Плененное сердце. Глава XIII

Диана Казанцева
   


   Последний день сентября выдался пасмурным и дождливым. До самого горизонта простиралось серое покрывало из плотных тяжелых облаков, холодный ветер колыхал кроны деревьев. Поздние цветы, крыши домов и хозяйственные постройки меркли на фоне неясного неба. Все вокруг потускнело и окрасилось в приглушенные цвета.

   Каталина, стоя в подвенечном платье, вглядывалась вдаль сквозь легкую дымку дождя. Мелкие прозрачные капли надоедливо барабанили по стеклу и стекали тонкими струйками на оконный карниз.

   - Погода испортилась, - донеслось откуда-то издалека и невеста, тоскливо поежившись, невольно вздрогнула.

   Она была в белоснежном платье из венецианской парчи и кружев с неглубоким декольте, расшитым мелким жемчугом и каменьями, подол которого покрывал сложный витиеватый узор из цветов и серебряных нитей. Красивую головку Каталины с забранными наверх волосами украшал высокий гребень-пейнет из слоновой кости, закреплявший длинную кружевную вуаль, волнами струящуюся до самого пола. С ушей свисали жемчужные серьги каплевидной формы. Несколько туго завитых прядок волос обрамляли тонкое, почти без единой кровинки лицо. Живыми на нем казались только фиалковые глаза, печальные и немного отстраненные от всего происходящего. Она повернулась на голос матери, суетливо расправляющей шлейф ее роскошного свадебного наряда, присланного накануне из Сент-Ферре, и вспомнила другое торжество и другую невесту.
            
   С легким привкусом ностальгии, переплетенной со щемящей тоской, Каталина улыбнулась краешками пухлых губ:
 
   - Мама, как ты думаешь, Элена получила мое письмо?
      
   - Ну, конечно, дорогая, - темноволосая женщина в изумрудно-зеленом бархатном платье мягко улыбнулась дочери. – Ты же написала ей две недели тому назад.
 
   - Но Элена мне так и не ответила, - погрустневшим голосом заметила невеста.

   Донья Вероника досадливо всплеснула руками:   
   
   - Дорогая, за всей этой оживленной суетой я позабыла тебе сказать о главном. У Диего возникли неотложные дела в Наварре. Элена не захотела оставаться одной при дворе и отправилась вместе с мужем в Памплону. Они сообщили, что планируют пробыть там до Рождества и извиняются за то, что не могут почтить своим присутствием такое важное событие, как твоя свадьба с маркизом. Они желают вам всего наилучшего, а в подарок прислали несколько отрезов ткани и серебряные приборы на двенадцать персон. Все это прибыло накануне вечером вместе с письмом, - извиняющим тоном добавила мать. – Ты уже спала, и я не стала тебя будить, прости меня.
 
   Каталина коротко кивнула:   

   - Ну, что ж, они не приедут, значит, мы попусту теряем время. Нужно отправляться в часовню, отец Пио, наверное, заждался нас, - она вымученно улыбнулась. – Падре жалуется, что в сырую погоду у него ломит кости.

   - Тогда поторопимся.

   Донья Вероника постаралась взбодрить дочь лучезарной улыбкой. Ослепительно белые зубки сверкнули на фоне чистой смуглой кожи и на округлых щеках заиграли веселые ямочки. Мать понимала переживания младшей дочери, ее тоску по сестре и прежней жизни, которая более не вернется, и бессознательный страх перед грядущим, тем более что сама Каталина решилась на сей поспешный шаг исключительно по зову долга и из-за любви к отцу.

   Маленькая фамильная часовня была залита ярким светом множества свечей, привычно пахло медом и ладаном. Алтарь украшали гирлянды из белых лилий, роз и веток оливы, на каменном полу, уже второй раз за год, расстелили ковровую дорожку. Каталина любила приходить сюда. По обыкновению это место наполняло ее душу спокойствием и умиротворением, здесь она ощущала неизменную безмятежность и внутреннюю гармонию с собой, но только не в этот раз. Сегодня она с осторожностью и даже опаской входила в двери старой часовни. Скоро решиться ее судьба, она выйдет замуж за человека, которого никогда не знала и не любила. И в отличие от предыдущего венчания, совершенного с особой торжественностью и широким размахом, наполненного радостью, искренностью и любовью, эта церемония проходила скоропалительно, без положенного по такому случаю праздничного пиршества и приема гостей.
            
