Мое участие в карибском кризисе, или станция скорой помощи, отделение милиции и вагон пассажирского поезда за один вечер
1. Однажды мне "повезло" за один вечер побывать на станции скорой помощи и в отделении милиции в столице СССР городе Москве и в тот же вечер благополучно покинуть их (столицу, станцию скорой помощи и отделение милиции).
Все началось с того, что США разместили свои ракеты с ядерными боеголовками на территории Турции. Дальность действия этих ракет была такова, что они могли "достать" до Москвы и многих других советских промышленных центров. В ответ на это Никита Сергеевич Хрущев, решил показать американцам Кузькину мать и ухитрился разместить под носом у американцев, на Кубе советские ракеты. Когда американцы это обнаружили, они совсем не обрадовались, и возникла ситуация, названная в советской прессе карибским кризисом. Запахло угрозой третьей мировой войны.
В результате меня, как и сотни таких же молодых инженеров, вызвали в военкомат, где нас быстро "прокрутили" через медицинскую комиссию, нам зачитали приказ Министра обороны, присвоили очередное офицерское звание и приказали ждать повестки о призыве в армию. И главное - велели не рыпаться: приказ Министром обороны уже подписан и изменен быть не может.
Я не знал радоваться ли мне или печалиться. Я чуть больше года, как женился, и предстоящее расставание с молодой женой неизвестно на сколько, не радовало. С другой стороны, я прекрасно понимал, что мне выпал редкий шанс побывать за рубежом, причем за казенный счет.
Я тут же по телефону доложил родителям обстановку, и они немедленно приехали из Украины к нам в Куйбышев (называемый так же Самарой) на две недели погостить прежде, чем меня отправят на Кубу выполнять мой интернациональный долг.
Быстро пролетели две недели; родители отправились в обратный путь, и я поехал сопровождать их до Москвы, чтобы там посадить их вечером в пассажирский поезд Москва-Одесса, идущий через город Смела, где они проживали.
Однако на следующий день рано утром, когда наш поезд Куйбышев - Москва прибыл на Казанский вокзал столицы, мы поняли, что в наши планы необходимо внести коррективы. Дело в том, что пока поезд преодолевал свою зимнюю дорогу, маму в нем изрядно продуло, и в столицу она прибыла с высокой температурой. Сил, чтобы ехать на такси в поисках гостиницы, у мамы уже не было. Мы с трудом добрались пешком до гостиницы "Ленинградская", расположенной неподалеку на площади трех вокзалов. Как и следовало ожидать, свободных мест в гостинице не было.
Администратор объяснила нам, что все места забронированы для делегатов какой-то научной конференции. Однако спустя некоторое время, она все же сжалилась над нами и предложила нам трехместный номер, предназначенный для делегатов конференции, но не заселенный ими. Очевидно, из-за высокой даже для них, делегатов, стоимости. Я сказал что-то вроде того, что неужели я, советский инженер, не могу себе позволить снять на сутки номер в гостинице для своих родителей? Фраза оказалась на удивление точной: заплатить за двое суток мне бы денег уже не хватило бы. Мы сняли номер ровно на сутки.
Папа поехал в билетные кассы Киевского вокзала, чтобы перекомпостировать свой и мамин билеты с сегодняшнего вечера на вечер следующего дня. Я же взял на себя решение двух задач: закупку в аптеке лекарства для мамы и поиск места недалеко от нашей гостиницы, где мама могла бы побыть отрезок времени между тем, когда должно закончиться наше пребывание в гостинице, и тем, когда нам надо будет отбыть на Киевский вокзал столицы.
Первая моя задача решалась просто: в те времена почти на каждом вокзале были аптечные киоски, где не только можно было приобрести лекарства, но и получить хороший совет от киоскерши, что следует купить и как это лекарство следует употреблять.
Вторая задача первоначально казалась неразрешимой, но я вспомнил, что у меня есть телефон и адрес Максима, который когда-то проживал в общежитии в одной комнате со мной, потом женился и с молодой женой снимал комнатушку где-то недалеко от площади трех вокзалов. Нам повезло, Максим оказался дома, и мы договорились, что он будет ждать нас у себя дома, когда мы покинем свой не слишком гостеприимный номер в гостинице.
