- ...Если сейчас 86-ой, то в 2000-ом я отмечу свой 45-ти летний юбилей. Такие мысли в голову лезут!.. – Делать тебе нечего... - Вот слушаю тебя и ушам своим не верю. Да, это же настоящее злодейство!.. – Чего ты там бормочешь – «чин большой»! Тем более... – Дома у него просто «конфетка». Ничего отечественного – все «привоз»... – Я давно наблюдаю за вашими руками. Николай, посмотри... Простите моё любопытство, вы имеете отношение к медицине? – Отчасти... – Поедем! У меня там лесничий знакомый. Банька есть, кабанчика завалим... – Кто его сделал таким? Да, мы с тобой. Вот за этим столиком. Всенародная хата с краю. Народ должен исправлять свои ошибки прямо на площадях... – Наливай! Вбрасывание... – Горчица у него прямо из Австрии. А я сижу, как дура: все слова забыла. Помню одно: когда в «тачку» садились колготы порвала... – Слыхал?! Нар-р-род... Рассуждают!.. Да, черт с ними... Писать не могу. Страшно. У Стендаля просто: «Ни дня без строчки»... – Прошлый раз ездили на двух машинах: кабанью ногу в углях жарили. Знаешь, на срезе такие глубокие шурфы делаешь; туда - соли, перчику, чесночку; прямо поверх щетины глиной обмазываешь, и - в горячие угли. Когда готово, глина вместе с щетиной отваливается. Тишина, лес... – Тринадцать секунд прошло. Вбрасывание... – Если честно: за столом в сон клонит. Просыпаюсь... А, да что там... Раньше по двенадцать часов работал... Муза? - Чушь! Вдохновение? Глупость. Пора в дояры...
Застольные разговоры отдельными фразами вырывались через предохранительный клапан кипевших отношений, горячим дымным облаком поднимались вверх, и уже оттуда, из-под ресторанного потолка, конденсируемые единственной вентиляцией от истерии залетного воробья, тяжелыми каплями снова падали под ноги жующих людей. Сотня подошв и каблуков взбивали их в одну гулкую массу, куда официанты торопились добавить дребезжащий глянец сервировки. Был то самый час, когда швейцар, наконец, с чистой совестью повесил на дверях табличку «Свободных мест нет».
Прошло уже более двух часов с тех пор, как Дарков с Раскуровым подъехали к ресторану. На первый взгляд двухэтажное стеклянное здание имело странное название «Джалтаранг», но Борис уверял, что именно здесь они попробуют настоящую индийскую кухню. Небо бросило на землю первые, тяжелые капли грозового дождя.
При входе друзьям относительно легко удалось потеснить лживого швейцара, уверявшего, что все места в зале заняты. Уже в вестибюле в борьбе за установление истинного положения на территории «Общепита» выяснилось, что на самом деле «места есть, но...». Но Дарков, успев привыкнуть к своему новому положению в обществе, считал для себя унизительным совать рублевки при входе. Только после того, как он потребовал метрдотеля, швейцар сдался, но при этом нанес ответный удар, объявив, что придется переждать «санитарный час».
- Что ж ты молчал?! – завопил голодным желудком Дарков, - Как зовут?!
Удивленный швейцар ответил:
- Апполинарием был.
- Им ты и останешься, - злорадно проорал Дарков, - Целый час! Несчастный, да знаешь ли ты, что за это время пол Москвы объехать можно, а за эти самые, твои три рубля, - то есть наши, тебя самого съесть ...
- С капустой, - подсказал Михаил, почему-то вспомнив увиденную где-то таблицу о совместимости продуктов питания.
- С капустой! – неожиданно обрадовался Борис, - Именно, с капустой, - и, вспомнив как опрометчиво отправил машину, с горечью добавил: - Ну и умен ты, братец. Не по годам.
По лицу швейцара было видно, что он тяжело перенес такую фамильярность от незнакомых ему людей. На протяжении последующего часа, Борис никак не хотел успокаиваться и нарочно вбитым клином все время проторчал в дверях, периодически уличая при посетителях вероломного привратника во лжи: таким образом лишая «несчастного» дополнительного заработка.