   Помимо священника и церковного прислужника, с меланхоличным выражением лица исполняющего порученные ему обязанности, в часовне присутствовали родители невесты и их домашние слуги. А со стороны жениха, которого впрочем, здесь и не было, так как свадебный обряд осуществлялся по доверенности, находились лишь племянник маркиза, Родриго Эмилио де Сильва де Кабрера, молодой долговязый конюх из поместья Сент-Ферре и почтенный нотариус из Гранады. Кустодио Климако, так звали молчаливого господина средних лет в строгом черном камзоле и начищенных до блеска сапогах, специально прибыл в поместье Пересов, чтобы выступить не только свидетелем данного бракосочетания, но и проконтролировать соблюдение всех законных формальностей, связанных с не совсем традиционным способом заключения данного брачного союза.    
    
   Едва нежная ручка, затянутая в тонкую кружевную перчатку, легла в теплую ладонь «жениха», невеста тотчас ощутила восхитительный трепет, приятной волной распространившийся по телу. Какой же счастливицей она бы стала, если священное таинство проходило не с доверенным лицом маркиза, а непосредственно с самим Родриго, предметом ее ночных девичьих грез. Вот он стоит рядом с ней такой красивый и недосягаемый, устремляя напряженный взгляд вперед, словно не замечая ее и позабыв о тех сладостных мгновениях, которые связывали их. Каталина закусила нижнюю губу. Ох, неужто душевные порывы, обуявшие ее, и называются любовью? И она впрямь испытывает нежные чувства к племяннику своего будущего мужа? Эта мысль, пронзившая разум, буквально оглушила ее, как гром среди ясного неба. Ее бросило в жар, она покраснела, затем начала бледнеть на глазах и в панике от нелепых, навязчивых мыслей попыталась выдернуть дрожащую ладонь из крепко удерживающей ее руки.   
      
   Родриго искоса взглянул на Каталину, не понимая, в чем была причина ее странного поведения. Не в тех ли словах, которые зычным голосом произносил отец Пио, где после прочтенных молитв по заведенному столетиями обычаю священник задавал свой главный вопрос новобрачной? Родриго нахмурился, на высоких скулах заиграли желваки. Перед мысленным взором возник тот памятный вечер в саду Пересов, когда самая прекраснейшая из дев с бездонными мятежными очами и мягкими, как  шелк, волосами, едва не искусила его, и он чуть не позабыл законов чести. Он с трудом поборол мучительное желание отведать упоительных вкус этих нежных, трепещущих губ. Нет! Молодой человек на миг прикрыл веки, борясь, как и тогда, с сильнейшим соблазном, оказавшимся в опасной близости от него. От легких, словно крылья бабочки прикосновений хрупких пальчиков в его жилах вновь закипела кровь. Он страстно возжелал ее, но по воли проведения эта прелестная чаровница предназначалось не ему. Он не имел права подвести самого близкого в своей жизни человека, упасть в глазах того, кому был обязан жизнью. 
      
   Свадебная церемония не заняла много времени, но и здесь не обошлось без заминки. Падре дважды пришлось обратиться к застенчивой невесте, нимало смущенной происходящим, прежде чем присутствующие услышали от нее тихое:

   - Да. 

   Когда тот же вопрос задали «жениху», Каталина почувствовала, как вспотела ладонь Родриго. Она украдкой бросила мимолетный взгляд из-под длинных полуопущенных ресниц и, уловив его короткое замешательство, замерла в безмолвном ожидании. Может, все разрешится само собой, и этот безумный фарс окажется лишь дурным воспоминанием? Но, увы, все закончилось так, как планировалось еще две недели назад. Ничего из ряда вон выходящего не произошло, хотя видит Бог, она полагалась на чудо.

   Минуту спустя, как в непроглядном тумане, Каталина услышала голос седовласого отца Пио, окончательно поставившего жирную точку в ее судьбе:
 
   - Дочь моя, Каталина Исабель Анна-Мария де Перес де Гарсиа, - торжественно обратился к ней священнослужитель, - отныне перед Господом нашим и людьми ты будешь носить имя сеньоры де Кабреры де Перес де ля Фуа, маркизы Сент-Ферре.
   
   Завершая церемонию, Родриго молча, избегая пересекаться взглядом с новоиспеченной супругой дяди, протянул руку и надел на тонкий пальчик Каталины обручальное кольцо с огромным сверкающим сапфиром овальной формы в окружении россыпи крошечных бриллиантов.

