Из капель, что падут на мостовую
Увы, не все окажутся дождём
Дарует жизнь, уж её – то ни в первую
Судьбу быть нищим, право быть вождём
Стезю героя и шальную тропку…
Разбойничьих солдат и королей
Предателя в семье, жену – красотку
Кровопролитье или смесь кровей
И всё течёт, меняется и стынет
Рекой багровой льёт по мостовой
Кто жив, тот повторяет Смерти имя
Кто умер, тот не знает что живой
А дождь идёт, гремит кольчужным звоном
Для бедняков, воров и королей
Средь ног босых, сапог и сабатонов
Течёт река божественных кровей.
Серыми, как камень глазами, брат Гемма смотрел в бездонное небо Тоттенбурга. Ему оставалось только махнуть через навесной мост, и это небо станет его небом. Солнышко немного припекало, и молодой пёс откинул серый капюшон своего балахона. На стриженных по – рыцарски русых волосах красовался пилеолус мраморного цвета. Он не скрывал тонзуру, зато немного усыплял внимание любопытных обывателей. Небритость лица и изношенность одеяния Геммы никому не бросалась в глаза – настоящий монах должен выглядеть нищим. Однако, цвет его одеяния, ладное походное снаряжение, манера носить посох и, наконец, меч на поясе – могли рассказать посвящённым о многом. Серая ряса – это, несомненно, орден Симаргла – молодой пёс что – то вынюхивает в этих краях. Причёска и размахивание походным посохом на манер дубины – этот парень из оруженосцев, а не из послушников, слуга духовного феодала или молодой фанатик из простонародья. Меч – это рыцарь Ордена, инквизитор – вольнодумец или (что наименее вероятно) охотник на ведьм. При чём, не просто флагелянт, пугающий всех встреченных рыжих девчонок, и не изгой, презирающий плоть и богатство. А оруженосец инквизитора с Небесным Щитом, специалист по ересям и первоклассный воин. Иными словами, охотник на ведьм собственной персоной.
Гемма вошёл в тёмный портал городских ворот и немного приподнял полу сутаны. На бледном колене бугрилось клеймо в форме крылатого пса – Симаргла. Увидев это, стражник с арбалетом присвистнул:
- Давно в гончих, светлейший брат, - это был не вопрос. Хорошо зарубцевавшееся клеймо на теле столь молодого человека говорило о многолетнем сроке службе военно – монашескому ордену Инквизиции.
- Давно в ловчих, брат. Куда гоняться с такими коленями?
- Пёс настигает всех, кто слышит его лай! – процитировал Серую Книгу второй караульный. Он отложил глефу и медленно прикоснулся к эфесу меча Геммы, а затем сжал ладонь в кулак и ударил себя в грудь.
- Свет Солнца да пребудет с тобой! – благословил его охотник на ведьм. Старый солдат в ответ беззубо улыбнулся.
Колокол возвестил обедню, когда молодой пёс вышел из тёмной надвратной башни. Он посмотрел на Небо и улыбнулся, но вскоре его улыбки и след простыл. По бледному лицу застучали холодные капли, и Гемма поспешил накинуть капюшон. Он по – канону ударил себя кулаком в грудь и ещё раз взглянул на Светило. Так, как обиженные сыновья взирают на своих отцов.
