Держать равновесие

             
В качестве иллюстрации рисунок на стене в городе Боровске. Автор Владимир Овчинников



              Катя начинала думать про Новый год сразу после осенних каникул. Она представляла, как пойдёт с папой на ёлочный базар, а потом поможет маме на кухне.  Папа будет долго гудеть пылесосом.  В квартире запахнет ёлкой и праздником. Вечером   они сядут за стол. Кате нальют в высокий «взрослый» фужер на тонкой ножке шампанского из нарядной бутылки.  Шампанское детское, конечно, зато фужер настоящий, а не какой-то стакан для сока. Ёлка замигает разноцветными лампочками.  В полночь будут бить куранты в телевизоре, мама выключит свет, а папа зажжёт бенгальские свечи. Они сядут все вместе на диван и будут смотреть телевизор, а после Голубого огонька пойдут на улицу и скатятся с ледяной горки. Катя обязательно закричит: она боится высоты, хотя горка невысокая. А папа обнимет их крепко-крепко…  А на следующий день мама отвезёт Катю к бабушке.
              Перед праздником случились две неожиданности. И обе неприятные. Сначала стало известно, что привычный порядок нарушился: родители должны идти на какой-то обязательный корпоратив. Катя подслушала, хоть это и нехорошо – подслушивать чужие разговоры. Мама очень хотела пойти, но оставить Катю одну не решалась.
              — Я поеду к бабушке на Новый год, только, чур, одна,  —  заявила Катя.
              — Ага, значит, мы под дверью стояли, — мама не выглядела сердитой, — не страшно одной?
              — Подумаешь, одна ночь, всего делов-то. Ты вечером посадишь, бабушка  утром – встретит.
              И мама легко согласилась.  Даже немного обидно стало, что легко. Как будто она этого заранее ожидала.
              Вторая неприятность  – куда-то потерялись Катины юбочка в сине-красную клеточку и красный в тон к ней свитерок. Кажется, чепуха и ерунда, а Катя их очень любила. Они казались ей такими… живыми и ласковыми, вот что! Катя их носила, почти не снимая,   мама даже сердилась: «Чего ты привязалась к одному и тому же? Вон сколько нарядов в шкафу висит?» Никак понять не могла, что именно эти юбка и свитер – особенные, они как будто бы радуются, когда Катя их в руки берёт. А вот – пропали, исчезли  и как раз, когда надо уже на вокзал ехать!
              Катя неожиданностей непредвиденных и нарушения привычного терпеть не могла. Она любила ясность, точность и размеренность, никогда никуда не опаздывала. Папа иногда даже называл Катю «часовым механизмом», в шутку, конечно. И не обидно, скорее приятно.
              Так и пришлось ехать без любимого наряда. Что ты будешь делать, раз такая полоса невезучая пошла? Конечно, настроение испорчено и в окошко вагонное не хотелось смотреть, хотя Катя первый раз ехала в поезде сама, без мамы. И нисколько не страшно оказалось.
***
              — Катерина, ты чего такая смурная? Обидел кто? — бабушка принимала от проводницы сумку и отдельный пакет  – подарки под ёлку. Это – для Кати и бабушки. Заглядывать раньше срока нельзя, хотя так сильно хотелось, что прямо руки чесались и в носу свербило.
              — Ап-чхи! Бабушка, у меня юбка и свитер потерялись, те, которые ты мне в позапрошлом году подарила-а-а, – Катя  чуть не разревелась от обиды. Ну ещё бы, всю ночь терпела.
              — Вот беда-то, бедовинушка! Не вешай нос, кому-то они нужнее.
              — Как это? К нам никто чужой не приходил. Мне они самой нужнее, чем кому-то неизвестному.
              — Разберёмся, — сказала бабушка, и они зашагали по большой улице, потом свернули на узкую, потом ещё повернули в переулочек, из переулочка по мостику перешли овражек, ещё повернули два раза.  Перед колонкой с водой Катя остановилась на секундочку, а бабушка крепко взяла её за руку, и они прошли по неширокой  тропинке между двумя заборами и оказались перед бабушкиным домом. Это рассказывать долго, а идти всего-то двадцать минут, потому что дома маленькие, частные,  говорила бабушка. Один дом – один хозяин. Кате нравился бабушкин дом за то, что он был в один всего этаж, никакого лифта, земля близко, с крылечка можно спрыгнуть запросто.
              — Снега сколько много! — удивилась Катя. — У нас газоны дырявые, будто зелёной краской раскрашены.
              — Ты снегу-то не больно радуйся, дорожку чистить будешь, помнишь, про дорожку-то? — бабушка улыбнулась так, будто вспомнила что-то забавное, — лопатой намашешься, про красоту забудешь.
              Про дорожку Катя помнила очень хорошо. Чистить дорожку – дело не простое и иногда опасное. Три года назад, когда ей семь лет исполнилось, бабушка в первый раз попросила почистить от снега проход от калитки до колонки,  длина метров двадцать  всего.  Катя взяла тогда небольшую лопату: дорожка получилась узкая и глубокая, тропинка даже, а не дорожка. А всё равно – устала сильно. Повернулась назад и застыла: показалось, что не дорожка вовсе, а будто досочка узенькая над пропастью висит, покачивается. И по бокам вроде как не снег, а тёмное что-то ворочается и вздыхает. Чем больше смотришь, тем пропасть глубже становится.

