Заместитель директора проектного института
"Карагандагипрошахт" по открытой добыче угля
в Казахастане и Средней Азии (1983 - 1995 гг).
Глава 11
ЛАУРЕАТСКАЯ МЕДАЛЬ
В 1988 году за ускоренное освоение Шубаркольского угольного месторождения группу специалистов, в том числе и меня, наградили Государственной премией СССР.
Постановление напечатали в «Правде» от 7 ноября 1988 года. Были шумные поздравления, звонки из других городов. А мы, награждённые, стали ждать вызова в Москву для получения награды.
Примерно, через месяц каждому из нас пришёл вызов, но не из Москвы, как мы ожидали, а из Алма-Аты, которая уже набирала силу. Правительственная телеграмма, которую мне вручили, была подписана Н. А. Назарбаевым, тогдашним главой правительства Казахской ССР.
Я стал готовиться, но пришла правительственная телеграмма из Москвы - меня вызывали в министерство для защиты одного из наших проектов.
С телеграммами в руках я пришёл к директору института, И. Я. Мирному:
- Я бы поехал в Алма-Ату, такое бывает раз в жизни.
Директор ответил не сразу – не подчиниться министерству он не мог, но ослушаться казахстанских руководителей тоже опасался. Он стал звонить в министерство, но там настаивали на своём. Пришлось лететь в Москву.
Товарищи по «лауреатству» потом рассказывали, как торжественно вручали им медали, каким шикарным был потом банкет.
А мою медаль увезли обратно в Москву, я смогу её получить в Комитете по государственным премиям.
Командировки в Москву разрешались по вызову министерства, пришлось ждать оказии. Дождался я её в феврале следующего года – меня вызывали по каким-то делам.
Вечером, накануне отлёта, раздался звонок:
- Привет, Роберт. Это Наум, я в Москве.
- В Москве?!
Звонил мой давний товарищ, поэт Наум Коржавин, уже много лет живший в США.
В далёких пятидесятых мы с ним учились в Карагандинском горном техникуме. Потом он жил в Москве. Студенческую дружбу мы поддерживали все годы - изредка встречались, названивали друг другу. В начале семидесятых его стали притеснять, и он уехал за границу. Наша связь прервалась.
Его звонок был полной неожиданностью:
- Как ты оказался в Москве? Я тоже вылетаю!
Он не стал объяснять, только сказал:
- Мы должны встретиться, запиши телефон, по которому ты меня найдёшь.
Приехав в Москву, я позвонил по этому телефону. Наум рассказал, что приехал по литературным делам, много выступает, встречается с читателями. Сказал, что остановился у Бенедикта Сарнова (он называл его Бэн), продиктовал адрес.
Я пообещал позвонить, договориться о встрече.
Несколько дней я был занят командировочными делами. Потом отправился в Комитет по госпремиям, где в будничной обстановке мне вручили лауреатскую медаль вместе с удостоверением и некоей суммой денег.
Вместе со мной такую же медаль получил крепкий мужчина, производственник с какого-то номерного завода. Когда мы вышли из кабинета с медалями в руках, он сказал кому-то из своих:
- Скажу Михеичу, чтобы сделал дубликат, а эту медаль я положу, буду хранить.
Потом я позвонил Науму, мы договорились о встрече.
Дом, где остановился Наум, находился недалеко от Белорусского вокзала. В квартире меня приветливо встретила хозяйка, жена Сарнова. Наум где-то запаздывал, и она с доброй улыбкой стала рассказывать, как он целые дни мотается, с кем-то встречается, где-то выступает. Потом раскрыла чемодан с кипой фотографий, на которых Наум был снят с разными знаменитостями, и предложила мне выбрать одну.
Приехали Сарнов с Наумом. Потом мы поехали на какую-то квартиру, где уже собралась литературная молодёжь. Читали стихи, кто-то прозу, которую я не очень воспринимаю «на звук».
От этой встречи мне больше запомнились дети хозяйки, мальчик и девочка, похоже, близнецы. Статные подростки, у обоих копна соломенных волос и неожиданный для Москвы деревенский румянец во всю щеку.
Потом мы отправились во дворец культуры какого-то крупного завода. Большой зал был полон. Наум читал стихи, отвечал на записки с довольно острыми вопросами.
Когда возвращались, Сарнов рассказывал:
- Я, более молодой, еле за ним успеваю, он неутомим – то на одну, то на другую встречу, и так с утра до вечера.
На прощанье Наум подписал мне свой сборник «Сплетения», вышедший за границей в издательстве «Посев».
Вот и получилось, что будничное «вручение» лауреатской медали совпало со знаменательным для меня событием – встречей со студенческим другом, которого я не видел много лет.
Только в самолёте, возвращась домой, до меня, как говорится, «дошло» - я Лауреат государственной премии СССР, государство меня оценило. Было, конечно, чувство гордости, но, при этом, и некоторая горечь – сам себя я бы наградил за другое - за мои исследования по Экибастузу* (хотя, ещё раньше, за создание уникального разреза "Богатырь", я был награждён орденом "Знак пачёта). За заключительный этап этих исследований, за прирост запасов угля «на кончике пера», меня-таки «наградили» - пушкинским рублём.
Но «награждали» меня не только рублём, но и выговором в приказе. Об этом выговоре я как-то сказал Б. С. Курдяеву, нашему директору. Он удивился:
- Не может быть!
И я напомнил ему эту историю.
Было это в 1965 году. От Совета министров Казахской ССР пришла телеграмма с приказом – разработать проект разреза на Алакульском угольном месторождении. Срок разработки - один месяц, стоимость строительства - не более одного миллиона рублей (только такую сумму могла утверждать республика).
На такой проект надо полгода, а то и больше, да и месторождение нам не знакомо. Но приказ есть приказ, надо выполнять. Меня назначили ГИПом и дали «зелёную улицу» - к работе подключили почти весь институт.
Месторождение необычное – находится в горах, в пределах знаменитых Джунгарских ворот, через которые проходили полчища татаро-монголов. Недалеко от него озеро Джаланашколь, по берегу которого проходит железная дорога Актогай-Дружба. Но самым необычным было то, что месторождение лежит в приграничной полосе, и нижние его горизонты, которые мы отнесли к шахтной отработке, уходят на китайскую территорию.
Проект разреза мы сделали, и почти в срок Но стоимость строительства я превысил более, чем в два раза – район-то не освоенный, да и климат там суровый.
Я вылетал в Алма-Ату с материалами проекта, когда к самолёту мне принесли последний чертёж – план района строительства.
В Алма-Ате пришлось «повоевать», но всё прошло благополучно, и возвращаясь, я прикидывал, на какую премию мы могли бы рассчитывать. Но меня пригласил начальник первого отдела:
- Вы нарушили режим секретных документов, и Вам объявлен выговор. Вот, ознакомьтесь с приказом.
И действительно, на чертеже, который мне в спешке передали к самолёту, одна из линий скромно обозначалась как «государственная граница»... Ошибка не моя, но я ГИП и за всё отвечал.
Через год в Китае началась «культурная революция», в 1969 году произошли известные события у озера Джаланашколь, и с освоением месторождения пришлось подождать.
Так что мои награды имеют довольно приличный диапазон – от сомнительных (выговор в приказе, «пушкинский рубль»), до одной из самых почётных в стране - до Государственной премии СССР.
*) О важности Экибастуза можно судить хотя бы по тому, что в 1987-88гг. добычу угля там довели до 90 млн. тонн в год (это в два раза больше, чем добывали шахты Карагандинского бассейна). А потом развалился Союз...
* * *