§ 37. Практическая заинтересованность как фактор организации длительности
Особенности эндоцентрированных необычных состояний сознания указывают на необязательность присущих объективному времени топологических свойств для внутреннего времени, объясняют их как все ту же инерцию сознания, включенного в тело – экзоцентрированного сознания, направленного во внешний мир, практически заинтересованного в последнем. Практическая заинтересованность в мире подразумевает принятие определенных темпоральных стандартов. Во-первых, это биологические стандарты конституции индивида и витальные – вида. Кроме этого, сама природа – объективная действительность, к которой применяется активность человека, на которую направлена его познавательная и преобразующая деятельность – задает стандарты темпа и ритма взаимодействия. Практика как активность и заинтересованность как внимание направлены на внешний мир, который сам задает человекомерные темпоральные пределы и ограничивает способы реализации практической заинтересованности. Наиболее полная коммуникация человека и внешнего мира может быть достигнута при условии достижения между их длительностями (темпом и ритмом их длительностей) резонанса.
Практический интерес к окружающим вещам в ценностном аспекте выражается в том, что сознание человека конструирует их значимость для своего пространственного бытия, в результате чего «вещь обладает способностью к движению из жизненного мира человека в жизненный мир общества» [1, с. 13]. Разделяемость ценностного отношения к окружающим, т.е. обнаруживаемым в пространстве вещам, реализуется в практическом к ним отношении, в их освоении. Практическая активность в мире, в свою очередь, на основе вырабатывания общих темпов действования, приучает индивидуальное сознание во внешней активности к этим темпам. Так социально-практическое отношение к миру формирует индивидуально-практическое отношение в темпоральном аспекте, а через него – саму длительность. «Во время бодрствования – пишет Бергсон – мы живем жизнью, общей с жизнью наших ближних; наше внимание к этой внешней и социальной жизни является великим регулятором в последовательности наших внутренних состояний» [2, с. 1001-1002].
В эндоцентрированных необычных состояниях сознания биологические, натуралистические и социальные детерминанты длительности перестают формировать ее течение, во многом благодаря изменению степени практической заинтересованности во внешнем мире. К примеру, сновидец «не способен уже к тому вниманию к жизни, которое необходимо для регулирования внутреннего с внешним, для совершенного внедрения внутренней длительности в общую длительность вещей» [2, с. 1002].
Практический интерес для Бергсона выступает тем основанием, которое может объяснить гипермнезический феномен умирающих, а также прояснить свойства длительности вообще: «[…] ничто нам не препятствует перенести сколь возможно назад линию разделения между нашим настоящим и нашим прошедшим. Внимание к жизни, достаточно сильное и достаточно свободное от всякого практического интереса, охватило бы, таким образом, в неделимом настоящем всю прошлую историю сознательной личности, – без сомнения, не как одновременность, но как нечто такое, что есть разом и непрерывно настоящее и непрерывно движущееся» [3, с. 953]. Это, подобно мелодии, длящееся настоящее.
Если в пространственном значении практическая заинтересованность сопряжена с вниманием, избирающим из окружающей реальности объекты для взаимодействия, то в темпоральном значении она связана с модусом будущего. Устремленность в будущее является организующим фактором практического сознания. Размещенность действия во временных рамках позволяет поместить цель, в качестве смыслового маяка, в будущее. Являющееся условием цели будущее, таким образом, есть условие реализации практической заинтересованности. Отсюда, процессы целеполагания и целеустремления берут свое начало в будущем. Соответственно, будущность является имплицитным фактором практической заинтересованности, принимающей темпоральные стандарты действительности, в которой эта заинтересованность практически реализуется.
Смерть, являющаяся не в размышлении – как абстрактная возможность, но как глубоко личная актуальная угроза, переводит человека в экстремальной ситуации в состояние пред-стояния перед небытием, аннигилирующем любое будущее. Соответственно, так оправдывается потеря практической заинтересованности, выражающейся во внимании (пространственный аспект) и устремленности в будущее (временной аспект). «Случается, – пишет Бергсон, – […] что внимание сразу отрывается от своего интереса к жизни: тотчас же, как по волшебству, прошлое становится вновь настоящим. У лиц, перед которыми встает угроза внезапной смерти, у альпиниста, низвергающегося в глубину пропасти, у утопающих, у повешенных, может произойти резкий поворот во внимании, как бы изменение в направлении сознания: обращаясь до тех пор к будущему и поглощенное потребностями действия, оно внезапно теряет к этому интерес. Этого достаточно, чтобы тысячи “забытых” мелочей вспомнились, чтобы вся история личности развернулась перед ней как панорама. Следовательно, прошлое тут было, но не делалось того, что было нужно, чтобы его заметить» [3, с. 953].
Действительно, прошлое содержится в настоящем. Но оно нестабильно, оно обновляется в постоянном течении жизни. Смерть как сильнейшая экзистенциальная катастрофа, замыкающая жизнь, открывает ее, тем не менее, как целостность, позволяет схватить жизнь в ее завершенности. «Смерть становится глубиной бытия не как покой, но только как завершение» [4, с. 231] – пишет Ясперс. Реализация целости есть, таким образом, актуализация смерти как бытийной не-обходимости.
Свертываемость длительности при смертельной угрозе, ее оборачивание вспять, обращение к себе самой есть самопознание как целостности. Отсюда возможность в экстремальных ситуациях познать любой, казалось бы, забытый, момент прошлого. Порядок вспоминаемого может быть любой, поскольку внутреннему времени сознания, более не являющегося практически заинтересованным во внешнем мире и его со-временности и со-бытийности, чужды топологические свойства объективного времени. При этом события, происходившие в разное время, могут восприниматься одновременно, панорамно – но, скорее, не рядоположенно, а как друг на друга наложенные, взаимопроникающие.
Суть эндоцентрированных необычных состояний сознания – преобразования и необычные феномены внутреннего времени, т.е. собственно длительности. Эндоцентрация как интенциональный вектор оборачивает длительность на самое себя. Феномены, входящие в эту группу, связаны с преодолением практического сознания, принимающего темпоральные стандарты и топологические свойства времени для взаимодействия во внешнем мире, охватывающем объективную и интерсубъективную реальности.
--
1. Устьянцев В.Б., Орлов М.О., Данилов С.А. Очерки социальной философии: пространственные структуры, порядок общества, динамика глобальных систем. Саратов: Издательство СГУ, 2010.
2. Бергсон А. Сновидение // Бергсон А. Творческая эволюция. Материя и память. Мн.: Харвест, 1999.
3. Бергсон А. Восприятие изменчивости // Бергсон А. Творческая эволюция. Материя и память. Мн.: Харвест, 1999.
4. Ясперс К. Философия. Книга вторая. Просветление экзистенции. М.: Канон+; РООИ Реабилитация, 2012.