- «Это знак, отче, » - молился он про себя, - « я буду дождём среди ясной погоды. И когда Ты сделаешь всё ясным, я сделаю это чистым! Этот город ещё не отмылся от крови раскольников. Зёрна ереси ещё терзают несчастную землю. Но я очищу улицы и вымою мерзкие всходы. Дождём на Солнце - слепым дождём. Слепым, ибо тому, кто верует зазорно быть слишком зрячим. »
* * *
- «Мартин Фальконе» - к уставшим рукам кузнеца прилила новая сила, - « не Михаэль и даже не Миклош, а имя совсем чужое, просто звучащее в чём – то похоже», - клинок зашипел и тяжело выдохнул паром в холодной воде. – «ну хотя бы фамилия похожа. Был бы Соколом, а пришлось стать Фальконе – это ещё куда ни шло. Так называют гордых птиц в приморских городах. А я похож на их жителя чуть меньше чем на Наггайского факира!» - Мартин криво улыбнулся своим невесёлым мыслям, - «Если уж так, то я хотел бы взять северную, имперскую фамилию, но то было выбором моих прадедов, а не моим. В Империи блондинов как нерезаных собак, но вот среди монтийцев так выглядит лишь знать. К тому же в Республике куда проще стать знатным человеком или даже стать своим для её граждан, как это и получилось у моих пращуров. Знатным здесь лучше кичиться древностью рода только перед имперцами и друг перед другом. Сегодняшний дон ещё вчера мог быть купцом, пиратом или даже рабом. Но острый ум, верная сталь или удачно выбранный момент во все времена творили баронов и дожей Республики. А родословная…её всегда можно присочинить. Так пришлось сделать и моим предкам, чей род простирался к патрициям Старой Империи. Ибо здесь она умерла, и её рыцарям должно было умереть вслед за ней. Однако они выбрали жизнь. И я живу только их выбором. И это ни спроста!» - Мартин ударил через чур сильно и решил согнуть полоску металла на месте случайной вмятины. Клинок выйдет короче, чем он планировал, но зато крепче – для пехотинца в самый раз.
В дверь постучали.
- Кого там принесло?!
- Миха…то есть, Мартин, это Кристофер. Я пришёл напомнить… - замялся гость.
- Хохмач, ты? Я обо всём помню, - Мартин открыл ему дверь.
Широкополая шляпа упала на стол с инструментами, а на табурет неподалёку рухнула костлявая задница её обладателя. Он был худым длинноволосым юношей, не очень высоким и не приметным. Однако изящные и тонкие черты его лица могли принадлежать скорее альфонсу, чем ученику гробовщика.
- Вина?
- Если только не крепкого, - Кристофер взглянул на приятеля, оценив, что тому уже хватит, - Там Зигфрид скоро все струны порвёт, - он промочил горло вином. Через чур крепким на его вкус.
- Кого? Как? За что? – Мартин бросил кусок металла в ящик с другими недоделанными клинками.
- Всё ещё хочешь открыть секрет лунарской стали?
- Не юли! – перчатки полетели вслед за клинком, - кто он по рождению?
- Лунарка…
- Второй вопрос?
- Отсечение головы
- Третий?
- Покушение на молодого дона Торосса
- Стой! ЛунаркА?!
- Угу. Звать Луной, вроде как дочь какого-то кагана.
- Кагана…Обвинитель? – Мартин добил кувшин и смачно отрыгнул.
- Дон Бальтазар Торосс старший
- Защитник?
- Дон Бальтазар Торосс младший
- М-м-мать их! Доказательства?
- Вялые с обеих сторон. Выглядит так, будто девку не поделили, - Хохмач всё не мог привыкнуть к полутьме мастерской и от – того подозрительно щурился.
- Хм. Я никогда не казнил баб. Красивая?
Гость дважды кивнул.
- Цена удваивается… А почему без судебного поединка? Все кавалеры перевелись при штурме Тоттенбурга?
- Сам дож выступает как поединщик, и, естественно, его сын…
- А князь?
- Он хотел сам рубиться, но его отец не пустил.
- Тогда я на всякий возьму два меча.
* * *
Солнце стояло в зените, отражаясь от крыши дворца дожей. Ветер с моря приносил запах соли вперемешку с подхваченными в городе «ароматами» сырой рыбы, пота и нечистот. Люди сгрудились вокруг помоста для казней и объявлений и, без того шумная и непроходимая Рыночная площадь заполнилась и гремела ещё больше. Народ негодовал и на помост уже начали забрасывать тухлой снедью. Бальтазар младший задрал подбородок, увешанный скудной бородкой, и таким манером взглянул на отца. Худощавый старик, облачённый в шелка и соболей, почёсывал густую растительность на подбородке, смотрел лишь на Зигфрида и помышлял о том, как бы летящие в барда объедки не задели и его светлость.
Рыцарь может не жениться
Или в Орден поступить
Только надо бы разжиться
Бабой, чтоб умерить прыть
Никого нельзя бояться
Не ронять дубовый щит
И доказывать стараться
То, что ты - не содомит! – импровизация Зиги была не такой уж плохой, но даже святой не смог бы внимать ей так долго.
