Даже по деревенским меркам Ольга проснулась рано, до первых петухов. Да, и ночью почти не спала: может, пару часов подремала. А то всё ворочалась, думала, думала. Хоть и была она у родной дочери в гостях, а, верно, самый лучший сон - у себя дома, в своей постели. Правда, повод для плохого сна здесь у неё был, и немелочный.
Женщина, умывшись холодной водой и одевшись, вошла на кухню. Она хотела до того, как дочкина семья поднимется, успеть похозяйничать, начать готовить праздничный обед. Сегодня у её дочери Валентины и её мужа Фёдора торжественное событие – крестины новорожденного Ильюшеньки. Почти вся родня соберётся, и с той, и с другой стороны. Зять долго ждал сына (до этого родились две дочки), поэтому радости у него не меряно. И пожелал, чтобы отмечен этот день был на широкую ногу.
Придут зятева сестра с семьёй да его двоюродные братовья, золовка, Ольгин старший сын, Валин брат, тоже с семьёй, племянник с женой. Да, ещё из соседнего города обещалась приехать Валина студенческая подруга, кума Рая, она - крестная средней её дочки. А там и старушечки сойдутся на чадо посмотреть, Фёдоровы тётушки, ребятни соберётся под десяток душ. Но более всего женщину беспокоило то, что из хутора Павловки должна была явиться на торжество её младшая кровная сестра Катька, с которой Ольга не виделась с самой войны, уже лет двадцать, не меньше.
Ольга на миг призадумалась, с чего бы ей начать готовку. Несмотря на то, что гостей обещало быть много, она особо не беспокоилась. Кое-что дочка уже приготовила заранее. Да, и вообще, главное, что родня соберётся. А что поставить на стол - найдётся. Припасы всегда есть, консервы всякие, овощи, фрукты. Основное горячее блюдо обещала приготовить сваха, она здесь же, в одном дворе жила.
Ей особенно удавалась лапша. Практически одну её она и умела готовить мастерски. Для этого ещё вчера зарубили петуха. Из него будет долго вариться бульон. За это время сватья будет колдовать над лапшой. Её она замешивает прямо на столе, вбивая в муку несколько свежих яиц, которые снесли свои же курочки, долго месит тесто руками, пока оно не станет тугим и упругим, а потом будет тонко-тонко раскатывать его здесь же на столе.
Пожалуй, обо всём остальном предстояло позаботиться «ранней пташке». Ольга начала чистить картошку. Её руки делали эту привычную работу машинально, тогда как в мыслях она была далеко-далеко отсюда… Как же это произошло, что с единственной родной сестрой они столько времени не виделись?
В памяти всплыли тревожные и нерадостные картины их жизни во время немецкой оккупации. Был 1943 год. Фашисты, уже почувствовав силу противника в боях под Сталинградом, зверствовали. Молодёжь насильно угоняли на работу в Германию. Ольга, как могла, прятала своего старшего сына Василя от фашистской неволи. Пока было тепло, местом для укрытия ему служили и стог сена, и валежник в лесу, и шалаш за бахчевым полем.
Но вот выпал первый снежок, и более так скрываться было уже невозможно. К тому же староста ясно предупредил женщину, что, если сын не придёт на сборный пункт, то жестокой кары не миновать ни ей, ни её сыну.
А тут ещё другая беда – начался страшный голод. Все продовольствие у людей отнимали фашисты, увозили в Германию. Если летом годилось для пропитания всё, что зеленело, а самое вкусное - лебеда с крапивой рубленые и ошпаренные кипятком, то теперь на это надеяться не приходилось.
Пока оставалась ещё какая-то крупа, женщина готовила кашу и давала детям по пару ложек в день. Суп из гороха или перловки был праздником. Варила «затирку» из остатков муки – супчик в виде киселя. Пока были сухари, крошили их в воде с солью и сдабривали небольшим количеством постного масла. Это блюдо называлось тюрей. Но наступил момент, когда ничего этого не стало и каждая живая травинка, веточка с зернышками, шелуха от мороженых овощей, отбросы и очистки уже добывались с трудом. И самое главное – не было привычного и особенно для них дорогого хлеба. Никакого.
Понимая, что ещё немного – и она уже не сможет дать своим детям ничего из еды, Ольга решила отправить своего старшего сына Василя к своей младшей сестре Катерине на хутор Павловку. Главный аргумент в пользу этого решения был - она живёт одна, и у неё есть корова. А сама с дочкой она уже как-то перебьётся. Это было не очень далеко, день ходу, но предстояло сделать крюк, чтобы не попасться немцам на глаза.
