см.ФОТО:
Та самая забегаловка. "Желток"-называется.
Мне повезло: я знал страну,
одну-единственную в мире,
в своем же собственном плену
в своей живущая квартире.
И.Губерман.
Бежим после занятий по улице Льва Толстого, в центре столицы. Наши форменные куртки-ватнички, греют не ахти как. На углу, в месте стыка с улицей Пушкинской, вижу захудалую забегаловку, с вывеской "Желток". Мы как обычно, втроем, я , Байда и Западовский.
-Мужики! -говорю, - а как вы смотрите на то, чтобы слегка согреться?
- Да мы - то положительно, - отвечают они, - только вот на какие шиши?
- У меня в кармане только копейки,- говорит Андрей.
- У меня тоже, -бубнит Иван.
- Зато у меня, - говорю, - аж целых девять гривен!
Думаю, что хватит на то, чтобы по соточке коньячка пропустить?
- Ну тогда идем, - говорит Андрей.
И мы юрко просочились внутрь кабачка. Маленькое, тесное угловое помещение. Извилистая, под модный тогда мрамор, с блестящими никелированными дугами-бордюрами, стойка. За ней два пацана-бармена, чуть моложе нас. Зальчик на три столика.
- Можно к вам? -задаю тупой вопрос половым, которые в это время активно протирают стекла своих и без того прозрачных до невидимости бокалов.
- Конечно, проходите, - хором отвечают они.
- Нам бы грамм по сто коньячку, -спрашиваю я на
правах хозяина «внушительной суммы» у меня в кармане. Официанты смотрят на нас,серьезных трех майоров, соображая, что мы, видимо, надежно платежеспособные, и подобострастно заявляют, растерянно глядя на свои полки:
- Ой, извините, а у нас то и нет приличного для вас коньяка.
-Как это так? - тоже удивленно спрашиваем мы.
- Да уж так случилось. Выпили все, а свежего не подвезли.
- А какой тогда есть?- еще не очень врубаясь, продолжаю я.
-Да вы его и пить - то не станете, так, самопал, по тридцать гривен сто грамм.
-О, нет, конечно, мы такого даже пробовать не станем, - лепечу я им, а у самого волосы на голове зашевелились от мысли, если параша по тридцать гривен сто граммов, то почем же тогда более -менее приличный напиток.
- Ладно, - говорю, продолжая играть роль солидного посетителя, - может хоть водка у вас есть нормальная?
-Ну, надо же такому случиться, - отвечает один из барменов, -и водки сегодня нет достойной.
- А почем та, что есть в наличии?
- По десять гривен сто граммов.
- Н-да, действительно, надеюсь хоть кофе то у вас есть? -задаю я этот вопрос халдеям, а сам смотрю на своих друзей-товарищей, и вижу, что они аж сжались в комки от напряжения-переживания, что нам, видимо, и на кофе здесь не хватит.
- Пожалуйста, присаживайтесь, сейчас мы вам подадим.
И мы поползли в самый угол, за дальний столик.
- Вот так влипли, - говорит Андрюха, начмед танковой дивизии в Черноморке.
- И ведь это какая -то захудалая забегаловка на углу. А какие же тогда расценки в каком -нибудь приличном ресторане? - бормоча под нос, задает сам себе риторический вопрос Иван, начмед Тернопольской артиллерийской дивизии.
- Нам ведь может и на кофе тех гривен, что у тебя не хватить, -волнуется Андрей, - что будем делать?
- Оставим тебя в залог, а сами помчимся на «Нивки» за деньгами, - пытаюсь подначивать я.
- Я отдам свои часы в залог, - говорит Иван, - а завтра заеду выкуплю.
- Так стыдно же как будет, -шепотом произносит Андрюха.
-Да ладно, как - нибудь переживем этот стыд, - пытаюсь хоть как - то утешить друзей я, понимая свою вину, ведь это я втравил их в это дело, погреться.
Наконец, нам подали три миниатюрные чашечки горячей, темно -коричневой бурды. Лично мне было совершенно непонятно, подождать, когда оно слегка остынет и проглотить одним маленьким глотком всю сразу, или изображать гурмана и цедить по капле. На столах, надо отдать должное этому заведению, стояли приличного размера лоханки с сахаром. В них торчали чайные ложечки, с намеком, мол, бери сахара кому сколько хочется. Ну, мы и подсластили, не жалея. Знаем ведь, что глюкоза, якобы, дает согревающий эффект.
