Пузырь из цикла мои ухажеры

Любовь Баканова 3
            

В селе его дразнили Пузырем. Это был невысокий плотный парень с крупной рыжеволосой головой. Мне, двенадцатилетней девочке, этот Пузырь не давал прохода. Всякий раз, где бы он меня не встретил, умудрялся стукнуть по голове. Знак внимания, признаться, не из приятных. Я молчала, терпеливо сносила удары, никому не жалуясь, и плакала от обиды лишь тогда, когда Пузырь отходил от меня. Я не понимала, за что он мне дает тумака, при этом не злясь, а даже посмеиваясь.
Село наше большое, из нескольких деревень-улиц, лучами сбегающими в центр, где расположены сельсовет, школа, магазин, больница. Пузырь проживал на одной из дальних улиц, но волею каких-то обстоятельств оказывался рядом со мной даже в каникулы, когда я бежала в магазин или в библиотеку. Он вырастал на моем пути неожиданно, будто специально поджидая, раскидывал руки, вроде как не пуская дальше, и я столбенела перед ним, замирала, стояла, как кролик перед удавом. Пузырь щелкал меня по голове И, довольный, разрешал дальнейший путь моего следования.
Учился Пузырь двумя классами выше меня, учился плохо, а в одном из классов сидел два года. Я же была отличницей и на общей школьной линейке меня неизменно хвалили. Может, Пузырь мстил за это? Он встречал меня у самой школы и, оглядываясь по сторонам, ловил момент, чтобы совершить свое злодеяние. Его не останавливало даже присутствие моей школьной подружки Таньки.
Однажды после очередной экзекуции надо мной, Танька заплакала. Пузырь осклабился удивленно: "Глянь, а ты чаго ревешь?" Глядя на подружку, не удержалась и я. В класс мы вошли с мокрыми глазами. 
- Ничего не говори учительнице! - приказала я Таньке.
- А ты скажи своему бате! - загорелись мщением глаза подружки.
Не знаю. сколько бы еще продолжались эти издевательства и унижения, но вскоре случился некоторый поворот в моей ситуации.
У Пузыря умер отец, и тетка Нюра, мать его продала корову, ибо управляться с сенокосом без хозяина-мужика довольно трудно. Но и без молока в деревне жить невозможно!
Пузырь стал ходить за молоком к своей родне на нашу улицу. Для меня настали вовсе плохие времена: за молоком Пузырь ходил каждый день! Я панически стала его бояться. Теперь, выходя из дома, родную улочку я проглядывала из конца в конец: не появилась ли упитанная фигура с трехлитровым бидоном? Если замечала Пузыря, резко меняла свой маршрут, пряталась в сарае или возвращалась в хату, пережидала. А Пузырь, наоборот, выжидал. Если ему не удавалось со мною встретиться, то малай, наверное, болел.
БОльшая опасность для меня возникала при входе Пузыря на нашу улицу с пустым бидоном. Нет, слава богу, бидоном он меня не лупил, не додумался рыжей башкой, а вот погнаться за мною, чтобы удовлетвориться резким "причесыванием" моей головы, ставшее уже ритуалом, ему удавалось легко и быстро. На обратном пути бидон с молоком препятствовал погоне и здесь, зачастую, уже я торжествовала над ним, даже на расстоянии замечая его горящие глаза.
Чем горели глаза Пузыря? Нет, ненависти в его глазах не виделось. К сожалению, я, подросток, уже знала о ней. В приступах похмельного гнева этим страшным чувством горели глаза моего отца. Он кидался на мать, я повисала на его руках, не давая разгореться драке, и глаза отца щурились безысходной ненавистью. И к матери и ко мне, защитнице.
Я не исполнила желание подружки Таньки пожаловаться отцу на своего обидчика. Я  боялась отца. Боялась внезапных вспышек гнева, приступов ненависти ко всем и всему. И я боялась за Пузыря. Мне думалось, если отец узнает про "наши отношения", он "Пузыря прихлопнет, и бедный Пузырь лопнет!"
Все разрешилось самым неожиданным образом. Без драк и кровопролитий. Пролилось только ни в чем неповинное молоко.
Вечерами наша улица играла в зимнюю игру "С города - долой!" Одни ребята - "защитники" находились на верхушке сугроба - "снежного города", другие - "захватчики" карабкались вверх, сталкиваемые "защитниками".
В этот вечер я находилась внизу, в стане "захватчиков" и, в азарте игры, "утеряла бдительность": не заметила ворвавшегося в нашу игру инородца-Пузыря.
Очнулась же от полученного привычного "леща". Мой мучитель как всегда улыбался, держа в руке полный бидон. Ему наверняка нравилось мое замешательство, моим состоянием ступора он явно наслаждался. Я смотрела ему прямо в глаза, стараясь понять, молча спрашивая, за что, почему он так относится ко мне... И вдруг увидела стекающее по его шапке молоко, а потом и самого Пузыря, резко мелькнувшего в крутом сальто и оказавшегося в сугробе. Откуда взялся мой отец?! Как удалось ему "засечь" столь долгоскрываемый мною факт посягательства?!
Пустой бидон полетел вслед за Пузырем.
- Штоба на етой вулицы мои глаза тибе не видали! - кричал отец. - Покажешься - убью!
Игроки, врассыпную, спасаясь бегством, покинули "снежный город". И "защитники" и "захватчики". Многие из нас знали пьяный гнев своих папок, боялись, но сейчас мой отец был трезв. Крупными шагами, не сказав мне ни слова, он направился к дому.
Мы остались вдвоем. Пузырь продолжал сидеть в сугробе, видать, сильно парень струхнул, рядом валялся бидон. На меня же напал смех. Я хохотала, не могла остановиться, хохотала, скрещивая ноги и не уходила. Пузырь, наконец, поднялся, стал искать крышку от бидона. Она валялась недалеко от меня. Успокоившись, я подала крышку Пузырю.
 - Бешенай у тибе батя! Глаза аж побелели... - как-то непривычно тихо произнес Пузырь. - Говорять жа люди, звярюга. Пристукнить и не поморщица!
"Будешь знать!" - ликовала моя душа.
На нашей улице Пузырь долго не появлялся. А когда я вновь заметила знакомый коренастый силуэт с бидоном в руке, уже нисколько не боялась. 
                6 февраля 2016 года.