Так что, когда на лестнице появился молодой, подтянутый метрдотель, Апполинарий уже лично от себя попросил:
- Александр Викторович, дорогой, ради Христа, найдите места для этих двух джентльменов.
- И этот – дорогой, - успел шепнуть Борис. Он подтянулся и будто на представлении у императора обратился к молодому человеку:
- Александр Викторович, я и товарищ мой... – Михаил сзади с поклоном щелкнул каблуками, - просим не отказать в ходатайстве главного советника с поправкой на четыре места...
И в лаконичном монологе у него проскочило «две дамы». При этом Раскуров без улыбки выдержал свой статус «номера восьмого».
- Так, кто тут - советник? – невозмутимо переспросил «молодой император».
- Вот, полюбуйтесь, – Борис через спину указал на швейцара, - Он же – Милорд, он же – Полоний.
Метрдотель, так и не поняв всей этой чуши, при взгляде на Апполинария все же не смог удержать улыбки и лез лишних слов жестом руки пригласил: «Прошу вас».
Столик оказался «восьмым чудом света». Во-первых, он был расположен вдали от эстрады у самого окна; и во-вторых, двойные витринные стекла до самого потолка, по словам Бориса, «создавали в этой кухонной духовке иллюзию шаловливого ветерка», с улицы метлою дождевых брызг стегающего по окнам.
В переговорах с официантом командовал все тот же Дарков. Ультиматум заказанных блюд Михаил выслушал также с невозмутимым лицом, хотя подивится было чему. Особенно щедрым его друг был, когда заказывал спиртное. Емкое слова «пока» скривило уголок рта официанта в понимающей улыбке. Когда они остались наедине, Дарков с благодушным беспокойством спросил:
- Михал Баррысыч, тебе завтра на работу надо?
- Нет, - спокойно ответил Михаил, - А я разве что-нибудь сказал?
- Ну и чудненько, - отвалившись на спинку стула, успокоился Борис, - Отдыхай по-человечески.
Еще в течение часа они отдыхали «как люди»: без смака и причмокивания рубали подряд индийскую кухню, запивая коньяком прямо из фужеров. Михаил с каждым новым глотком ощущал в себе неизведанные до сих пор восприятия чувств. Если в начале ужина на фоне общего гула он слышал только голос Даркова, то к концу первого часа до него стали долетать обрывки чужих разговоров, будто в пустой комнате под бой барабанов внезапно распахнулось окно и каждый прохожий считал своим долгом заглянуть в него и проорать свою фразу. Следствием такого открытия стал сосед за спиной Михаила, тот что пробасил кому-то и своей творческой несостоятельности.
Михаил достал ручку и в записной книжке нарисовал угрюмого человека с бородой, в огромной руке которого была зажата маленькая рюмочка. Подписав «Человек за моей спиной», он передал книжку Даркову. Борис даже привстал, чтобы сравнить рисунок с оригиналом. Затем громко захохотал.
- Любезный,- подозвал он проходившего мимо официанта и что-то шепнул ему на ухо. Тот согласно кивнул. Через несколько минут он прошмыгнул мимо них с бутылкой шампанского. Михаил услышал за спиной его слова:
- Это вам с соседнего столика.
Когда что-то громадное поглотило над ним свет ресторанных огней, Михаил подумал, что на этот раз Борис поторопился. Роскошный красавец массой белого медведя обрушился рядом на крякнувший спросонья стул. В руках у него была все та же бутылка шампанского и бокал. Положив локти на стол, он, как веслами, разгреб перед собой посуду, вскинул скользкую от уложенных на ней специальным желе волос голову и глухим голосом известного артиста пророкотал:
- Ребята, вам чео-о?
Только глаза с каким-то глухим запойным блеском выдавали его состояние. Он был совершенно пьян.
- Ты кто?- с улыбкой спросил его Дарков.
- Дояр,- угрожающе гаркнул гость.