Как мы его не растягивали, тем не менее, выпили очень быстро. И ничуть не согрелись, только во рту было горько-кисло. И в первую очередь, от переживания, что не хватит денег расплатиться. Разговор не клеился. Дружно встаем и тянемся к выходу вдоль все того же прилавка.
- Что с нас?- продолжая играть роль, спрашиваю я.
-С вас девять гривен, -четко произносит гарсон.
- Пожалуйста, -небрежно швыряю я на стойку, свернутые в трубку замусоленные, девять по одной купюре, нагретые от переживания теплом моей руки, гривны. Не дожидаясь, пока он пересчитает, мы гуськом, пригибаясь в низком проходе, выскользнули на улицу. И только здесь дружно перевели дух.
- Ну, надо же, как раз хватило, -со вздохом облегчения произнес за всех Андрей.
- Чтобы я еще хоть раз сунулся куда- нибудь, в подобное заведение, да пусть оно горит синим пламенем!- это возмущался вслух от пережитого позора, Иван.
- Вот до чего нас довела нынешняя власть, -резюмировал я. И мы шустро, чтобы снова не замерзнуть, побежали на трамвайную остановку.
Стыд от пережитого унижения грызет меня до сих пор. Еще каких -то десять лет назад, будучи лейтенантом, на десять рублей, я мог смело заходить в подобную лачужку. Теперь, будучи майором, со своей сотней гривен, я не имею права даже на вывеску этих заведений смотреть. Вот, как круто! Все по плану, все в точности, как записано в «протоколах сионских мудрецов». Ах, вы их не читали? Погуглите, не пожалеете.
На наших глазах шел тотальный разгром вооруженных сил, а мы не имели никакой возможности противостоять этому процессу должным образом. Нас лишили возможности получить даже заслуженное потом и кровью сносное жилье. Дать крышу над головой своей семье. В то же время нас смертельно боялись враги, которые прекрасно осознавали свою ответственность за содеянное над народом злодеяние. А оно ужасно. Нас лишили даже личного оружия, при этом вооружив «частные охранные структуры», а позже создав целые карманные армии. Менту, сержанту, стоящему на перекрестке, доверили автомат. У армейских офицеров отобрали и спрятали в сейфы, от греха подальше даже штатные пистолеты.
Предельно унижая, бросили в «награду» за многолетнюю службу в нищенское положение, на социальное дно. Мы продолжали терпеть, надеясь на чудо. Терпели, надеясь получить хоть какие -нибудь гроши сегодня и дотянуть всеми правдами и неправдами до копеечной пенсии завтра. Другие мечтали об очередном воинском звании, даже не пытаясь сопоставить, что советский майор по своему реальному социальному положению был не ниже нынешнего генерал-майора. Все шло к тому, что скоро можно будет всем хоть генералиссимусов присваивать. Работа по окончательному развалу мощи бывших ВС находилась в пике разгара. И когда она завершилась, то бывшие военнослужащие, бывших вооруженных сил стали никому уже не нужны.
В последние годы у нас, отбирали долю за долей все, что мы ценили на земле, благодаря чему ощущали себя людьми: честь, славу, веру в свое предназначение, Родину. Теперь враг был повсюду, но с туманным, не проявленным ликом. Словно нас Господь поразил куриной слепотой. Оплеванные, осмеянные, товарищи спивались, стрелялись, увольнялись. В словесной мути, в фарисействе, честное сердце растворяется быстрее, чем в серной кислоте. Потеря ясности цели для истинного военного, подобна самосожжению.
Не почет и обеспеченную старость мы заслужили, а в лучшем случае сочувствие со стороны таких же нищих гражданских лиц. Да и последнее сомнительно, ибо не будет обороноспособности- не станет и отечества. А на какие милости от завоевателя может рассчитывать офицер разгромленной армии? Разве что только изменники могут ожидать свои тридцать серебряников.
На дворе стояло время завершения эры "Великого хапка".