Весна 1953 года
Приближалась весна, и я впервые столкнулся с историческими событиями. Умер Сталин. Мои родители смерть Сталина восприняли равнодушно, но отрицательно о нём никогда не отзывались.
В Арыкбалыке проживали люди из разных мест, в том числе и из Москвы. В частности один из знакомых отца в своё время работал в Кремле и стенографировал речи делегатов съезда ВКП(б). На совещаниях райкома партии он стенографировал выступления председателей колхозов. Нередко в беседах с выступающими он указывал им на их словесные ляпы. «Я такого не мог сказать», — обычно возмущался председатель колхоза. «Следить надо за своей речью. У меня все слова записаны», — отвечал на это стенографист, показывая расшифровку соответствующей стенограммы.
Сотрудники отца в нашем доме бывали редко. Но всё-таки иногда заходили. И я случайно услышал историю о том, как Сталин за какую-то провинность загнал Ворошилова под стол и, стуча кулаком по столу, заставил его прокукарекать. Впоследствии я попытался найти документальное подтверждение этому факту, но не нашёл. Насчёт Хрущёва писали всякое. А вот относительно Ворошилова таких сведений мне не попалось. Но, тем не менее, уже в восьмилетнем возрасте у меня выработался устойчивый иммунитет по отношению к представителям власти любого ранга. Я понял, что это обычные люди не лишённые человеческих недостатков и вынужденные иногда терпеть унижения от более сильных.
Весной я с Витькой Геттингером в дальнем углу нашего огорода разжёг костёр. Причём основным виновником был я, потому что именно я принёс спички. Соседи и прохожие немедленно заставили нас погасить костёр. Всё закончилось тем, что я выслушал от матери длинную нотацию, после которой мне категорически запретили играть с Витькой. Таким образом, мои эксперименты с огнём были пресечены на корню, но с Витькой я всё равно продолжал играть.
Пётр Гранкин
Начались каникулы. В конце июня к нам в гости приехали Пётр Гранкин и кто-то из Терновых. Вполне возможно, что это был Иван. Мы вместе ходили на сопку «Котелок», на озеро, в лес. Природой окрестностей Арыкбалыка они были просто восхищены.
Пётр в армии окончил курсы радистов, а моя мать была радисткой во время войны. Из их разговора я понял, что при работе с «морзянкой» радисты не считают количество точек и тире, а пользуются мнемонической словесной формой. Например, для цифры 7, в которой подряд идут две точки и три тире, используется фраза «Дай, дай закурить» и так далее. Пётр, показывая свои громадные ручищи, хвастался: «И вот такими ручками, я передавал до 100 знаков в минуту».
Пётр рассказывал: — Во время войны, не знаю откуда, к нам в колхоз прислали немца вместе с токарным оборудованием. Этот немец, ожидая победы своих, клял советскую власть. Но он работал и для нашего государства сделал намного больше десятков крикунов за советскую власть. Я тогда был подростком, и меня определили к этому немцу в помощники. У него в основном я был на побегушках: принести, отнести, подмести, смести. Немец не хотел обучать меня токарному делу и тщательно скрывал секреты своего мастерства. Но я внимательно следил за тем, как он работает, и подсмотрел немало его секретов. Например, как определить центр круга и так далее. Тайком от немца я включал станок и тренировался на изготовлении простейших деталей. После войны этого немца куда-то забрали, а станок остался у нас в колхозе. К тому же я уже был готовым токарем.
Во время войны к нам для ремонта завозили побитую технику, из остатков которой образовалась свалка. Вот я немного покумекал и собрал из деталей, выброшенных на свалку, трактор. Соответственно стал на нём пахать, косить, возить. Нашлись добрые люди, просигнализировали куда следует. В итоге приехала из Новосибирска комиссия. Члены комиссии тщательно осмотрели мой трактор и убедились, что я ничего не украл. Кончилось тем, что под их присмотром я отогнал трактор на свалку. Комиссия уехала, а трактор потихоньку стали разворовывать. Посмотрел я на это дело, да ночью перегнал его к себе домой и укрыл от лишних глаз за высоким забором. Теперь днём я на этом тракторе не выезжаю. Но и дома ему применение есть, дрова перепилить или воды накачать.