- Пошёл вон, содомит!
- Лунарский павлин!
- Туранский конелюб! – и тому подобные слова неслись из толпы. Однако, белобрысый менестрель слушал только городских девах, вопящих:
- Зигфрид – мой Император!
- Я хочу от тебя менестреля!
- Я буду твоей княжной!
- Княжной? Хм, - Зиги замялся, - князей у нас называют курфюрстами. И если ты осилишь слово «кюрфюрженка», то так и быть!
- Курфюрженка! – выкрикнула одна из девиц
- Вот сучка! – он лукаво подмигнул ей, - а повторишь это с моим…
- Палач идёт! – раздалось в толпе
- …во рту… - тихо закончил менестрель.
- «А вот и Мартин – раскольник!» - молодой Торосс вцепился взглядом в силуэт палача. Гигант выделялся из толпы, как дуб среди яблонь, а его красный капюшон пугал горожан не хуже оружия в руках ката, - «уж я бы позволил тебе даже ранить папашу. Не сильно, но достаточно чтобы сбить с него спесь. Отважься на это, верзила и став дожем я сделаю тебя бароном. Причём под своим настоящим именем. Отважься, Соларом молю! Иначе старый дурак погубит такую девчонку.»
Мартин, шатаясь, взошёл на помост. От него разило вином и злобой. Капюшон скрывал тяжёлый взгляд, а на лице его застыла саркастическая улыбка. Перстом в красной перчатке он указал на худенькую лунарку с тонкими и немного птичьими чертами лица. – «Показала бы ты мне свои сиськи, что добру пропадать!» - с тоской заметил палач.
Лунарка подошла к нему и с вызовом уставилась под капюшон. Её чёрная блуза и шаровары были довольно широкими, но всё таки, не могли скрыть аппетитных пропорций юного тела. Волосы цвета вороного крыла рассыпались по тонким плечам и фигурной груди, а чёрные глаза будто заглядывали в душу. Но кат знал по своему опыту – её грива на самом деле белее белого, а глаза красные и видят сквозь мрак. Иллюзия служила тому, чтобы сгладить различия между людьми и лунаркой.
- «Хм. Желаешь умереть стоя?» - ухмыльнулся про себя Мартин. А вслух провозгласил:
- Я обращаюсь к властям имперским и республиканским, религиозным и мирским, виновна ли эта дева?
- Я, дож Бальтазар Торосс от своего имени и от имени мирян своего города признаю её виновной! – стражники за спиной дожа расступились, и на помост взошёл Патриарх.
- «Да он же пьян покрепче нашего!» - с удовольствием заметил палач.
- Я, Патриарх Иоган IV от своего имени и от имени прихода святого Яра Тоттенбургского признаю эту деву виновной!
- А я, Маркус Лёвин…- на помост выскочил светловолосый парень в синей коте с золотым львом, - князь и наследник Императора призываю всех смельчаков Тоттенбурга вступиться за жизнь этой девы! – поднявшийся ветер подхватил его длинные волосы и обнажил смазливое лицо, так нравящееся местным девчонкам. Однако мужчины, способные держать оружие были холодны к его призывам и «чарам».
- «Сын Императора – это ещё не наследник!» - усмехнулся про себя Мартин, - «Ты никто и зовут тебя никак. И вообще, тебе папка запретил. По – хорошему, так надо бы бросить перчатку старому пердуну и помять его от души!» - но только он решился озвучить свою мысль, как в толпе прозвучало:
- Мне думается, что она ведьма, - стоявшие вокруг Геммы расступились, и взгляды многих на площади обратились в его сторону, - Лунарка – это всегда ведьма.
- «Количество ублюдков в нашем городе пребывает!» - осунулся Бальтазар младший, а затем будто бы просветлел, - Если господин Пёс желает положить свою жизнь во избавление Тоттенбурга от «ведьмы», тогда я готов посвятить в Красные Топоры любого, кто бросит вызов ему.»
- «Слишком рано этот молокосос решил отделаться от меня» - проворчал про себя Бальтазар старший, а вслух добавил: Я же с почтение уступаю Симарглу то, что не доела Мантикора. Монах с мечом да будет мечом Бога!
