Когда бы я занимался практической медициной и имел возможность видеть, как человек приходит в этот мир или покидает его, то смог бы рассказать об этом. Однако я состою среди прочих людей и наблюдаю лишь промежуточный ход жизни.
Надо сказать, процесс этот очень любопытный. Порой, складываются целые театрализованные представления.
…Я стоял на улице – в нескольких метрах от остановки, где находился продуктовый киоск.
На прогулку вышел маленький человек. По безысходной причине своего возраста, человек вышел не один, а на стремени руки бдительной бабушки. Хорошо видно, как малыш доверчив движениям своей путеводительницы, цель которой избрать нужный путь и наиболее безопасно для всего тандема преодолеть его.
Незаметно, но очевидно, что цель внука более сложная. Кроме прогулки, он обременен надобностью не утратить отведенное время зря. В противоположность равнодушно созерцательному взгляду бабушки, взор внука пристален, мысли сосредоточены.
При первой же возможности, малыш заметил алюминиевую банку возле киоска, местоположение которого, однако, не совпадало с путем следования. Оставалось одно: ярко представить, как эта блестящая находка от удачного удара могла, громыхая, катиться и скакать, пока на нее не удалось бы запрыгнуть и с оглушительным хлопком раздавить.
Как только киоск оказался позади, и пытливый взор вышел на прежний курс, на асфальте блеснул не менее вызывающий соблазн – блестящая лужа. Пропустить ее не было никакой возможности, поэтому в подходящий момент, внук совершил необходимый маневр, от которого у бабушки хватило сноровки лишь на то, чтобы удержаться на ногах, а внуку – пройти по самой середине водоема и вызвать как можно больше волн и брызг во все стороны, включая светлый плащ солидной попутчицы. Удалось даже задержаться на самой глубокой впадине, чтобы погрузить в нее ботиночек до самой застежки.
Ликующий взгляд мальчика, кроме вызванного цунами, успел увидеть завистливые взоры окружающих. Одновременно малыш увидел, как от этих взглядов смутилась сердобольная бабушка и как, смущенно оглядываясь, она вдруг цепко подметила, вышедшего из подъезда, неизвестно зачем, дедушку. Необремененный чужой рукой, дедушка беспрепятственно оказался у блестящей банки, которую, скорее, по старости не заметил. Зато из окошка киоска он с восторгом извлёк интересную бутылку. Подобно внуку дедушка пристально огляделся по сторонам и тоже вдруг заметил их: внука и бабушку. От этого дедушка сразу вспомнил об оставленной квартире и заторопился вернуться туда. А бабушка резко дернулась наперерез, чтобы догнать того и успеть сказать что-то важное. Но не тут-то было.
Внуку всегда интересно присутствие дедушки. Вот и сейчас, благодаря смятению, вызванному своим большим покровителем, он резко повернулся вокруг себя и зацепом ноги так ловко зачерпнуть серую воду, что она вместе с грязью побежала по куртке до самого подбородка. Бабушка застыла. Дедушка замер, но, быстро оценив настроение родственницы и еще большую опасность для себя, ускоренным шагом наверстал утраченное время и метры до подъезда.
К сожалению, программа прогулки внука резко сократилась, и мне пришлось перенести свои наблюдения.
Отведя взгляд, я обратил внимание на многолюдную автобусную остановку, скучающую от отсутствия транспорта.
В нескольких шагах от общей массы стоял крупный парень. Неожиданно к нему подбежала запыхавшаяся девушка и, поприветствовав, на виду у всех поцеловала.
Юноша побагровел, толпа заинтересовалась, а девушка, взмахнув своими легкокрылыми руками, обхватила крепкую шею любимого и повисла на ней. Неуместные ладони юноши прикоснулись к тонкой талии, словно к овалу раскаленного чугунка.
Подошёл автобус. Большее количество людей провалилась в его перегруженное нутро, другие остались ждать следующего. Оторвавшись от опоры, девушка метнулась к дверям и, заскочив на ступеньку, втащила за собой знакомого детину с его выразительным багровым лицом и выпученными светло-зелёными глазами.
Торопливые двери так плотно прижали последнего к попутчице, что та весело взвизгнула, а выпученные глаза, увеличившись вдвое, перестали шевелиться.
Жаль, что автобус поспешно удалился. Можно только представить, как эти двое с нетерпением, терпением или восторгом ожидали следующей остановки.
Приближалась пора обеда, и мне стоило поторопиться домой.
Видимо, супруга через окно заметила моё возвращение и заблаговременно открыла замок двери.
Не зная этого, я ключом пытался открыть открытое и никак не понимал причин собственного бессилия. Думая, что задвижку замка зажало, я толкал дверь внутрь к дверной раме. Услышав мои потуги, жена толкала дверь наружу, чтобы, незапертая, она отворилась.
Намучившись от встречных усилий, раздраженные от непонятливости друг друга, мы через какое-то время все же решили общую проблему.
Войдя, я отвел глаза от недовольного взгляда жены и невольно подумал: не один год, а то и десяток лет живут близкие люди вместе, тянутся к взаимопониманию, прилагают к тому всевозможные усилия, а створки между ними никак не открываются. Стоят друг напротив друга на расстоянии вытянутой руки, знают, что – рядом, слышат друг друга, а сблизиться не могут. Отчего так случается? Оттого, что каждый открывает по-своему, по собственному пониманию, никак не уступая намерениям и привычкам другого. Научатся ли они когда-нибудь вместе открывать створки в одну сторону? Должно быть. Если прежде не сломают замок или не утратят терпения. А утратив, пойдут в противоположные стороны, удаляясь все дальше и дальше, пока не уткнутся в другие двери, что распахнутся от первого прикосновения, а то и сами по себе. Ведь бывают такие двери, что не для препятствия, а ко входу. И вход в них совершенно прост и легок.
Наступил вечер.
Изношенный наряд тонкими лоскутками срывался с плеч, обнажая пышные очертания спокойного тела.
Она не стыдилась и не смущалась, а только удивленно рассматривала себя и смиренно ждала полной наготы.
Он более решительно стряхивал с себя остатки одежды, то на короткий миг замирая, то, резко качая всем телом, чтобы ускорить развязку.
Когда ничего больше не скрывало их наготу, они без утайки разглядывали друг друга, ничуть не жалея об утраченных нарядах.
Легкие порывы нечаянно соприкасали их. В ту же минуту, едва заметный озноб вызывал тревожное беспокойство.
Она принимала его касания, он повторял и повторял свои негрубые ласки.
Упоенно смотрел я сквозь хрусталь стекла и любовался ими.
Не знаю – беспокоил или был безразличен им мой интерес. Казалось, равнодушные к окружающему, они были заняты только собой, желая продолжения.
Это длилось до тех пор, пока мрак не скрыл от меня печальную идиллию.
Жаль, но я больше не мог наслаждаться сладострастной игрой прелестной картины.
Своим непроницаемым покрывалом ночь сокрыла красоту осеннего пейзажа и тех двоих за окном: пышнотелую иву и окрепший за лето клен.
– Спокойной ночи.
Мрак не ответил.