              Катя замерла и стояла долго, пока бабушка на улицу не вышла. Подошла, взяла за руку, и наваждение рассеялось: снова снежная чищеная дорожка под ногами. Катя тогда уснула быстро и спала долго, прямо до половины следующего дня, и бабушка почему-то будить её не стала. Только с тех пор Катя высоты сильнее стала бояться. И всегда останавливалась возле колонки на секундочку. Но это зимой, а летом пробегала и не задумывалась, и даже не вспоминала тот свой зимний страх.
             Тем летом над Катей местные ребята всё смеялись: на качелях не катается, на деревья или, скажем, заборы не лазит – трусиха, одним словом. Она не жаловалась, только губы дрожали и всё.  Бабушка сказала однажды своим специальным «фельдфебельским» голосом: «Не стыдно? Девчонка в гости приехала, а вы что?» И почему-то все сразу притихли и больше никто не дразнился.
              У бабушки и правда, голос особенный, ему подчиняться сразу хочется и не возражать.  Папа называл бабушку «наш фельдфебель», мама всегда сердилась: бабушка была её мамой, не папиной. Мама всегда толкала папу в бок, когда он про «фельдфебеля» проговаривался, но старалась, чтобы не заметил никто. Катя замечала. И бабушка ей подмигивала – это у них секрет такой общий.

              Особенная у Кати бабушка! Вот хотя бы тот самый мостик: бабушка возьмёт Катю за руку, и, кажется, будто берега на коленки становятся. Но всё равно, лучше мостиком не пользоваться, а обойти другой – длинной  дорогой, и бабушку просить не надо.
              В доме бабушкином много старинных вещей. Часы с кукушкой: такой маленький домик, в нём каждые полчаса дверца открывается и выскакивает маленькая птичка. «Ку-ку,» — говорит она и исчезает, даже не успеваешь разглядеть хорошенько, такая ловкая кукушка. А под часами две гири в виде еловых шишек, одна всегда вверх двигается, а другая – вниз. Цепочки, когда разница очень большая делается, надо выровнять, а то часы остановятся.
              В простенке между окошками важничает самодельный комод. Внутри – много разных старинных вещей. Конфетница прятала внутри не конфеты – пуговицы, а шкатулка, обтянутая тёмно-вишнёвым бархатом, вытершимся от времени, – стопку поздравительных открыток.
               Больше всего Катя любила разглядывать старинные новогодние открытки: бабушка доставала их специально для Кати и только зимой. Открытки были одни и те же, но Кате казалось, что с ними всегда что-то непонятное происходило. Вот, к примеру, она помнила, какая открытка должна лежать первой или пятой – она сама складывала, а бабушке для чего их перекладывать? Но всегда открытки лежали не так, как должны. И даже всё время казалось, что рисунки на них другие, вот самую чуточку, но – отличаются от прошлогоднего.

