Путь отца

Анатолий Закиров
  Уже за полночь. Огромный серебристо – белый диск луны так низко завис над горизонтом, что казалось, если приложить усилие и хорошенько потянуться, то можно рукой коснуться его сверкающего бока. Ночное светило спокойно и равнодушно смотрело в не зашторенное окно, у которого спиной к Дарине стоял Горд. Обнаженная женщина, заложив руки за голову, лежала на смятых вспененных простынях и неотрывно смотрела на чётко очерченный силуэт мужчины.
   

 – Посмотри, Дарина, какая жутковатая, завораживающая красота! – сказал, не поворачиваясь Горд. – А эти сопки, что своими лбами выдвинулись в долину Алеурки? Под лунным светом они кажутся огромными доисторическими животными, что улеглись на ночлег.  Горд затянулся сигаретой. Красный огонёк вспыхнул и тут же погас. Тонкий дымок, как некое непонятное живое существо потянулся к форточке. В лунном свете, наполнившим комнату, всё казалось зыбким и нереальным.
 

 Дарина не ответила Горду. Она смотрела на его будто залитый расплавленным серебром мощный торс, на волнистые, ниспадавшие на плечи волосы, и одна только мысль билась в её голове: «Сказать ему сейчас или подождать? А может быть оставить это до следующей их встречи?»  С тех пор, как они познакомились, её жизнь стала такой же зыбкой и нереальной, как этот лунный свет. «Если я скажу, то неизвестно, как он к этому отнесётся, и не стану, ли я жалеть об  этой теперешней  жизни, о долгих бесконечных днях ожидания ради короткой, быстро сгорающей, как падающая звезда в небе, ночи любви».
    С тех пор как она познала Горда, она не знала, кого ей благодарить за их знакомство – бывшего мужа Жору или горластую соседку  Клавку.
   

 Её тогда, с какой-то хитрой болячкой, положили в больницу на станции Зилово  в   сорока километрах на восток от Жирекена. Когда в телефоне раздался громкий крик Клавки, Дарина чуть было не  отбросила трубку в сторону.
    – Дарина, выручай на фиг! Зачухалась я тут, – кричала Клавка. – Бельишка привези, да деньжат поболе, а то проелись мы тут с бабёнками!
    То, что её скупердяй Жора сразу же согласился ехать в Зилово, не удивило Дарину. Она давно знала о его шашнях с Клавкой. Знала и понимала, что тот пошёл на это ради того, чтобы вызвать ревность у Дарины и чтобы потом через скандалы со стороны Дарины, через его просьбы о прощении прийти к прежним отношениям. Его пугало полное равнодушие и холодность  Дарины к нему. И виновата в этом равнодушии была вовсе не Клавка, а он сам. Жора категорически не хотел заводить детей.
    – Надо сначала денег скопить, чтобы в Чите купить квартиру и потом сдавать её квартиросъёмщикам. А ещё лучше две, – тупо бубнил он. – Да уж, квартиросъемщики умоются слезами, когда твоя персона появится на рынке недвижимости в Чите, – язвила Дарина. – Там цены и так запредельные, а с твоим появлением….
 
 Пять лет, прожитые с Жорой казались ей выброшенными из жизни. Она сама не заметила, как стала ненавидеть его тихой ненавистью.
    – Воистину от любви до ненависти один шаг.
  …Жора в больницу не пошёл. Он остался сидеть в своих «Жигулях», из экономии купленных им у крепко загулявшего товарища по работе чуть ли не за бутылку спирта.
    – Ура! Дарина приехала! – на всю больницу раздался крик Клавки. Она даже руки развела для объятий. Были же они когда то подругами. Дарина успела загородиться от неё сумкой с её же тряпьём. Клавка схватила сумку и тут же бросила её на пол.
    – Дара, Дара ну что же ты сразу пошла? Поговори со мной! – она побежала следом.
    Так они вышли из больницы – впереди Дарина, а за ней, как привязанная Клавка. Дарина, не останавливаясь, подошла к машине и уселась рядом с Жорой. У неё появилось желание отдать Клавке ключ от её квартиры, данный для присмотра за жилищем, сказать ей пару ласковых слов и навсегда покончить с этим.
   