Когда мы пришли к Максиму, Стелла, жена Макса, решила нажарить блинов. По-видимому, она здорово проголодалась, поскольку стала хватать их прямо со сковородки и отправлять в рот, не дожидаясь, когда блины как следует остынут. Вскоре Стелле стало плохо, и она закричала:
- Максик, я умираю!
Тут вмешалась моя мама:
- Стелла! Немедленно прекратите есть блины. Вам плохо из-за того, что вы едите их в неостывшем виде.
- Нет! - закричала хозяйка. - Блины здесь не причем. Я всегда ем их в горячем виде, и никогда еще мне не было так плохо. Максик, спасай меня! Я умираю...
Макс принялся звонить по телефону на скорую помощь.
Там уточнили адрес, сказали: "Выезжаем" и положили трубку.
Чем дальше, тем хуже становилось Максовой жене. Она закатила глаза вверх и принялась кататься по кровати, повторяя: - "Максик, спасай меня! Я умираю"
Макс, не переставая, пытался дозвониться до скорой помощи, но трубку никто не брал.
Ситуацию усугубляло то, что Стелла была беременна, и ее страдания, несомненно, отражались на здоровьи ребенка.
- Выпивают, сволочи, - сказал Максим.
- Далеко ли отсюда до них? - спросил я.
- Не больше квартала, - ответил Макс.
- Побежали! - скомандовал я.
Мы схватили свои пальто и головные уборы и бегом отправились в ближайшее отделение скорой помощи.
Дверь туда оказалась запертой на крючок изнутри. Мы пару раз тряханули ее плечами, крючок соскочил, и мы влетели в помещение скорой помощи. Бригада эскулапов сидела вокруг стола, в центре которого красовалась початая бутылка с водкой и нарезанные кусочками хдеб, колбаса, ветчина и сыр.
- Понятно, почему вы не ездите по вызовам! - закричали мы. - А ну, быстро поехали к больной, а доедать будете потом.
В отличие от нас, медики никуда не торопились. Они позвонили в ближайшее отделение милиции и сообщили:
- Тут к нам в отделение скорой помощи ворвались пьяные хулиганы и сорвали входную дверь. Срочно выезжайте к нам на помощь.
Не успели мы прийти в себя от такой наглости, как приехала милицейская машина, и нас с Максимом отвезли в ближайшее отделение милиции.
Комната отделения милиции, куда нас привели, была заполнена людьми - кто в гражданской одежде, кто в милицейской форме. Один из милиционеров все время куда-то звонил, отдавая и получая приказания. Из обрывков фраз мы с Максом поняли, что они готовятся взять кого-то с поличным, и им не до нас с Максом.
Уловив момент, когда у милиционера с телефонной трубкой возникла секунда свободного времени, я протянул ему наши билеты и сказал:
- Наш поезд отходит с Киевского вокзала меньше, чем через час, а здесь мы вам только мешаем работать. Поверьте, мы ничего не нарушили. Отпустите нас, пожалуйста.
- Паспорт имеется?
- Имеется, - я полез в карман за паспортом.
- Не надо. Уходите, чтоб я вас здесь больше не видел!
Мы выскочили на улицу и побежали в направлении дома, где располагалась Максова комната.
За время нашего отсутствия Стелла перестала умирать. Мама тоже выглядела бодрее.
Мы похватали вещи и выскочили ловить такси.
За пять минут до отхода поезда мы были возле нашего вагона.
- Билеты есть? - спросила проводница.
- Есть! - закричали мы.
Папа и мама успели зайти в свое купе, Максим остался стоять на платформе. Под шум отходящего поезда я запрыгнул в вагон и прокричал ему слова благодарности. И только тогда до меня дошло, что я должен был остаться вместе с ним на Киевском вокзале, а вместо этого мчусь по направлению к городу Смела, куда из нас троих (папа, мама и я) только мои родители имеют билеты.
Я уже не помню, как папе и маме удалось провезти меня без билета до города Смела. Наверняка, с помощью добросердечной проводницы и отзывчивых железнодорожных контролеров, которым пришлось рассказать в подробностях всю нашу историю, начиная от карибского кризиса и заканчивая посещением отделения милиции.
