Гл. 13 Военный юрист и авганец

Роберт Ридель
                Глава 13
                ВОЕННЫЙ ЮРИСТ И АФГАНЕЦ

   В начале восмидесятых мы с Таей ехали в Украину, в гости к моему отцу. Наш не скорый, а обычный поезд неспешно, с частыми остановками, направлялся в Киев.  В Куйбышеве наши попутчики сошли, и в купе вошли два новых пассажира. Несмотря на усталый вид, они были довольны – наконец-то добрались до места (с билетами везде было трудно). Поезд тронулся, они поочереди сходили умыться и, забравшись на средние полки, сразу же заснули.

   Первым проснулся и спустился вниз худощавый мужчина лет за пятьдесят с интеллигентной бородкой. Расспросив  откуда мы и куда едем,  он рассказал, что едет домой, в Харьков, а в Куйбышев привозил яблоки на продажу. Он не был похож на колхозника, торговавшего яблоками, и мы, естественно, стали задавать вопросы. Слово за слово и он рассказал свою историю.

   По образованию он военный юрист. Совсем молодым его арестовали в Порт-Артуре (тогдашней советской военной базе) и дали срок по обычной для политических 58-й статье.

   На каком-то ржавом судне вместе с другими заключёнными его привезли в Магаданский пересыльный лагерь.

- Лагерь был огромный, - рассказывал он, - в бараках находились тысячи заключённых. И было постоянное движение – одних морем привозили, других отправляли на материк, в лагеря.

   Работал он на золотых приисках - я убедился, что в горняцких терминах он разбирается.

   После смерти Сталина его освободили, но работать юристом не разрешили. Он уехал в Самарканд, но  работу найти не смог и устроился в библиотеку. На зарплату библиотекаря прожить было трудно, и он отправился на заработки. Был на разных стройках,  даже в Темир-Тау, где мы с Таей когда-то учились в школе. И был, как оказалось, во время «темиртауского бунта» 1959 года.

- Нам раздали красные повязки, - рассказывал он, - назвали дружинниками и на открытых грузовиках отправили усмирять бунтовщиков. Но без нас обошлись, войска сами управились.

- Эти грузовики мы видели, - сказал я, - мы ехали на пригородном поезде, вместе с детьми (один и четыре года) возвращались в Караганду. Помню, как пассажиры волновались – кто-то сказал, что разъезд впереди захвачен бунтовщиками. И мы видели, как, обгоняя наш поезд, мчались грузовики со стоявшими в кузове дружинниками с красными повязками.

- Надо же, какое совпадение, - рассмеялся наш попутчик.

   Мотаться по стройкам ему надоело, и он вернулся на Колыму, где, похоже, нашёл «достойную работу», потому что пробыл там более десяти лет.  У него появилась семья, родилась дочь. Потом они переехали в Харьков. Поселились в городе, а в окрестной деревне купили дом с садом.

   Использовать дом собирались под дачу, но надо было на что-то жить, и он решил разводить нутрий, благо, что дом стоял на берегу реки. Он перечитал литературу, построил вольеры, приобрёл зверьков. Дела пошли успешно. Нутрии у него были разной расцветки, и он так обрабатывал шкурки, что их трудно было отличить от норки.

- За шкурками  записывались в очередь – рассказывал он.

   Но среди нутрий начался мор и они погибли.

   Пришлось начинать сначала. Продал библиотеку, которую привёз с Колымы, купил зверьков, и через какое-то время хозяйство восстановилось – к нему опять записывались в очередь.

   Соседние поля стали обрабатывать с воздуха, и самолёт по ошибке обсыпал пестицидами деревенскую окраину, в том числе и его дом. Нутрии были в открытых вольерах и от пестицидов погибли.

   Что на этот раз делать, он не знал – средств на восстановление «фермы» не было. Тут подошёл сосед – отставной военный, у которого тоже был сад:

- Посмотри, как яблоки уродились. Давай отвезём куда-нибудь на север, продадим, вот и деньги.

   Присоединились ещё соседи. Наняли грузовик, загрузили яблоками и отправили в Куйбышев. Сопровождающим поехал наш попутчик.

   До Куйбышева доехали благополучно, если не считать поборов милиции по всей дороге.