              Самая любимая – с большой нарисованной ёлкой. Видно сразу – очень высокая ёлочка, гирлянды на ней красивые, серпантин, шарики-фонарики, большая пятиконечная звезда на макушке. А вокруг ёлочки – хоровод. Странный такой хоровод: на лицах ожидание и совсем даже не радость. Катя всегда бабушку спрашивала:  чего ребята не радуются? Бабушка молчала, но по лицу видно – знает, только говорить не хочет. Ну и ладно. Катя решила: сама узнает, вот! Только как?

              Первый день прошёл в разных делах: ходили на базар, мыли полы, половики на улице расстилали и сыпали на них снег, а потом выметали хорошенечко. После брались с разных сторон и хлопали на счет «раз-два». Полотно выгибалось пузатой волной сначала вверх, потом вниз, а в воздухе короткое время висела тонкая дрожащая снежная волна. Потом она рассыпалась, и сразу становилась видна мелкая серая пыль на снегу. Были у бабушки смешные коврики – «хохлушки». Пёстрые и лохматые такие, Катя их сама вытряхивала. Так незаметно и ночь наступила.

***
              Наутро надо дорожку чистить – за ночь снега много нападало. Теперь Катя дорожку расчищает широкую-широкую, это труднее и дольше, зато надёжнее. Бабушка хмурится иногда, а иногда – смеётся: лень, говорит, лучший учитель! Только почему лень, Катя так и не поняла, но спрашивать не стала. Она всегда знает, что спрашивать можно, а чего – нельзя, потому что ответа всё равно не дождёшься.
              Бабушка тем временем тесто поставила, оно как раз подошло, и надо лепить пирожки – маленькие, на один укус, как говорила бабушка.  Катя помогает, конечно, и  начинке удивляется. Пирожки «с таком»: это когда жареный лук «солят» манной крупой, вот и вся хитрость.
              — А как же без ёлки? Разве бывает Новый год без ёлки? – не выдерживает Катя. Этот вопрос вертится у неё на языке с самого утра и не даёт покоя.
              — Будет тебе ёлка, будет и свисток, — бабушка уходит в кладовку и приносит оттуда небольшую коробку.
              В коробке лежат какие-то лёгкие металлические детальки. Из них получается необычная латунная ёлочка. Она стоит на круглом подносике с четырьмя подставочками для свечек. В макушку вставляется длинный штырёк, который держит саму ёлку и небольшую перекладинку-коромыслице с двумя чашечками, надетыми на небольшие выступы. Сверху на штырь надевается самая настоящая звезда: два лучика коротких, два подлиннее и один главный тянется сильно вверх. На кончик этого луча пристраивается шапочка, похожая на крышу цирка-шапито, и две висюлинки-палочки с двух сторон.
              Бабушка вставляет свечки, зажигает их. Тёплый воздух поднимается вверх, «шапочка» начинает вращаться, палочки стучат об чашечки, и раздаётся негромкое дзыньканье.
              — Ух ты, — восхищается Катя, — какая ёлка получилась!
              Бабушка улыбается, а Катя думает о том, как хорошо, что нарушился привычный порядок. Разве она встретила бы вот так Новый год, если бы не родительский корпоратив. Ещё она думает о том, почему  происходят всякие неожиданности и всегда ли они неприятные.
***
              Ближе к вечеру,  Катя садится открытки смотреть, здоровается с ними, как со знакомыми, пытается угадать: что в них изменилось за год? Нынче смотрит-смотрит – ничегошеньки не поменялось! Странно даже. А любимая открытка, с ёлкой высокой, в самом низу нашлась. Катя точно помнила: в прошлом году нарочно сверху положила. И вот на тебе – последняя самая!