Уже в поезде мама рассказала мне, что произошло после того, как мы с Максимом побежали в отделение скорой помощи. Когда наконец-то по Максовому вызову приехали медики, один из них, по-видимому, старший, спросил маму:
- А высокий чернявый это ваш сын?
- Мой.
- Вот видите, я сразу же определил это. Он очень похож на вас.
- Значит, вам было не трудно определить, что он мой сын.
- Вы его сегодня уже не ждите. Они сейчас в милиции, их отпустят в лучшем случае завтра утром.
- Ну, это еще неизвестно, - ответила мама. - А вы пока займитесь нашей больной. Вас ведь, кажется, для этого вызывали. А не затем, чтобы людей запугивать...
Стали медики спрашивать у Стелки, что у нее болит, а та отвечает, что уже ничего не болит.
- Стелла, - говорит моя мама. - Вы ведь только что кричали "Умираю". Из-за этого ваш муж и мой сын находятся в отделении милиции. Их, как авторитетно утверждают медики, в лучшем случае отпустят только завтра утром. А вы говорите, что у вас ничего не болит.
- Ну, не могу же я врать врачам. Тогда мне было плохо, я умирала. А теперь все прошло. Я всегда говорю только правду.
- Нет, не всегда, - говорит ей моя мама. - Когда вы катались по кровати и кричали "Умираю", вы сказали не правду - вы не умирали.
- Да, я не умирала. Но я хотела, чтобы Максик почувствовал, как мне плохо!
Остается только рассказать, чем кончился для меня карибский кризис.
Пока я принимал дорогих гостей и посещал с ними столицу, мои более старшие и более опытные товарищи по призыву пошли к начальнику нашего конструкторского бюро на предмет освобождения специалистов нашего предприятия от призыва в армию. Начальник конструкторского бюро со списком заводских электронщиков, попавших в приказ, пошел к ответственному руководителю предприятия, а тот говорит:
- К сожалению, ничем помочь не могу. Я член обкома Коммунистической партии. Нас в обкоме предупредили, чтобы мы в это дело не вмешивались.
Тогда более старшие и опытные мои товарищи пошли к заместителю директора завода по режиму, а он не был членом обкома, его в обкоме не предупреждали, чтобы он в это дело не вмешивался. Вот он и договорился в военкомате, чтобы наших электронщиков из приказа Министра вычеркнули.
Вот так я и не попал на Кубу.
Кстати, как выяснилось впоследствии, инженеров из соседних заводов, тех, кого не вычеркнули из приказа Министра, тоже не послали на Кубу. Их послали служить на крайнем и весьма знойном юге нашей когда-то необъятной страны.
2. Мне казалось, что с нашим приездом из Москвы в Смелу мои дорожные приключения закончились, но оказалось, что это не так. Едва мы переступили порог родительского дома, как на меня обрушились телефонные звонки. Звонил Айзик, мой двоюродный брат, который проживал в Киеве. Он приглашал меня немедленно ехать в столицу Украины, чтобы встретиться с ним, аргументируя свое приглашение тем, что из Киева в Москву идет в десятки раз больше поездов, чем проходит через Смелу. Поэтому из Киева мне будет намного легче возвратиться в Куйбышев, где я, собственно говоря, проживал и должен был сейчас трудиться.
Действительно, через Смелу на Москву тогда проходил всего один пассажирский поезд в сутки. К тому же и расстояние от Смелы до Киева всего ничего, каких-то 200 километров; на Киев из Смелы круглосуточно ходят междугородние автобусы и десятки скорых поездов с юга Украины. А под конец Айзик припас козырную карту: оказывается, именно сейчас у него в Киеве гостит Лёнька. Лёнька приходится и мне, и Айзику двоюродным братом, и такой редкий случай, чтобы три двоюродных брата, живущих в трех разных городах, на расстоянии нескольких тысяч километров друг от друга, смогли собраться за одним столом, упускать нельзя, потом всю жизнь будешь жалеть.
Я поддался на доводы братьев, простился с родителями и в тот же вечер поехал местным автобусом на станцию имени Шевченко, которая входила в город Смела и на которой жители Смелы садились в поезда, идущие в Киев. (К сведению любителей литературы: в "Повести о жизни" писателя Константина Паустовского эта станция фигурирует, как Бобринская. Что поделать, менялись времена - менялись и названия населенных пунктов.) В кассе не было ни одного билета на Киев, но кассирша успокоила меня: за ночь пройдут десятки поездов, и в одном из них наверняка найдется спальное местечко и для меня.
