож упал на пол.
- Спокойно, ребята! Что-то вы озверели! Мы не имеем к вам никаких претензий! - сказал я с тем холодком и жаргоном, который присущ этим северным местам, не без основания полагая, что нарвались на только что освободившихся из лагеря.
Это были 40-45 летние крепкие, здоровые мужики. Они стояли в рост и дико разглядывали нас. Мы развернулись и медленно вышли, показывая видом, что приняли ситуацию как вполне приемлемую в этих местах. Сердце моё колотилось, что казалось оно выпрыгнет из груди, как шатун через блок мотора. Больше нас не тянуло обследовать берега этой речки. И вообще, до конца студенческой практики, мы никуда не выходили. Косили и отдыхали вблизи палаток. Мы догадывались, что в период нереста эти освободившиеся заключённые занимались, видимо, браконьерством, добывая икру. А может и питались ей.
   Александр много мне рассказывал о Москве, о своей работе зам. министра культуры СССР. Мне было удивительно и интересно общаться с очень эрудированным и умным человеком. Но я почему-то всё равно внутренне сомневался, что столь на вид простой и компанейский человек работал в кремле. Однако после практики в библиотеке им. Пушкина я нашёл и прочитал его печатные методические книги по культпросветработе, которые были написаны ранее в Москве в 70 годах прошлого века. Это меня вконец убедило. Шёл 1981 год.
   Как-то перед осенними заморозками мы встретились с Александром перед моим отъездом на материк. Я шёл с женщиной, с которой некоторое время жили гражданским браком, потом зарегистрировались и даже было желание усыновить её 9-летнего ребёнка. Но потом наступило разочарование и дело шло к разрыву. На дворе был уже 1985 год.
 - Пойдёмте ко мне, угощу вас клубникой! Прислали с нашей Кубани!
 - Землянику-то пробовал, а вот клубнику только видел на картинках,- разговорился я.  Александр со своей семьёй жил в центре Магадана, в двухкомнатной квартирке хрущёвского типа в доме в два этажа. Зашли с улицы, полной солнечного света, в тёмную, претёмную прихожую. Даже свет лампочки как-то не особо радовал этот тёмный вид приёмной. Он провёл нас на кухню, где на столе красовалась красная, спелая и сочная, чуть не с куриное яйцо, клубника в сахаре!.. А потом он написал на тетрадном листке свой адрес и попросил написать письмо с Кубани, куда я решил всё-таки лететь, благодаря Чёрному морю, куда сманила меня эта женщина. А вообще я не хотел бросать этот чудесный северный край! Но тяга странствий взяла своё...
   Как я теперь корю тот момент, когда собрался писать письмо Лившицу, приготовил и фотокарточки и авиаконверт, когда эта женщина влезла со своим ехидным советом "не заниматься чепушнёй". Оно ему не нужно. А тебе и делать нечего больше, как писать ему письма?" Такие доводы сбили меня с желания писать что-либо. А что было и писать: работа-квартира-работа. Чёрное море меня ничуть не обрадовало. Охотское мне вспоминалось с грустью, но уехать назад и бросить всё - не мог, так как получил двухкомнатную квартиру... А потом квартиру поделил на троих... Сынок её погиб от наркомании. А я - из-за своей честности - остался с "носом", потому что третью часть никому не продашь! А жить совместно было невозможно...
 


  Да, время до поссоветского периода было уже не столь безоблачным для многих мечтателей, идеалистов, или вот таких как я - беспечных молодых людей, у которых не было ни семьи, ни детей. Но которые жили в общежитии, на съёмных квартирах и совсем не думали о больших деньгах, а скорее всего витали в собственных иллюзиях, что когда-нибудь да встретят свою половинку - родственную душу и заживут в семейном режиме. Магадан - город контрастов. В нём кто только не бывал - от великих до безликих. Безликие, а этого сорняка сплошь и рядом, сновали по городу в поисках сбыта заграничного товара - джинсов, туфлей на платформе, батников... невесть откуда поступившего - в три, а то и в десятки раз дороже своей стоимости. И молодёжь покупала, так как в магазинах за таким добром записывались в длинную очередь, которая никогда не доходила. Знать коррупция тогда и пустила свои корни, да так основательно, что до сих пор идёт непрекращающаяся борьба. Мне кажется, что всё зиждется на человеческом факторе. Ведь в рождаемого человека природа влаживает то, что ей заблагорассудится, а не то, что мы хотим. Короче, философия на эту тему далеко не нова, и стара как мир, поэтому возвращаюсь в 1981 год. В этот год я прилежно - на пятёрки и четвёрки учусь в музыкальном училище на отделении "Культпросвет работа". И в общежитие ко мне приходит с Иркутска телеграмма от брата: " Срочно приезжай, умерла мама." И здесь я сорвался - три месяца в алкогольном синдроме. Прошёл весь центр Магадана по всем квартирам алкашей; сам становился алкашом. Полетела учёба, кончились деньги, наступал кризис... Спас Магаданский морской Нагаевский порт, куда устроился докером-механизатором и с 1983 по 1985 не вылазил из трюмов, с которых выгружали даже цемент в ручную на поддоны - по 30 тонн на рыло! И чувствовал себя прекрасно! Нужна была физическая нагрузка для того, чтоб выйти из эмоционального синдрома...