Не люблю я эту дорогу в сторону Лобанихи.
Неуютно идти по ней и жутковато. Справа поля были, когда-то льном голубым искрились, слева глубокая и мрачная канава, заросшая ольховником и ракитами.
Именно на этом отрезке дороги когда-то потерялась женщина. Она шла в магазин, а обратно не вернулась.
Тайна осталась так и не раскрытой.
По этой дороге я ходила на болото. Конечно, не одна.
Кто-то давал деревне имя. И чем старше была деревушка, тем древнее было её имя. Эту, которая на горку поднялась, назвали Лобанихой.
Видно, когда-то жил в ней мужик, по прозвищу Лобан. Был он умный, лобастый, догадливый. Всё у него в хозяйстве ладилось. И деревню стали называть по его прозвищу.
- Куда пошёл?
- А схожу - ко я к божату в Лобаниху.
С грустью смотрю я на развалины домов.
В каждом из них жили люди со своими судьбами.
Через каждый дом прошли горе и радость.
В каждом из них топились печи и пеклись по праздникам пироги, а иногда просто колобки с лебедой и картошкой.
Из каждого дома уходили мужики на войны, и, если повезло, приходили снова в дома, израненные, отчуждённые кровью товарищей и кровью врагов.
В каждом доме росли ребятишки, качались на очепи люльки.
Невестились девчонки, мужали мальчишки.
В каждом доме любили.
Вот стоит с краю дом, крыльцо обшито вагонкой и покрашено кирпичного цвета морилкой. Дальние родственники приезжали и обновили его.
А жила здесь когда-то одинокая женщина Анастасия, работавшая агрономом.
Дальше большой двухэтажный дом высится. Здесь жили учительница Ольга и её муж Александр, работавший председателем колхоза. Он однажды мне показывал какую-то важную для него бумагу о своём председательстве.
Это было время, когда председатели ходили пешком или ездили на лошадях, когда наряжали на работу старух и молодок, военное и послевоенное время.
А когда учительствовала Ольга, на перемене подходил к ней маленький молчаливый племянник Генка, сопел. Она тихонько открывала стол и доставала из него два резня чёрного хлеба, жидко посыпанного сахарным песком. Ольга подкармливала его потихоньку. А у сестры-то Груни их было трое.
В этот дом приезжает иногда их младший сын.
Дальше пустой дом стариков Денисовых. Давно опустел он. Жил с ними внук Эдик. Он был шофёром и трактористом. Скромный застенчивый парень замёрз в метель.
Трактор не заводился. Была метель. Видно, разжёг он на дороге костёр и уснул возле него. Утром нашли его у потухшего костра с обгоревшей рукой.
Бабы и мужики пришли со всех деревень прощаться. И стихийно причитали над гробом, жалея молодого безобидного парня, вспоминая каждый своё горе.
Бабы скорбно крестились, клали цветы поминальные в гроб и трогали его закаменевшие ноги. Так принято. Таков обычай - поклониться, попросить прощения. И в чёрном платке сидела побледневшая его невеста.
А дальше ещё один пустой, но крепкий двухэтажный дом, в котором в последнее время жила странная женщина. Она уже в преклонном возрасте могла подняться на крышу и ходить чуть ли не по самому краю и кричать кликушеским голосом, который было слышно даже в соседних деревнях.
Она держала в страхе и продавцов, и почтальона, потому что могла сорваться на неожиданный крик, швырнуть что-нибудь. Любила она только маленьких детей и собак. Но дети боялись её.
Однажды женщина потерялась на два дня, потому что очень плохо видела и бродила в темноте по оврагам и кустам в сухих осенних травах. Кто- то слышал её ночные крики.
Но, видно, ангелы охраняют таких людей, потому что вышла она к Святому озеру. Там её и нашли, голодную и обессилевшую.
Была у неё прекрасная память, она читала вслух стихи, пела частушки.
И не раз её отправляли в интернат. Но временами она возвращалась тихая и присмиревшая. За ней всегда ходили стаей собаки потому, что она кормила их.
По городам и весям разбросало внуков и правнуков бывших жителей деревушки. Они в Москве и Питере, Мурманске и Северодвинске, в Плисецком и на Украине, в Германии...
Они рассеялись по земле русской и чужой, как семечки деревьев, которые несёт ветер.
И только один жилой дом остался в этой деревне. И пока теплится из окон его свет, деревня считается живой.
Возле дома огребли снег. В высокой старой рябине под окном как насыпано синичек всех пород.
Красногрудые снегири опасливо поднялись ещё выше.
И, почуяв кормёжку, прилетят лесные разбойники сойки.
Выходит немолодая женщина, сыплет семечки в кормушку, сделанную из пластмассовой бутылки и привязанную к старой берёзе.
Птицы садятся ей на плечи и руки.
Доброту понимает даже маленькая пичужка.
фото автора