Борис понятливо кивнул.
- Тогда смотри,- разрешил он и пододвинул к нему записную книжку. В этот момент красавца позвали. Михаил не понял: крикнули то ли Иорик, то ли Ёрник. Гость отмахнулся, положил книжку на свою ладонь с хорошую саперную лопатку, долго всматривался, затем с пьяной настойчивостью спросил:
- Вам чео-о?
- Похож?- нагловато произнес Борис все с той же улыбкой.
- Вы кто?- вместо ответа выдохнул Иорик.
- Он поэт, я – его друг,- представился Борис.
- Здесь все - поэты,- еще более мрачно заметил верзила. Снова посмотрел на рисунок и, наконец, понял: - Я шо ль? Кто кампазитар?
Это разнузданное «шоль» и отрывистое «а» в разговоре не оставляли сомнений, что такой человек во всем способен на крайность: либо шею свернет, или будет тебе до конца верным другом.
- Вот он,- указал на друга Борис. Михаил сглотнул слюну.
- А, ведь, похож,- лицо Иорика как-то сразу протрезвело детской улыбкой.- Откуда знаешь, что борода была? Встречались?
Он обхватил своими ручищами непочатую бутылку шампанского и просто, одним движением отломил пробку вместе с проволокой. Такого Михаил еще не видел.
- Пишешь? – слова посыпались из него пустыми гильзами от снарядов. – Мне с тобой потолковать надо... Слушай, пусть он уйдет, а то я ему в глаз дам, - доверительно сообщил он, показав на Даркова. – Все время глядит, - будто издевается.
- Ладно, ладно, - примирительно сказал Борис, вставая. - Пойду, позвоню.
После перемены в настроении этого большого, красивого человека с улыбкой ребенка, Михаил почувствовал, как на душе у него стало тепло и уютно. Еще и этот доверительный тон, с каким обращаются только к близкому другу или брату. Он вспомнил, как сегодня у подъезда встретил красивую девушку с каким-то странным мышиным беспокойством во взгляде, и ему опять захотелось сотворить какое-нибудь волшебство.
- Я сегодня – чародей, - как можно теплее произнес Михаил. - Ты чего сейчас больше всего хочешь?
- Шоб этот тип оставил тебя в покое, - нахмурившись, ответил Иорик и стал разливать шампанское в два бокала.
- Да, нет. Ты его не понял. Борис хороший человек, - попытался защитить своего друга Михаил.
- Знаю я таких. Бабам побежал звонить,- презрительно рокотнул Иорик. – Ты женат?
- Нет, - ответил Михаил и тут же спросил: - Тебя как зовут?
- Георгий... Твоего имени мне не надо, - добавил он.
Михаил почувствовал, как где-то там, в теплое место вонзилась швейная игла. Георгий пригубил шампанское и отставил бокал.
- Скверная история... – сказал он.
- Ты о чем? – жестко спросил Михаил. Благодушное настроение, переполнявшее его минуту назад стравилось в дырочку от «укола».
- Спиваюсь, - коротко бросил Георгий. Взгляд его остановился где-то между бутылок. Михаил обеими руками оттолкнулся от стола и недоверчиво окинул его с ног до головы. Татьяна часто приносила с собой последние журналы зарубежных мод и будто ненарочно забывала их на видном месте. Когда она уходила, Михаил спичками отмечал то место, где лежали журналы, перелистывал все от корки до корки, затем, чтобы Татьяна ничего не заметила, снова аккуратно укладывал их на то же самое место. Такой регулярной скрытности привой хорошего вкуса не замедлил дать молодые побеги. Он всегда сам следил за своей внешностью, а уж для того, чтобы отличить щеголя от запойного пьяницы ему не требовалось профессиональной консультации.
Георгий был похож на только что присланный из Парижа чемодан с нераспакованными вещами, зачехленный кожей великолепной выделки. Даже сквозь ресторанную кухню от него приятно веяло терпкими мужскими духами с запахом пачулей. Михаил усмехнулся.