   Из уст доньи Вероники послышался тихий вздох восхищения, и вслед за этим зазвучали слова поздравления. Вернувшись в дом, немногочисленные гости выпили за здоровье молодоженов, традиционно пожелав им семейного счастья, любви и благополучия.

   Чуть позже сеньора Перес, промокая платком непрошеные слезы, обнимала дочь и торопливо шептала ей на ухо:

   - Не забывай писать нам и навещать, когда сможешь, - она шмыгнула покрасневшим носом. – Доченька, mi querida, будь разумной. Я знаю, что тебя гнетет. Не отворачивайся от мужа, открой ему свое сердце, оно у тебя большое и доброе. Я слышала, маркиз достойный человек. Он справедлив, но не терпит обмана. И помни еще, мы с отцом любим тебя.

   - Мама, - Каталина еле сдерживалась, чтобы не разрыдаться. Она успела переодеться в серое шерстяное платье и спрятать волосы под скромной дорожной мантильей, - я приеду, как только представится возможность. Я не собираюсь хоронить себя заживо в поместье, где не бывает шумных празднеств и веселья, а мрачные стены давно не слышали жизнерадостного смеха.
 
   Они стояли на крыльце и наблюдали за подъезжающей каретой, своевременно присланной маркизом.

   - Очень надеюсь, дочь моя, что с твоим приездом все изменится, - пробасил дон Педро, многозначительно подмигивая дочери. – Через какое-то время ты оставишь свои мнимые страхи и подаришь мужу долгожданного наследника. Это станет твоей радостью и его гордостью.

   Щеки Каталины покрылись ярким румянцем. Она совсем забыла об этой стороне супружеской жизни, впрочем, она никогда не знала и не думала о таких вещах. Весь ее скромный опыт заключался лишь в наблюдении за брачными играми дворовых собак и кошек.

   По вытянутому лицу Родриго, терпеливо дожидавшемуся ее у распахнутой дверцы кареты, запряженной четверкой великолепных андалусских лошадей, она поняла, что он слышал их разговор. По крайней мере, ту часть, в которой говорилось о супружеском долге. Она поджала губы, обняла мать и отца, и напоследок промолвила:

   - Я напишу вам вскоре.

   - Я буду ждать, дочка, - сеньора Перес уже не скрывала поток безудержно катившихся по щекам слез. Материнское сердце было неспокойно, оно подсказывало ей, что их следующая встреча случится еще не скоро. – Передавай маркизу от нас добрые пожелания. Я надеюсь, рано или поздно мы с ним свидимся.
 
   - Конечно, донья Вероника, - вмешался в разговор Родриго де Сильва, помогая Каталине подняться на подножку кареты. – Это непременно случится, только дайте моему дядюшке немного времени разобраться с текущими делами, и он обязательно устроит праздничное пиршество, где вы станете почетными гостями. 

   - Для нас это будет честью, - благодушно отозвался дон Педро, спускаясь по ступенькам вслед за дочерью и дружески пожимая руку новоявленному родственнику.

   Долговязый конюх подвел Родриго тонконогого скакуна серебристо-серого окраса, и молодой человек легко вскочил в седло.

   - Трогаемся, Васко, - отрывисто скомандовал он, - пора в путь. Нужно успеть на виллу до заката. 

   - Слушаюсь, сеньор. 

   Каталина тем временем, забравшись в элегантную вместительную карету с фамильными вензелями маркиза, внутри обтянутую плюшем и малиновым бархатом с плотными занавесями на окнах, удобно устроилась среди разноцветных шелковых подушек.   
 
   - Доброго пути и да хранит вас Господь, - махнул рукой вслед дон Педро и обнял всхлипывающую жену за плечи.

   Грузный седобородый кучер щелкнул кнутом, и лошади, пофыркивая ноздрями, засеменили трусцой. По мощеной дорожке загрохотали колеса, зазвенела сбруя, и экипаж тронулся с места, унося в тягостную неизвестность молодую маркизу.

   Каталина, за улыбкой скрывая бесконечную грусть, высунулась из окошка и долго махала отцу с матерью платком, пока их фигуры не затерялись где-то меж раскидистых ветвей вековых платанов. А когда родители слились в две неразборчивые точки, она в совершеннейшем бессилии откинулась на мягкие бархатные сидения и дала волю слезам. Под мерный стук лошадиных копыт и вновь начавшуюся монотонную дробь дождя она вскоре забылась спасительным сном.