Катька жила в маленькой деревеньке из нескольких дворов одна уже много лет. И была она старой девой. В юности был у неё парень, за которого она мечтала выйти замуж, но ему не разрешили родители жениться на девушке, у которой за душой ничего не было. Так она и жила одна. Некрасивая, с маленькими глазками и мясистым курносым носом, но весёлая нравом, горластая, она никогда не показывала виду, что одиночество гнетёт её. До войны частенько наведывалась в соседнее село в гости к старшей сестре и, чем могла, ей помогала. Нянчила детей, присматривала по хозяйству. Когда немец пришёл на их землю, Катерина сидела в своём селении, ходить к сестре было страшно. И вот однажды вечером она услышала стук в окно:
- Тёть Кать, тёть Кать! Это я Василь. Откройте ради Бога!
Женщина быстро впустила племянника в дом, обняла, прослезилась. Боже, как повзрослел! Ведь не видела его с самого начала войны. Выложив на стол всё, что у неё было (а было у неё немного – вареная картошина, луковица да яблоко), она попросила племянника побыстрее рассказать об их житье-бытье.
- Ну, давай, рассказывай! Как Ольга? Жива? Как вы?
Василь, одним махом проглотив угощение, начал рассказывать: и о том, как они пережили бомбёжки, и как сильно сейчас голодуют, и как сельский староста не даёт покоя своими угрозами матери, если он, Василь, не явится на сборный пункт для поездки в Германию, и о том, что мать просила сестру приютить на время парня, спасти его от фашистского плена. Катя всё это молча слушала и кивала головой. На ночь она постелила племяннику в сарае, кинув туда старый кожух и какие-то тёплые вещи. И, оказалось, что правильно сделала. Утром, только рассвело, в деревню приехали полицаи. Рыскали по домам, кого-то искали, предупредили, что, тех, кто прячет кого-либо у себя, ожидает расстрел. Слава Богу, в сарай они не заглянули.
Катерина собрала племяннику небольшую котомку, в которую положила с килограмм ржаной муки, столько же картошки, стакан крупы, несколько луковиц, и сказала ему:
- Вставай, Василю! Ты слышал, полицаи приходили? Расстреляют и тебя, и меня, детка. На вот, я здесь собрала вам, что могла. Нет, сынок, у меня коровы- кормилицы уже давно. Так и скажи матери. Фашисты забрали. Сама так же, как и вы, перебиваюсь, чем могу. Кланяйся сестре, пусть не обижается. И да храни вас Бог!
Рассвело. Ольга подкинула угля в печь и приступила к жарке рыбы. Уже проснулась вся дочкина семья. Малыш немного покапризничал, но, насытившись, вновь заснул. Вся семья приготовилась к поездке в церковь, где Ильюшку должны были крестить. Пришли будущие крёстные мама и отец. И хотя родители мальчика были беспартийные, они всё же не стали рисковать своей репутацией благонадёжных граждан и договорились с батюшкой церквушки соседнего села, чтобы их не записывали. Ведь это было советское время. Приехала машина – и все участники обряда, кое-как уместившись в ней, уехали.
А Ольга осталась вновь одна. И, работая на кухне, она всё вспоминала и вспоминала те далёкие дни, разъединившие её с младшей сестрой Катькой.
Когда Василь на другой день вернулся домой, Ольга была в полном отчаянии. Она понимала, что спасения для неё и для её сына больше нет, что ничего не остаётся делать, как идти на этот проклятый сборный пункт. Иначе – смерть! И винила теперь в этом она Катьку! Которая пожадничала, не захотела поделиться пропитанием, струсила, не позволила племяннику пересидеть у себя это время! И что она передала ей? Жменьку муки? Разве она сможет этим накормить свою семью? Всё внутри неё жгло от горечи обиды, и она дала себе слово, что никогда этого не простит сестре, никогда больше не встретится с ней и не заговорит.
Упрямая и твёрдохарактерная, Ольга сдержала своё слово. Тогда, в войну, они выжили. Сын был насильно отправлен в Германию, а затем вернулся, испытав все ужасы фашистского лагеря для гастербайтеров. Все эти годы Ольга избегала встреч с Катериной. Если собиралась родня по какому-либо поводу, она всегда интересовалась, а приглашена ли Катька, будет ли она? И как-то ей удавалось от встреч с ней уходить. Сын такое поведение матери поддерживал, а дочь, которая пользовалась особой симпатией тёти Кати, не раз говорила, что это глупо, что пора уже забыть о своих обидах, простить друг друга и помириться. Тем более, что обе уже – немолодые.
О том, что тётушка из хутора приглашена на крестины, Валя сообщила матери как о решении, не терпящем возражений. Хватит уже характер свой показывать. Ольга сначала обиделась на дочь, а затем решила – будь, что будет.