- Ты то хоть не будь... – вдруг резко произнес Георгий, сжал огромный кулак, вскинул голову и с надрывом повторил: – Да! Спиваюсь! Потому что сожрали. Бабы. Бабы и зависть. Ты еще не знаешь... - не дай бог. Болото!
Было видно, как он заводиться. Михаил молчал.
- Милый мой. Дорогой. Поэт мой золотой. Никогда! Слышишь, никогда... Не смей! – крикнул он так, что за соседними столиками обратили на них внимание, - Давать гасить лампу над чистым листом кому когда вздумается. Если дорого тебе завещанное одиночество у письменного стола, не позволяй НИ-КО-МУ залезать в него... Даже самым близким. Особенно друзьям. Бабы – куры! Враз расклюют то, что собирал крохами. Друзьям не верь! Пей с прохожими, в подворотне. Если друг сказал, что ты талантлив: - гони его к ... – Георгий крепко выругался, глотком допил шампанское и не заметил, когда ставил, как у фужера отскочила ножка.
- Пройденный этап, - уже своим обычным голосом пророкотал он.
Неизвестно откуда возле Георгия вырос официант.
- Юра, опять..? – с улыбкой спросил он.
- Тебе чего? – не понял Георгий.
- Фужер разбил.
- А-а, - с досадой выдохнул Георгий и, как волшебной палочкой махнув тремя рублями, заставил официанта испариться вместе с разбитой посудой.
- Что-то не очень ты похож на пьянь подзаборную, - сказал Михаил и закурил. Георгий уже не казался ему таким большим и красивым. От выпитого коньяка внутри рождался прилив сил и самодовольства. «Какого черта он задаривает меня здесь своими советами?» - думал он, уже с нетерпением ожидая возвращения Даркова. «Сам то, небось, не к письменному столу нарядился. Ишь, морда холенная: каждый день, наверное, - массаж делает!»
- Грешен. Стаж небольшой, - признался Георгий. – Не мой уровень, когда кобели под забором теплой мочой умывать будут. Да, и не дадут, - с сожалением добавил он. – Куда я денусь! Сам видишь – упаковывают, как куклу. Два раза в неделю задницу брею.
От такого откровения Михаил даже рот раскрыл. «Может, педик?» - мелькнуло у него.
- Не веришь? – снова взревел Георгий. Он вскочил и стал расстегивать пояс.
- Верю, верю, - поспешно заявил Михаил. – Теперь верю. Садись... Если человек на людях готов скинуть с себя штаны, значит люди для него – ничто. Кто ж тебя так изуродовал?..
- Дура, ты,- резко оборвал его Георгий. – Я ж не для того здесь перед тобой распинаюсь, чтоб ты меня жалел. Жалельщиков хватает. Вон... – показал он на компанию откуда пришел. – Как увидел твой рисунок и узнал, что стихи пишешь, понял: человек ты не простой. Я знаю. Только поэту суждено сразу, только по голосу, создавать в своем воображении образ прохожего человека. Так сказать, собственным примером хочу уберечь твой талант от глупых кур и завистливых индюков... Я, ведь, в свое время почти год в следственном изоляторе отсидел. А брал меня мой самый закадычный друг. Вот так! Прямо на вокзале, при людях. И самое главное – при ней! Мы тогда отдыхать собирались... Веришь, теперь до эполет дослужился. Просто? А знаешь почему?
Михаил вскинутой бровью с любопытством повел головой.
- Да, рассказы я стал писать. Еще в армии. Так, - для понта. Только на гражданке понял: врать и выпендриваться нельзя. И стало получаться. Даже рецензии были. Там... от...ну, вообщем, от Пст-фью-дановского. Друзья стали вокруг мотыльками порхать. Девочку я любил. Мечтали! Я – в кабинете, она мне бублики с чаем. Какая - связь? Товарищ у меня был. После армии в «оперы» пошел. Ну, да каждый сам выбирает... Предупреждали меня: девочка ему моя нравиться. Понятно,- одна компания. Не верил. Нет, что нравится верил, но чтобы из-за бабы... Видимо, он ей про любовь, а моя дура в ответ, - Георгий изменил голос: - «У нас с Юрой планы. Он очень талантлив, а я у него буду секретаршей...» Ну и все! Кто посильнее – плюнул бы. А этот не-е-ет... Не мог он спокойно жить и смотреть, как из-за какого-то бумагомарателя счастье его рушиться. Зависть и его сожрала. Да, счастье то кобелиное...