В семидесятых годах я заезжал к Петру и видел этот трактор. Он представлял собой раму, на которой были закреплены, кузов, кабинка с двигателем и четыре колеса.
В один из моих приездов Пётр показал мне газету «Новосибирская правда» со статьёй о некоем талантливом изобретателе. Пётр не скрывал своей обиды. — Понимаешь, — пожаловался он. — Я придумал простой и дешёвый способ расточки цилиндров двигателей. Изготовил соответствующее приспособление. Решил оформить всё это в виде изобретения. Написал в Новосибирск. Оттуда приехал инженер. Я ему всё подробно рассказал, показал, что и как. Инженер уехал. И вот я из газеты узнаю, что он, оказывается, моё изобретение оформил полностью на себя, то есть украл. В газете о нём теперь пишут как о талантливом изобретателе, а обо мне ни строчки. Как верить людям? Теперь я больше никому ничего не покажу. Пётр был уникальным самородком, но я ему мог только посочувствовать.
Полоса неприятностей
В июле я избежал большого несчастья. Как-то в жаркий день, разгорячённый, я забежал в дом, чтобы попить воды. Ковшик, который обычно стоял около бачка с водой куда-то задевался. Гляжу, на середине стола стоит стакан с водой. Я к нему. Но у меня была дурная привычка, прежде чем что-то съесть или выпить, обязательно это что-то понюхать. И здесь я чисто автоматически, перед тем как глотнуть, нюхнул воду в стакане. Тысячи иголок вонзились мне в нос и гортань. Начались спазмы и в первый момент я даже задохнулся. Пить мне моментально расхотелось. Я забежал из кухни в комнату и там отдышался. Минут через пять пришла мать и убрала стакан. Оказывается, ей для чего-то соседка принесла кислоты. Кислота без присмотра находилась минут десять, но для меня этого было достаточно. О том, что я случайно понюхал содержимое стакана, я никому не сказал. Но понял одно, что и дурные привычки бывают иногда очень полезны.
Как-то в начале августа я занялся прыжками с крыши сарая, стараясь прыгнуть как можно дальше. Прыгал я в сторону огорода. Наверх я забирался из сарая через прореху в крыше. Мимо проходил старшеклассник. Он был не арыкбалыкский, и жил в том же доме, в котором раньше снимала жильё Кожемкулова. Мне почему-то захотелось перед ним похвастаться своими успехами, и я крикнул ему: «Смотри, как я прыгаю». Но он резко наклонился, схватил с дороги камень и запустил его в мою сторону.
Заметив, что он бросил камень, я вместо того чтобы спрыгнуть с крыши стал проворно спускаться через прореху в сарай. В итоге камень мне угодил прямо в темечко. На кровь я отреагировал громким криком. Наверно у этого старшеклассника из-за этого случая были какие-то неприятности, я же недели три проходил с перебинтованной головой. Не знаю, чем объяснить неадекватный поступок старшеклассника. Может быть, он по национальности был мордвин. Вместо «Смотри» ему могло послышаться «Мордвин», и он решил, что я его дразню. Впрочем, это только мои догадки.
Однажды отец, придя с работы, сказал матери: «Дождевой водой для стирки белья не пользуйся, в Семипалатинске провели испытания атомной бомбы в атмосфере».
О станице Арыкбалык
На телеге приехал дядя Ваня. Утром он показал мне, как запрягать лошадь, и забрал меня с собой. В Константиновке я пробыл дней десять. Запомнились мне только большое конопляное поле и обратная дорога в Арыкбалык. На обратном пути дядя Ваня отдал мне вожжи и, предупредив, чтобы я его разбудил при подъезде к Арыкбалыку, лёг отдыхать.
Хорошо наезженная дорога была одна, и я благополучно выполнил поручение дяди Вани. Открывшаяся панорама Арыкбалыка меня поразила. Передо мной как на ладони лежало очень большое село.