- Они просто грабили нас. Как-то остановил капитан и запросил такую сумму, что впору возвращаться – вся поездка теряла смысл. Но капитан был неумолим:

   - Я тебя не пущу ни вперёд, ни назад!

   В Куйбышеве добрались до колхозного рынка. У прилавков, где продавались яблоки, наш попутчик спросил:
   
- Мы с Украины, привезли яблоки. Почём они у вас?

   Один из продавцов сказал:

- C яблоками надо к Гиви, он назовёт тебе цену.

   - Какой Гиви?!

- Самому продавать не дадут. Яблоки примет Гиви.

   Цена, которую назвал Гиви, была намного ниже той, которая стояла на прилавках.

- И ничего нельзя было сделать, - рассказывал наш попутчик. -  Всё было куплено – и администрация, и милиция!

   Пришлось отдать за полцены. Выручка оказалась намного меньше той, какую ожидали.
 
   - Как я приеду домой, что скажу людям? – сказал он с горечью, - не все ведь знают, что творится кругом. По телевизору, в газетах, везде твердят, что всё идёт хорошо, что под руководством партии советские люди... А фактически  -   милиция грабит, на рынках – грабят, все продажны...

   Разговор несколько раз прерывался – у меня возникали какие-то дорожные дела. В такие перерывы он начинал громко ругать советскую власть. Проходящие пассажиры удивлённо заглядывали в наше купе. Я пытался его утихомирить, но он не унимался. Было видно, что человек доведён до крайности, и главным виновником всех бед он считает советскую власть, которая всех обманывает и всех вынуждает  обманывать.
 
     Это проиcходило, напомню, в начале восмидесятых,  лет за десять до «лихих девяностых». Так что зёрна многих перестроечных кошмаров зрели в те «советские» годы.

    ...Второй наш попутчик, офицер, был неразговорчив. Он молча лежал на своей полке, читал книжку, спал. Вечером он сходил в вагон-ресторан и снова улёгся на полку.

   На другое утро он встал одним из первых. Я тоже не спал и, когда он шёл умываться, обратил внимание, что на его плече вытатуированы какие-то цифры и буквы.

   Лежать на полке ему, наконец, надоело и он спустился к нам.

   Среди общего разговора я спросил:

- Что это у Вас  за наколки? Я читал, что такие у эс-эс.

   - Это моя группа крови, - сказал он.

   Мой вопрос ему, видимо, что-то напомнил, потому что он разговорился. Он едет из Афганистана, где участвовал в боевых действиях. Получил ранение и после госпиталя едет в Белую Церковь на новое место службы. Ранение он получил, попав в засаду. На военном джипе они проезжали «зелёнку» (кустарниковые заросли), когда перед машиной раздался взрыв. Джип съехал с дороги, но они успели залечь в канаве. По ним стреляли, они отстреливались. Сколько длился бой, он не помнит, но, услышав перестрелку, к ним подоспела помощь. Только тогда он заметил, что ранен.

- Душманы и не думали нас убивать – взрыв был несильный. -  Они охотились за офицерами, особенно их интересовали переводчики.

   От него я  впервые услышал о больших потерях.

- У душманов есть полевые командиры, которых обучали в Союзе. Они говорят по-русски, знают нашу тактику.

   Он рассказал, как в начале войны погибла колонна наших войск:

- Колонна въехала в узкое ущелье. Душманы находились наверху. Подбили передовую машину, затем замыкающую. Потом уничтожили всех, кто был в ущелье. Это была бойня!

   О таких случаях в армии были разговоры, особенно в начале войны. Потом воевать научились. Но наших всё равно много гибнет –  в боях,  на минах. И на городском базаре можно получить нож в спину...

   Он замолчал. Эти воспоминания, видимо,  были ему в тягость, и он был недоволен, что наговорил лишнего. Он замкнулся и остальную часть дороги пролежал на полке, отвернувшись к стене.

   Я был потрясён его рассказом. Что в Афганистане идёт война, мы, конечно, знали, но везде трубили о победах. Победы, наверное, были, но о том, что гибнут ребята, кругом молчали.

   Потом мы узнали, в «Афгане»  погиб сверстник Жени, с которым они вместе ходили в детский садик...

                * * *