Шахматный рассказ

Михаил Окунь
–  Видите вот этого мальчика?  – Он навалился на стол объёмистым животом, протягивая  мне выцветшую газетную вырезку и тыча пальцем в мутную  фотографию. – Это середина пятидесятых, здесь ему лет десять-одиннадцать.
– Мальчика никакого не вижу, – я несколько отстранился. – Какой-то молодой человек, явно старше одиннадцати...
– Нет-нет, это Барский, он тогда на Сахалине гремел, чемпионом был. Заметка-то о первенстве острова. А на заднем плане – видите, у него за спиной  мальчик, который на демонстрационной доске фигуры передвигает.  Это и есть Петрушин.
Действительно, я разглядел худенького грустного мальчика с торчащими ушами, в белой рубашке и при  пионерском галстуке.
Мы сидели в забегаловке с самонадеянным названием «Рюмочная №1» у Финляндского вокзала. Он пришел позже, взял свои сто пятьдесят, – очевидно, уже не первые на сегодня, и попросил разрешения присесть за мой столик. А через пару минут, приняв полдозы, заговорил. Кончилось дело рассказом о неком юном шахматисте по фамилии Петрушин  – с извлечением из бумажника клочка газетной бумаги.
– Примерно в этом возрасте он и переехал с родителями на материк, в Воронеж. А еще через пару лет выиграл чемпионат СССР среди школьников. Очень был талантлив...
На кой чёрт он пристал ко мне с этой историей? – не на кого излить?  Но, видно, грызёт она его... А под парами и разобрало.
– Как ваше имя-отчество? – неожиданно для него и себя спросил я.
– Антон Васильевич, – махнул он рукой и продолжал, – так вот, за первое место его премировали путевкой в Артек. Помните такой? Может, бывали?
– Помню, конечно, но сам не удостаивался. Ездил в самый обыкновенный пионерлагерь, в Ленобласть. Всеволожск, знаете?
– Я не ленинградский, – с досадой, что я ухожу в сторону от магистральной петрушинской темы, ответил Антон Васильевич. – Так вот, в Артеке с Петрушиным приключилась очень неприятная история. (Он вроде как всхлипнул.)
Мне оставалось только слушать.
–  Петрушина как чемпиона попросили дать сеанс одновременной игры. Играть с ним посадили не кого попало, а пионеров и вожатых с разрядами – четвертый там, третий, даже со вторым были. Но Петрушин быстро всех разнес. Неоконченной оставалась только одна партия, и в ней противник Петрушина должен был победить. Но тут он допустил нелепый зевок, и ладейный эндшпиль проиграл...
(Я было  подумал, что проиграть должен наш герой, и это станет его главной артековской неприятностью.)
Между тем Антон Васильевич судорожно сглотнул остатки водки из стакана и продолжал:
– Мальчик, игравший с ним, огорчился,  разумеется, расплакался. И вдруг в злобе схватил шахматную доску, сложил ее и с размаху двинул  Петрушина по голове! Представляете?!
(Я представил. Мне вспомнился эпизод из фильма «Джентльмены удачи»: «Ухи, ухи!..»)
– Пошла кровь. Все кругом забегали. Петрушину перевязали голову.  А на следующий день того пионера из Артека с позором попёрли (он опять всхлипнул, уже явственно).
– Ну, и не такое бывает... – вставил я, чтобы сказать что-нибудь. – До свадьбы-то зажило...
– Конечно-конечно, голова у Петрушина зажила, только небольшой шрам на лбу остался. Но не в этом суть дела... – он замолчал.
– А в чем суть?
– А она в том, что после того удара Петрушин заиграл по-другому. Совсем по-другому. Стал слишком осторожничать. Вы играете в шахматы?
– Более-менее...
– Тогда вы должны понять. Петрушин как бы лишился тактической смелости... Нет, мастером он стал, но никаких турниров больше не выигрывал.  В разных командных участвовал, всякие там областные первенства.  Детским тренером пошел работать, и до сих пор работает. Входит в исполком местной шахматной федерации. Но всё это не то, не то!.. Если б не случай в Артеке, он мог бы стать великим шахматистом!..
(Ну, про несостоявшихся гениев мы слыхивали. Во всех областях. Особенно в писательской. Впрочем, не будем об этом.)
– То есть, Антон Васильевич, вы думаете, что некое сотрясение мозга могло помешать ему...
– Нет-нет, тут чисто психологически... Он, я уверен, как бы стал бояться выигрывать... Тот удар висел над ним, как дамоклов меч.
– Ну, не знаю... Не ожидал же он, что теперь его будут регулярно бить шахматной доской по кумполу! – пошутил я неудачно, учитывая всю серьёзность вопроса для моего случайного собутыльника.
Он резко встал:
– Извините, мне пора. Еще до гостиницы добираться.
– И я пойду.
Выйдя, мы коротко распрощались. Я хотел спросить, по каким делам он в  Петербурге, но передумал.
Я посмотрел ему вслед. Он тяжело и прямо двигался к метро. Плотный, тумбообразный. Похожий на шахматную ладью. Из проигранного им эндшпиля. А то что тем горячим пионером был именно он, я уже не сомневался.
Ветер с Невы хорошо остужал лицо. Светился огнями Литейный мост. Ленин с броневика указывал на другой берег, на здание ФСБ (в народе с давних пор – «Большой дом»).
Конечно же он, Антон этот самый Васильевич! Иначе откуда такие подробности? И возраст у него подходящий. А теперь отслеживает судьбу Петрушина. Кается, что сгубил человеку жизнь своим ударом.
Но если подумать, так ли уж много Петрушин потерял? Всю жизнь двигал облупленные шахматные фигурки в каком-нибудь районном доме культуры – занимался, словом, любимым делом. Не асфальт же, в конце концов, на улицах  в жару и холод клал. Весь день свободен, занятия только вечером, когда у школьников уроки заканчиваются.
А что было бы,  не лишись Петрушин  «тактической смелости»? Ну, в идеальном варианте, прорвался бы в советскую шахматную элиту. Ну, двигал бы наш Петруша те же фигурки, пусть несколько по-иному и уже за другие деньги, а не зарплату детского тренера. Стипендию бы от государства получал. Гонорары в валюте с зарубежных турниров родине приносил. Жизнь была бы интереснее и разнообразнее? – безусловно.  Борьба, слава... Но всё закончилось бы тем же! Ровно тем же!
Вон, прикинул я, ему уже под семьдесят, а с работы не гонят, – уважают, значит. В исполкоме своем опять же заседает. Подарки, наверное, к праздникам...
Я свернул  на Арсенальную набережную. Вода жирно чавкала у парапета. Слева во тьме нависала тюремная громада «Крестов». У стены там-сям шлялись нетрезвые агрессивные «пацаны».  Прихлёбывая из бутылок,  перекрикиваясь и гогоча, они в тусклом фонарном свете собирали «пули»*  от запертых дружков.
А потому имело смысл проявить тактическую смелость, поймать машину и скоренько двигать домой, дабы избежать участи шахматиста Петрушина. Ведь тут,
случись что, одним ударом не отделаешься.

* "Пули"- свернутые в конусную трубочку записки, утяжелённые хлебным мякишем. Эти "пули" узники Следственного изолятора №1, именуемого в народе "Крестами", выдувают через свернутую в трубку газету и обстреливают ими улицу, где их подбирают адресаты (примеч. автора).
               
                2015

Опубликован: "Волга" №1-2, 2016; сб-к "Каждый третий", Германия, 2017; "LiteraruS" №3(72), 2021.