- Но если взяли, значит было за что, - не выдержал Михаил.
- Молод был, глуп. Всегда есть за что зацепиться. Да, не в этом дело. Оправдали. Вышел: ни друзей, ни любимой. Бояться стали. Как же! Сидел! Сломал он меня. И понеслось... Женился. Телом взял. Теперь меня мои бабы, распрекрасная жена с тещей-генеральшей, в голубом шампуне поласкают, а та дура по ночам рассказы про жуликов слушает. Женой «опера» стала... А вот писать я, как раньше писал больше не могу. Жопу брею. Теперь дошло?
- Кто здесь уже дошел? – послышался насмешливый голос Даркова. Он появился возле столика в сопровождении двух молодых девушек – реклама шотландского виски «Блэк энд Уайт»: по бокам две милые мордашки скочтерьеров – белая и черная, посредине – бутылка с виски.
- Дозвонился кормилец, - мрачно сказал Георгий, вставая. Его огромная ладонь легла на плечо Михаилу. И, затем тихо, так, чтобы слышал он один, Георгий еще раз предупредил: - Не наделай глупостей. С бритым задом ходить будешь. Лева! – позвал он официанта и устало опустился на свое место. Михаил заметил, как «беленький скочтерьер» вороватым, быстрым взглядом проводил мускулистую спину Георгия, будто перед носом вегетарианца пронесли зажаренный кусок мяса, истекающий кровью.
Девицы расселись между друзьями. Дарков налил всем коньяк.
- Я думал ты здесь с пробитой головой валяешься, - широко улыбаясь, сказал он.
- Поэтому тебя так долго не было? – серьезно спросил Михаил.
- Нет, дружище. Я, как видишь, бегал за скорой помощью. По-моему, я успел вовремя.
- А это – кто? – спросила беленькая девушка, кивнув на Георгия. – Он мне напоминает того бандита. Помнишь, Оксана, я тебе рассказывала...- обратилась она к подруге. Борис перебил:
- Оказывается, Михаил Бррисыч, пока мы здесь с тобой отдыхаем, в городе без нас творятся настоящие ужасы. Сима приехала сегодня с Урала и на вокзале стала свидетелем, - как брали какого-то рецидивиста. Сознание теряла. Страшные вещи рассказывает... Да, я не успел представить вам моего лучшего друга... – лицо Бориса стало комически серьезно. Голосом конферансье в цирке он возвестил: - Великий поэт и любимец женщин. Михаил Раскуров!
Михаил все еще находился под впечатлением разговора с Георгием, поэтому до сих пор не мог перестроиться на шутейный лад.
- Здесь – все поэты, - подсознательно повторил он фразу Георгия.
- Ты же еще незнаком с моей женой, - продолжал Дарков, не замечая настроения друга. – Оксана. А это ее подруга Серафима. Просто Сима. Моя любовь. Правда красивая женщина? Я уже давно предлагаю им переспать втроем... А что? – добавил он, уловив укоризненные взгляды девушек. – Ну, не нравиться втроем, давайте вчетвером. Ты как, Михал Бррысыч..?
Михаил, слушая восторженный цинизм Даркова, исподтишка наблюдал за подругами. Оксана была гораздо выше Серафимы. Лицо ее с резкими чертами несло на себе оттенок восточной надменности, но не лишало его своеобразной красоты. Фигуру немного портила сутулость, зато густые черные волосы были ее козырем. Сима больше понравилась Михаилу. Недавно прочитанная книга индийского эпоса «Шукасаптати» оставила у него больше впечатлений, чем он ожидал. Сима была похожа на главную героиню Прабхавати, именно такою он ее себе представлял: небольшого роста, с очень тонкой талией и хорошо развитыми формами. Только большие голубые глаза с наивным дрожанием длинных ресниц резко контрастировали с голосом – резким и беспощадным. Такой восточный завиток Михаил без труда выпрямил русской поговоркой: «в тихом омуте – черти водятся». Первой не выдержала болтовню Бориса Оксана.