И вот уже первые гости начали прибывать. Приехала Валина подруга из соседнего города со своим мужем и детьми. Всегда такая модная и изысканная, с несколько сверх меры подкрашенными глазами и губами, что всегда становилось поводом для осуждения со стороны любящего природную красоту зятя. Приехали дети с малышом из церкви.
Дом всё больше и больше стал наполняться шумом и людьми. Все хотели посмотреть и подержать на руках Ильюшку, с шутками и прибаутками вручали счастливым родителям подарки (кто пелёнки, кто распашонки, соски и погремушки, одеяльца). От чрезмерного внимания новорожденный расплакался - и пришлось приложить немало усилий, чтобы его успокоить.
В этой суете Ольга и пропустила момент, когда в дом вошла приехавшая из деревни Катька. Она тихо вошла, поздоровалась со всеми, поздравила родителей и крёстных и как-то сразу растворилась в этом сообществе людей. Как ни в чём ни бывало, зашла на кухню и спросила Ольгу, чем может ей помочь. Та в свою очередь не стала кочевряжиться и начала давать ей поручения.
Сваха принесла в кастрюле свою знаменитую лапшу – и вкусный сытый запах заполнил всё пространство, возбуждая аппетит. Вместе женщины быстро накрыли на стол. Ещё какое-то время была суета, пока каждый из гостей не нашёл себе место за столом и набор посуды для обеда. И вот, наконец, все успокоились, приступив к трапезе. Две сестры также были приглашены за стол. И их места оказались рядом…
Звучали тосты и приглушённый смех гостей. А Ольга и Катя сидели и, молча, смотрели то в свои тарелки, то на окружающих. После выпитой рюмочки вина Катя заметила, как бы между прочим: «Да, как зажили сейчас все хорошо! И стол есть, и на столе чего только нет!». «Такой бы стол, или хотя бы его малая часть, нам бы тогда, в войну. А то ведь лебеду да крапиву ели», - обиженным тоном, но всё же, как бы ответила ей Ольга. Ну, всё! Лёд начал таять. Труднее всего было начать этот нелёгкий разговор. Сёстры начали потихоньку, между собой, не мешая гостям, вспоминать. Своих родителей, братьев и сестёр, которых уже никого не было в живых. А потом и о тех злополучных событиях, которые привели их к ссоре.
- А у меня тогда, когда Василь пришёл, (поверишь?) ничегошеньки не было. Ни хлеба, ничего. Только картошина да луковица. Немного муки было. Так я с вами поделилась! А корову у меня немцы почти сразу забрали.
Катя рассказывала, а её маленькие глазки всё больше увлажнялись, пока не потекли по её щекам скупые слёзы.
- Да, я знаю, Катя, что ты, так же, как и мы, голодала. Но ты же знаешь, какая я упрямая? Придумала себе, что ты всему виной – и хоть ты что! И сама этому верила все двадцать лет, хотя знала, что это не так. Не могла ты ничем помочь, я это знаю. Прости ты меня ради Бога за это! А ведь я тебя старше лет на десять-двенадцать и была почти за мать. И на руках тебя маленькой носила, и кормила. А сарафан помнишь, какой я тебе однажды пошила? Одну полку выкроила из платка маминого (мне ещё тогда за это попало), а вторую – из старой занавески.
Ольга достала из кармана носовой платок и тоже начала вытирать откуда-то взявшиеся слёзы. И вдруг она отчётливо поняла, что нет у неё уже давно никакой обиды на Катьку, и что она её много лет назад простила, только забыв об этом сказать.
Женщины незаметно для всех вышли во двор и сели на лавочку под вишней. Здесь сидели ещё несколько старушек постарше, которым сюда подали обед, чтобы они угощались в тишине и спокойствии. Через какое-то время Ольге дочь вынесла маленький конверт с Ильюшкой, чтобы она покачала его на свежем воздухе.
«А давай, споём, Оля, помнишь, как когда-то, ещё до войны?», - сказала Катерина и затянула тоненьким, почти детским голоском: «Каким ты был, таким остался,
орёл степной, казак лихой...». Ольга подхватила своим низким грудным красивым голосом: «Зачем-зачем ты снова повстречался, зачем нарушил мой покой?». Дуэт получился славный. Сёстры тихо рассмеялись и обнялись.
- А можно я его поколышу? – спросила Катька.
- Конечно. Бери. – ответила Ольга и передала сестре свёрточек с Ильюшкой.
Женщина, никогда не знавшая материнства, взяла на руки ребёнка как драгоценный дар, незнамо как у неё оказавшийся. И расплылась в счастливой улыбке.