- Моё имя брат Гемма, - охотник на ведьм взошёл на помост и приподнял свою сутану, - «И я дождь среди ясного неба!» - закончил он про себя.
- Дож протянул ему свой клинок. Двуручную саблю с золотой бычьей головой в центре гарды и тонкими рогами вдоль крестовины, - «Димахер. Когда нибудь этот меч станет моим!» - разгневался Бальтазар младший, - «но сегодня он может стать орудием палача» - молодой Торосс подошёл к одному из своих телохранителей и забрал у него оружие, - Этот топор – тому, кто хочет стать моим Топором!
- «Нет уж, дудки!» - дёрнулся Мартин, - «девчонку мне жаль, но не настолько!»
- Я неплохо рублю… - раздалось из толпы, - деревья в основном, но приходилось отбиваться и от волков.
Лунарка от удивления распахнула глаза. В остальном же, на белоснежном лице не дрогнул и мускул. Однако полностью скрыть своё удивление она не смогла. Говоривший был стройным парнишкой в кожаных кальсонах и телогрейке из волчьих шкур поверх белого рубища. Его волосы были такими же чёрными, как и у многих монтийцев, но глаза были светлыми, как у северян.
- Назовись! – рявкнул старый дож
- Конрад, сын Ксандера, лесоруб. Хотя, чего уж там… - он почесал макушку, - воин трухлявого пня и законный владетель вязанки с валежником, - на хмуром лице говорившего промелькнула улыбка. В его возрасте сыновей знатных особ только брали в оруженосцы, но из – за низкого голоса и грубого лица выглядел он куда старше.
- Ну что ж, мы посмеёмся над твоей шуткой потом. После боя! – дож состроил кислую мину.
- «Я где – то его видел» - припомнил Бальтазар младший, протягивая Конраду секиру, - Удачи!
Поединщики стали друг против друга. Помост под их ногами пах свежей ольхой и недавно прошедшим дождём. По небу бежали карраки дождевых облаков, и солнечный свет падал на него жёлтыми пятнами. Наконец, ветер затих, а вслед за ним и вся Рыночная площадь.
Конрад бросился вперёд, замахнувшись своим топором. Гемма ужом изогнулся в сторону от удара и попал по ноге лесоруба. Но парень вовремя увернулся и отточенный выпад Пса - воина обернулся лишь лёгким порезом.
- «Собака кусает за ноги!» - мелькнуло в голове у юнца.
Следующий выпад Конрада был уже не таким сильным, за то давал возможность вернуть оружие наизготовку. Гемма чуть было не достал своего врага по животу, но тот, ускользая чуть не задел его по голове.
- «Не ошибаться!» - внушал себе охотник на ведьм, - «Не спешить! Он крепче, но я выносливее. Он скоро устанет!»
Наконец лесоруб попёр как кабан. Он вращал топором, как мельница крыльями, не давая охотнику приблизиться и тесня его к краю помоста.
Увернувшись от топора слева, Гемма нырнул под удар, перебил древко секиры и сделал второй оборот. В его руке возник припрятанный кинжал и очертил полукруг, пока Пёс размахнулся мечом.
Наплевав на опасность, Конрад кинулся на врага и напоролся на меткий кинжал. Не ощутив ещё боли, лесоруб всё - таки завершил свой удар. Топор на обрубленной рукояти щёлкнул по черепу Геммы и меч охотника не успел найти свою цель. Три локтя лунарского металла со звоном рухнули на помост, а вслед за ними и их хозяин. Издав низкий хрип, Гемма затих.
Конрад сплюнул сгусток тёмной крови, продолжая стоять и сжимать свой перерубленный топор.
- Это всё?! – прохрипел он, роняя багровые капли на домотканую рубаху.
- Всё, всё, лесоруб! – подытожил Бальтазар старший.
Конрад опустил глаза на торчащую из груди рукоять кинжала и грязно выругался.
- « Всё, всё! Можешь падать!» - не сдержала своих мыслей лунарка.
И он упал.
К Гемме тут же бросились клирики Иогана, а юного лесоруба уносили с помоста Топоры вместе с Фальконе.
- «А где моя Луна?!» - молодой Бальтазар огляделся в поисках «ведьмы». Но её не было видно, - «Прячься – не прячься, теперь – то ты точно моя!»