...И всё таки не могу - никак не могу! - удержаться от того, чтобы вновь вернуться к одной из историй, рассказанных на сайте "ЛЕНТА РУ", цитировавшихся в нескольких моих прежних публикациях, сказав при этом несколько слов о том, что я сам об этой истории думаю.
Как пишет корреспондент "ЛЕНТЫ РУ": "Серая многоэтажка, Северное Бутово. В типовой двухкомнатной квартире, пропахшей рыбным супом, живет бывший слесарь-котельщик местной ТЭЦ Михаил Колесов. Щуплый, с детским лицом, 60-летний Михаил одет в тренировочные брюки и штопаную водолазку; обстановка в его квартире аскетичная: ни телевизора, ни компьютера, из мебели — простой кухонный гарнитур, три кровати, стол, шкаф. Обои в коридоре выцвели, по коридору ходит безымянная черно-белая кошка.
Когда-то в этой же квартире жили его жена Надежда и дочери Аня и Маша. Свою прошлую жизнь Колесов вспоминает со смешанными чувствами: «Жена была слишком заумная, работала в бюро патентной литературы, меня ни во что не ставила, возвышалась надо мной, хотя при знакомстве первом совсем не высокомерная была».
Проблемы с их общими дочерьми, Аней и Машей, начались после школы: «Дочери кое-как учились, кое-как окончили ПТУ. Потом устроились на работу: Аня садовником в теплице на ВДНХ, Маша поваром в кафе, — вспоминает Колесов. — Как-то Маша отошла, извините меня, по нужде, а ей говорят: "А что ж ты посуду не помыла, нам надо было стаканчики вымыть". Раз, и уволили. Потом и Аня с работы ушла, не понравилось ей. Стали они дома без всякого дела жить, нахлебницами. Службу вообще не искали, только музыку целыми днями слушали да с мальчиками гуляли. Жена моя решила, что надо им устроить пенсию по инвалидности».
На учет в психоневрологический диспансер девочек поставили достаточно легко и даже выписали препараты — какие именно, Колесов не знает. Присвоили вторую (рабочую) группу инвалидности, пенсию положили стандартную — шесть тысяч рублей в месяц. По описанию Колесова, семья жила более-менее нормально, вот только Надежда, знавшая несколько иностранных языков, жалела, что не нашлось для нее лучшего мужа, чем миловидный слесарь-котельщик. А Михаил сильно выпивал и несколько раз вшивал под кожу «торпеду».
В последний раз он ушел в запой в 2008 году, когда его жена умерла от рака поджелудочной железы, и пил два месяца подряд — говорит, поминал. Потом «жестко завязал», и вот по какой причине: после смерти Надежды, тайком от Колесова, Аню и Машу устроила в интернат его старшая сестра, Ирина. Пришла домой, когда брата не было, взяла из шкафа документы племянниц, небольшое количество носильных вещей, и на маршрутке отвезла девушек в интернат №5, что в поселке Филимонки. Колесов пришел в ярость. Даже бросил пить, чтобы доказать всем, что может самостоятельно воспитывать своих дочерей.
Сестра Колесова Ирина живет в Северном Бутово, ее квартира расположена рядом с квартирой брата, она заходит к нему несколько раз на дню. Дородная, в халате с цветочным орнаментом, Ирина говорит на повышенных тонах: «Девки у него грязные ходили, голодные, обляпанные, в цыпках до локтей. Жрать им нечего было, ко мне за едой бегали. Кто ими заниматься должен был? Я? Почему это? И что с того, что я их родственница? Хотите, сами себе их берите, а у меня своих забот полно. В интернате их и поят, и кормят!» «*****, да я бухать сто лет назад бросил, я их сам воспитывать хочу, а тебе моя жилплощадь нужна, ты и меня выселить рада!» — возражает Михаил. В ответ Ирина кричит: «Ты че, ты че, ты в своем уме-то?! Как только девки сюда вернутся, я их обратно в интернат сдам!»