              А хоровода никакого нет под ёлочкой: детвора столпилась в уголочке, и вверх все глядят. Катя никак понять не могла, чего лица такие испуганные у всех? Ёлка как ёлка, высокая, нарядная, и звёздочка на месте и шарики-фонарики.
              — Бабушка, а чего это с открыткой случилось? — закричала Катя и к бабушке побежала на кухню.
              Бабушка открытку взяла, очки нацепила и разглядывать картинку начала. Молчала долго, вздохнула, про Катю будто и забыла вовсе. Тихо-тихо в доме, даже часы с кукушкой тикать перестали – дыхание затаили. И кастрюлька: то крышкой постукивала – пар выпускала, и вдруг затихла.
              — Ложись-ка, спать сегодня пораньше, — сказала, наконец, бабушка, — и пусть тебе хороший сон приснится. Во сне и решится всё.
              — А как же Новый год? Я его во сне, что ли встречать буду? — Катя даже ногой топнула, так удивилась. — А куранты? А Голубой огонёк?
              — Дело твоё, а я бы совета послушалась, да у тебя своя голова на плечах. С тебя и спрос будет.
              И сколько потом Катя вопросов не задавала, бабушка твердила о своей голове, как будто у Кати ещё и чужая есть. Катя полуночи всё-таки дождалась, но после курантов спать пошла: и бабушке не уступила и как самой хотелось, не сделала. Обе недовольны остались. С тем и спать легли.

***
              Сон никак не приходил. Уж Катя и одной стороной подушку поворачивала, и другой, и даже на ребро ставила. Бесполезно. Всё над бабушкиными словами раздумывала. Кукушка сколько раз куковала, свечки под ёлочкой погасли, дзинканье прекратилось. Ветка в окошко ударила раз и другой. Катя встала, на улицу выглянула…

              Там, где должна быть колонка с водой, стояла красивая наряженная ёлка. Та самая, со старой новогодней открытки. И гирлянды, и фонарики, и звезда на макушке – точь-в-точь! Еловые лапы шевелились, серебристый дождик блестел, и оттого казалось, будто ёлка вздыхала, как давеча бабушка.

             Катя охнула и заторопилась: путаясь в штанинах, натянула джинсы, схватила попавший под руку свитер, он оказался велик, пришлось закатывать рукава. Ноги сунула в стоявшие возле двери бабушкины растоптанные валенки, набросила свою новенькую модную куртку – подарок родителей на праздник. Выскочила на улицу, перебежала от крыльца до калитки и остановилась: тропинка перед ней опять узкая-узкая, а ведь должна быть широкая дорожка, утром сама чистила!

              Катя растерялась, хотела пройти и даже ногу вперёд двинула и – отпрянула: тонкий канат натянулся над бездной. То, что утром было снежными завалами, превратилось в чёрное ночное небо и где-то далеко-далеко внизу мигали звёздочки. «Небо перевернулось — подумала Катя, — просто опрокинулось и всё». Внутри у неё всё тоже как бы опрокинулось, стало не легко и не тяжело, а пусто, что ли.

              — Странный сон какой-то, бабушка, кажется, что-то такое говорила. Про сон. Или не говорила, не помню.

              Она закрыла глаза и представила тёплую комнату, печку в углу, стол, застеленный клеёнкой в клеточку. Синюю с красным. Как на пропавшей юбке – вспомнилось некстати. Катя оглянулась, хотела вернуться, но дома не было, ни бабушкиного, ни соседского: только голое поле, и позёмка стелется. Небо вверху мутное, а под ногами – чистое и звёздное. Подумалось, что зависла между небом и… небом. Так странно, что страха вроде бы и не было, только удивление.

              С ёлкой что-то не так, что-то неправильное в ёлке этой. Катя всматривалась, наклоняла голову то к одному плечу, то к другому, а сообразить не могла. Ну и ладно, подумаешь, сон какой-то, – решилась Катя и поставила ногу на бывшую дорожку, ставшую тугим канатом. Страх ушёл в пятки, Катя даже ощущала его как упругий комок, он мячиком прыгнул у неё внутри и в пятках вдруг рассыпался на мелкие горошки. Они пощекотали ноги и исчезли. Стало весело и смешно.