Прошло несколько часов. Погода резко изменилась, посыпал густой снег. Поезда проносились через станцию имени Шевченко, но из них никто не выходил и в них никто не садился. В кассе все так же не было билетов. А двое моих двоюродных братьев ждали моего приезда в столицу Украины.
Я сообразил, что единственный для меня способ попасть в Киев - это сесть в вагон без билета. Два поезда пришлось пропустить, даже не сделав попытки сесть в них, по той простой причине, что проводники в них даже не опустили ступеньки, чтобы пассажиры по ним смогли подняться в вагоны. Не было желающих ни выйти, ни зайти.
В третьем поезде в одном из вагонов почему-то опустили ступеньки, и я стал недалеко от них, но в вагон подыматься не стал. Проводница предупредила меня, что поезд отправляется, но я продолжал стоять, как бы раздумывая заходить в вагон или нет. Колеса стали медленно вращаться и начали набирать скорость, и тогда я взялся руками за поручни, подтянулся и вскочил в тамбур.
- Ясно, билета у вас нет, - сказала проводница. - Ревизор едет в соседнем вагоне, он видел, как вы садились. Ничем помочь не могу.
Пришел ревизор, пожилой мужчина строгого вида в железнодорожной шинели.
- Пошли в вагон, - сказал он. - А то в тамбуре мы быстро замерзнем. Кому как, а мне болеть из-за того, что ты вскочил в вагон на ходу, как-то не хочется.
Мы втроем прошли в купе проводника. Я приготовился заплатить штраф.
- Сколько с меня? - спросил я.
- Да погоди ты, - сказал ревизор. - Дай сначала понять, что заставило тебя рисковать и прыгать в вагон на ходу. Тогда и величину штрафа определить сумеем.
- Долго объяснять, - сказал я.
- А мы не спешим. Рассказывай!
Я в сжатой форме рассказал все. И как родители приехали проститься со мной перед моим предстоящим отъездом на Кубу. Как мама заболела по дороге в Москву. Как Стеллка объелась блинов, и ей стало плохо. Как мы с Максом побежали в скорую помощь и оказались в отделении милиции. Рассказал и о том, что в Киеве меня ждут два двоюродных брата, а билетов в кассе нет.
- Ну, что же, - сказал ревизор. - Теперь я введу тебя в курс твоих и моих прав и обязанностей. Штраф, который ты должен будешь заплатить, зависит от типа поезда и вагона, в котором ты едешь без билета. Ты сел в скорый поезд, а это значит, что я должен с тебя взять за скорость. Ты прыгнул в купейный вагон, а это значит, что я должен с тебя взять за купейность. Это твои и мои обязанности. Теперь о твоих и моих правах. Я имею право высадить тебя с поезда только на большой станции. До Киева большой станции не будет, а это значит, что мы тебя до Киева обязаны довезти. Как я понимаю, вы с братьями должны будете отметить вашу встречу. Значит, ты на нее должен будешь прийти с бутылкой. А чтобы ты с ней мог прийти, придется нам снизить твои расходы и перевести тебя из купейного вагона в плацкартный. Там билет стоит дешевле. Пошли, поищем, не найдется ли для тебя спального места в плацкартном вагоне. Ты ведь перед встречей просто обязан хорошенько выспаться.
Мы прошли через несколько вагонов, и ревизор постучал в дверь проводника:
- У тебя было одно свободное место. Штраф я с него (он показал на меня) уже взял. Выдашь ему постель. И дашь ему спокойно выспаться до самого Киева.
После этого ревизор повернулся ко мне:
- А тебе желаю приятной встречи с братьями, и на дальнейшее - выходить целым и невредимым из любых передряг.
Вспоминаю я сейчас события тех дней и думаю, какая же интересная штука наша жизнь: те, кто по долгу службы должен помогать людям (как, например, работники скорой помощи) норовят посадить людей в кутузку, а те, кто должен наказывать нарушителей (как, например, железнодорожные ревизоры), стараются понять, что заставило человека нарушить правила, и даже потом помогают нарушителям добраться до цели с минимальными потерями.