В единственном шкафу Колесова стоят фотографии дочерей, сделанные пять лет назад, незадолго до отправки в интернат: у 25-летней Ани длинные темные волосы и тонкие черты лица, 23-летняя Маша — полная, с короткой стрижкой. В руках у Маши плюшевый медведь. «Теперь смотрите, какие они сейчас», — Ирина тычет мне в лицо мобильный телефон. На экране — две женщины, лет 50 с виду. Беззубые, острижены неровно, с проплешинами. На обеих жуткие ситцевые халаты.
«Что же они такие… Как в концлагере», — не выдерживаю я. «Это не концлагерь, это интернат. Им там очень хорошо», — чеканит Ирина".
Как же так всё это могло произойти?! Как такое стало возможным?!
Начать с того, что сам Михаил говорит о своей, ныне покойной, жене и о проблемах, имевших место в их взаимоотношениях. Вот уж эта интеллигентская гордыня, когда тех, кто не имеют высшего образования, они и за людей-то не считают! Для сравнения: во время Великой Отечественной Войны, как известно, немецкие фашисты считали нас, славян, людьми второго сорта. Стало быть, они нас всё же считали людьми, хотя и - второсортными. Интеллигенты же нас, как правило, таковыми вообще не считают. Но, это в данном случае, к слову.
Теперь далее. Мы, конечно же, не знаем, да и не можем знать всех обстоятельств жизни этих девушек в тот период времени, когда они жили со своим отцом, но даже если предположить, что всё - или, почти всё - обстояло именно так - или, почти так, - как утверждает Ирина. Ведь это же твои родственники. Почему же ты не обязана им помогать?! По чисто юридическому закону, может, впрочем, и не обязана. Да, и не "может", а не обязана. А, если - по закону совести? А вообще - по закону всечеловеческого братства, которое выше любых родственных уз и выше любого юридического крючкотворства? Тем более, что здесь и кровное родство присутствует в очень даже высокой степени! А как же быть с тем, что надлежит нам всем делать всё, что в наших силах (а, быть может, даже и сверх того!), чтобы помочь тому человеку, нуждающемуся в помощи - кто бы он ни был!, - которого в данный момент Господь поставил рядом с нами? Вспомним притчу о добром Самарянине. Ведь именно так ещё в начале 20го века поступали даже честные атеисты.
А тот отвратительный факт, что Ирина увела этих девушек - своих родных племянниц - из квартиры, когда Михаила - их отца - не было дома, взяв при этом их документы, увела одна и отвезла в психинтернат на самой обыкновенной маршрутке, разве не указывает на то, что они ей доверяли? И доверие это, скорее всего, должно было бы по всей логике вещей быть просто безграничным, иначе у неё вряд ли что-то подобное получилось бы. А то, что она взяла их документы, разве не указывает на то, что она, скорее всего, заранее знала, где они хранятся, что, в свою очередь, указывает, скорее всего, на такое же почти безграничное доверие к ней, имевшее место и со стороны Михаила, в чём (если так) с его стороны проявилась, пожалуй, как раз та самая простота, которая по справедливому и меткому народному выражению, хуже воровства. Да и с начальством всё того же интерната она, несомненно, обо всём договаривалась заранее, действуя по заранее имевшемуся у неё плану. И наконец, как понять озвученную ею же угрозу сдать девушек в интернат снова, если Михаил их всё же оттуда сможет забрать?! (Так и хочется сказать: освободить!) В конце концов - по какому праву?!
Утверждение же Ирины о том, что якобы "им там очень хорошо" я и вовсе оставляю без комментариев, отсылая читателя к другим моим - да, и не только моим - публикациям, посвящённым описанию всех "прелестей" жизни в современных психинтернатах, которые сравнивать с концлагерями, боюсь, что значило бы им льстить.