              — Главное – вниз не глядеть, — шептала себе Катя, передвигаясь потихоньку по «дорожке». Прошла метр или два не выдержала. — Мамочки!

              Внизу летели облака, вытягивались длинными языками, в тумане пропадала тонкая канатная нить, единственная опора, что удерживала Катю. Валенки, куртка и джинсы исчезли, вместо них на Кате любимая клетчатая юбка и красный свитерок. И совсем не холодно, а даже жарко в этом сне, – подумалось некстати. И юбка со свитерком стали опять впору, не жали нигде, как те, что потерялись перед отъездом.
              Ноги перестали дрожать, руки почти уверенно находили правильный угол для равновесия. Вот, я птица, – рассмеялась Катя. И тотчас настоящая птица пролетела мимо, обдала воздушной волной, нарушила равновесие. Стало страшно, так страшно, что Катя заскулила, крупные слёзы посыпались из глаз и улетели вниз, в бесконечность. Даже не слышно, как они упали на дно. Интересно, есть ли там дно? По всему выходило – нет.

              Катя медленно приближалась к ёлке, стали видны царапинки на покрытых краской стеклянных игрушках, пожелтевшие и мятые кое-где спиральки серпантина. Вблизи ёлка казалась старой и изрядно высохшей, не праздничной, в общем. Это огорчило.

              Катя взглянула вверх, мимоходом вспомнив тех детей на открытке, наверно, её лицо тоже стало испуганным: звезда на макушке была тёмной, мёртвой. Потому и ёлка такая неживая, – решила Катя и храбро побежала вверх, перескакивала с гирлянды на гирлянду, раскачивалась на ниточках игрушек и перепрыгивала с одной еловой лапы на другую. Она и сама стала размером с ёлочную игрушку, а иначе как бы она смогла удержаться-то?

              Макушка становилась ближе и ближе. Катя уселась на звёздную перекладинку и посмотрела вниз: белый снег искрился тысячами огней, вокруг ёлки водили хоровод малюсенькие отсюда дети, звали Снегурочку и кричали : Ёлочка, зажгись! Катя, когда была маленькая, тоже верила, что ёлочка вспыхивает от детских пожеланий.

              — Зажигайся, ёлочка! Новый год на дворе, - попросила тихонько Катя.
              И ёлка вспыхнула: сначала засветилась звезда на макушке, по стеклянным трубочкам будто прошёл яркий свет. Фонарики и гирлянды перемигивались разноцветными огоньками, а еловые лапы стали ярко-зелёными и сильно запахло хвоей.
              — Ура! – раздалось снизу.
***

              Тонкая серебряная нить протянулась по небу. По ней скользила невысокая девочка в синей с красными клетками юбочке и красном свитерке. Волосы её трепал ветер, руки девочка развела в стороны, тонкая фигурка чуть покачивалась, удерживая равновесие. Нить не кончалась, терялась где-то вдали, силуэт идущей по канату становился меньше и вот совсем исчез…

***

               Катя проснулась рано, едва голубоватый рассвет мазнул по оконному стеклу. Долго лежала, смотрела как синие стёкла розовеют, разогреваются от солнечного тепла. За перегородкой что-то стукнуло. Утро нового года наступило.

              — Какой странный сон мне снился, – прошептала Катя и откинула одеяло. Босые ноги плотно утвердились на холодном полу. — И главное – всегда держать равновесие!

              На стуле рядом с кроватью лежали аккуратно расправленные синяя с красным клетчатая юбка и красный свитерок. Почти такие, как бабушка подарила в позапрошлом году, но всё же чуть другие. Катя надела – всё оказалось впору. Или они выросли или… Катя задумалась.
              Бабушка растапливала печку. Дверца открыта, маленький несмелый огонёк облизывал лучинки, совсем как Катя – мороженое.
              — Бабушка, я пойду дорожку чистить, снега опять намело, — закричала Катя и засмеялась. Так ей стало легко и совсем не страшно!
              — Дело хорошее, отчего бы не почистить, коли в охотку, — улыбнулась в ответ бабушка и поправила на плечах новую шаль с расписными крупными розами и длинными кистями.