Что же собой представляла станица Арыкбалык в начале пятидесятых годов? Чтобы освежить память я заглянул в Википедию. Но в этом источнике информации оказалось слишком много неточностей. Поэтому пишу по памяти.
Имантавское озеро тянется с востока на запад (точнее с востока на северо-запад) почти на двенадцать километров. На западном берегу находится село Весёлое, а на восточном станица Имантав. К югу на расстоянии около шести километров от Имантавского озера расположено озеро яйцеобразной формы диаметром около полутора километров. Насколько я помню, названия для этого озера у местных жителей не было, просто Озеро или Арыкбалыкское озеро. На западном берегу Озера располагается станица Арыкбалык, а на восточном берегу живописный массив каменистых сопок, поросший сосновым лесом. Этот массив протянулся от станицы Арыкбалык до станицы Имантав.
Арыкбалыкское озеро сообщалось с Имантавским ручейком, протекавшим сначала вдоль сопок, а потом около родника «Золотой ключик» поворачивающим на северо-запад. В своё время я несколько раз интересовался у казахов переводом слова арыкбалык, и каждый раз получал однозначный ответ: «худая (плохая) рыба». Этот перевод меня вполне устраивал. Имантавское озеро было рыбным, там водились щука, окунь, карась, чебак, линь. А вот в Арыкбалыкском озере рыба почему-то практически не водилась.
В 1952 году об экологии озера ещё заботились. Озеро было питьевым. По улицам были прорыты канавы, чтобы дождевая и талая вода не стекала из села в озеро. Со стороны села дно озера было песчаным. Скотину в озеро не загоняли. Зимой специальные люди убирали со льда озера то, что оставалось от коров после водопоя. Увы! Старики вымерли, и через пять лет озеро перестало быть питьевым. Канавы никто не подправлял, поэтому со стороны села дно стало илистым. Продукты жизнедеятельности скота весной погружались на дно, и озеро «зацвело».
Посмотрел в интернете карту села Арыкбалык. Многое поменялось. Село Весёлое с карты исчезло. Если я правильно сориентировался, то наш дом ещё сохранился, на месте дома Геттингеров и их соседей теперь пустырь. Нет дома ингушей, которые жили от нас по огороду наискосок. Появились новые строения, в том числе и за горой. Съездить туда и посмотреть всё на месте я уже не смогу.
Опасные шалости
В конце августа я снова провинился. Уже не помню, с какой целью мы с Витькой Геттингером бросали камни на крышу нашего дома. Вполне возможно, мы соревновались в меткости. Закончилось это тем, что камень у меня сорвался и угодил в окно. До вечера я прятался в брёвнах, сваленных около нашего дома. Вечером мать вышла на улицу и стала звать меня, обещая не наказывать. Я вылез из-под брёвен и выслушал нотацию.
В конце сентября после уборки картофеля, мы с Витькой бродили по нашему огороду в поисках пропущенных картофелин. Витька обнаружил, что если насадить картофелину на палочку, то её можно бросить дальше, чем просто рукой. А что будет, если заменить палочку длинным прутом. Мы отыскали два подходящих гибких прута и швырнули по картофелине в сторону Витькиного дома. И тут же послышался женский крик: «Это кто камнями швыряется? Так и окно разбить можно». У Витьки сразу пропало желание бросать картофелины. Он бросил прут и побежал домой.
Я же решил швырнуть картофелину в другую сторону, в которой окон не должно было быть. И снова женский крик: «Хулиган! Ты чего картошкой бросаешься?». Я выскочил с огорода на улицу. Через квартал от нашего дома на крыше сарая стояла с вилами женщина, скирдовавшая сено. Она ругала какого-то взрослого парня, проходившего метрах в пятидесяти от её дома. Получалось, что я зашвырнул картофелину почти на сто метров. Нет. С бросанием картошки надо заканчивать, а то так и до беды недалеко. Из этого случая я извлёк одну истину, если ты что-то хочешь бросить, то вначале убедись в том, что это что-то ни в кого не попадёт.