- И давно вы здесь сидите? – спросила она Михаила тоном, с каким интеллигентные жены обращаются к собутыльникам мужа.
- До горячего еще не добрались, - тоном собутыльника ответил Михаил.
- А мне о вас Борис много хорошего рассказывал, - с оттенком разочарования произнесла Оксана, мол, «а ты здесь сидишь – сам «хань» жрешь, да моего мужа спаиваешь». «Куры», - вспомнил Михаил Георгия.
- Так, как насчет... переспать? – неожиданно для всех ляпнул он. Девицы ошалело переглянулись.
- Конкретное предложение, - одобрил Борис. – Кстати, у тебя есть вполне реальный шанс. Не правда ли, Симочка? – Он подмигнул Михаилу. – Мой сюрприз.
- Борис, ну не сейчас же…- серьезно заметила Сима. – Это как-то не так делается.
Пришла очередь удивляться Михаилу: он ничего не понимал из их разговора.
- А почему – не сейчас? – задорно спросил Борис. – По-моемому, самое время. Только сначала аперитив для разговора.
Он произнес тост за единственную молодость в жизни каждого человека, и за то, чтобы можно было вспоминать о ней на склоне лет. От такого тоста никто не отказался.
- Теперь к делу, - с неразлучной улыбкой обратился Борис к Михаилу: - Видишь ли, юноша... У этой очаровательной девушки есть для тебя предложение. Скажу сразу, это я подсказал ей твою кандидатуру, так что все претензии ко мне. Они с Оксаночкой хотели обратиться к какому-то хмырю, да я вспомнил, что у меня есть замечательный друг. Нечего, думаю, хорошее дело доверять чужим людям. Еще одно: если ты согласишься, хочу заверить тебя сразу, что об этом будем знать только мы вчетвером. Ты мне доверяешь?
Михаил, скрестив руки, внимательно слушал.
- Смысл вот в чем, - продолжал Борис. – Девушка имеет на руках некоторую сумму, которую эта красивая женщина готова отдать их тому, кто возьмет ее замуж. На время, конечно. Подожди..., - остановил он Михаила, угадав, что тот хочет что-то сказать. – Условия: ровно через год ты с нею разводишься, теряешь паспорт и тебе выдают новую, чистую корочку. Это абсолютно точно. Я уже справлялся. Таким образом: ты двенадцать месяцев ходишь со штемпелем в паспорте, о чем никто не знает, и за это получаешь в конверте сумму, равную твоему полугодовому заработку. Каково?.. Да! – поспешил добавить он, - Обязательно требуй право на первую брачную ночь.
- Фиктивный брак, что ли? – пропустив мимо ушей смех Бориса, настороженно спросил Михаил. В разговор вступила Оксана. Она говорила уже доверительно и очень быстро, боясь пропустить какой-нибудь важный аргумент.
- Понимаете, Михаил, мы с Симой подруги, а видимся, дай бог, несколько раз в год. Мне бы очень хотелось, чтобы она была поближе... Подвернулся такой случай. Она сейчас может обменять свою квартиру на Урале в Москву, но необходима самая малость: чтобы ее супруг был прописан здесь, в Москве... Там какие-то сложности в оформлении обмена. Сегодня все будет зависеть только от вас – согласитесь вы или нет. И еще... Вы нам очень понравились и, конечно, нам было бы приятнее иметь дело с вами, чем с людьми, которых мы абсолютно не знаем.
Последовавшая за этим минута склонилась над их столиком в молчаливом ожидании. Михаил посмотрел на Серафиму и увидел ярко-красную краску на ее щеках. В это время задорно грянул ресторанный оркестр...