 Увидев сидящего за рулём Жору, Клавка расцвела в улыбке. Она подошла к отрытой дверце, наклонилась, чуть не выронив на его колени пышные груди, и пропела:
  – Здравствуй, Жорик! А почему ты в плаще? Жара, июль месяц, а ты в плаще?
  – Так по ящику утром Москва сказала, что по Забайкалью пройдут дожди, вот Жорик и нарядился! – ответила за мужа Дарина и громко рассмеялась.
  – Да пошли вы оба к дьяволу! – отдышавшись после смеха, подумала она.
    Клавка могла бы ещё долго вертеть своими формами перед Жориком. То, что муж такой черноокой красавицы, как Дарина, неравнодушен к ней, возвышало её в собственных глазах, но Дарина бросила коротко:
  – Всё! Поехали! – и они поехали.
   

 Двигались, однако, недолго. Как только выбрались на федеральную трассу, машина внезапно остановилась. Жорик стал нервно щёлкать какими-то переключателями, крутить ключ в замке, но всё было бесполезно. Чертыхнувшись, он выбрался из машины, открыл капот и стал под него заглядывать. Дарина прекрасно знала: всё, что находится под капотом для Жорика, как китайская грамота. Июльский день был в разгаре. Уже третью неделю стояла неимоверная жара. В открытую Жориком дверь салона мгновенно набились пауты.
 

 Эти зловредные насекомые не знали покоя. Они бились о переднее стекло, садились на оголённые до плеч руки Дарины, на шею и мгновенно жалили. Дарина не выдержала и тоже вышла из машины, хотя спасения от них не было нигде. Жорик уже сделал несколько кругов вокруг машины, колотя ногами по баллонам. Лицо его было перекошено толи от злости на весь белый свет, толи от сострадания к себе.

 Так прошло около часа. Они оба изнемогали от жары. Бутылка «куки» давно выпита. Только раз мимо них пронеслись пять японских машин, оставив после себя огромные тучи пыли. Жорик знал, что перегонщики не остановятся, и потому никак  не среагировал на их появление. Немного позже одинокий белый «Жигуль» подвернул к ним. Дарина видела, как униженно ссутулился Жорик, прося водителя о помощи, но водитель отрицательно замотал головой и уехал.
  – Даже не захотел выйти посмотреть! Ему, видите ли, некогда! Козёл! – Жора озлобленно сплюнул и повернулся к Дарине. – В общем, так! Сейчас на любой попутке езжай в Жирекен, а я уйду в Зилово. Там у меня хороший знакомый есть. Что-нибудь придумает.
   

 Трасса была пуста. Солнце жгло немилосердно.  Горизонт затянут дымкой. Где-то  горела тайга. Наконец вдали показались клубы пыли.
  – Опять перегонщики, – раздосадовано буркнул Жора.
  Он даже отвернулся, чтобы не видеть, как японки пролетят мимо. Дарине вдруг до дрожи в груди захотелось умчаться на такой скорости от Жоры, от его заезженной машины, от Клавки, от изнуряющей жары, пыли и дыма. Она даже не заметила, как её рука поднялась в просительном жесте. Шесть разномастных машин пронеслись мимо, а седьмая, последняя остановилась как вкопанная. Дарина подошла к открытой водителем дверце.
  – До Жирекена. Это километров сорок.
  – Я знаю. Садитесь, – сказал водитель и, как только Дарина закрыла дверь, машина рванулась вперёд.
  Оглянувшись, Дарина увидела, что Жора так и стоит спиной к дороге. Он даже не видел, как жена умчалась от него – так быстро всё произошло.
  Как только Дарина пришла в себя, она поняла, что попала в другой, совершенно не похожий на её обыденно проходящую жизнь, мир. В салоне было прохладно. Звучала музыка: то грохот водопада, то шум прибоя и крики чаек, то вдруг резко набежавший дождик весело хлестал по листьям деревьев.
    – Говорит кондиционер. За бортом плюс тридцать девять, а у нас в салоне позднее бабье лето, – послышался монотонный гнусавый голос.
 

 Дарина мельком взглянула на водителя и как сфотографировала: синий с весёлым прищуром взгляд, густые чёрные усы и под ними блеснувшие в улыбке белоснежные зубы, откинутые назад длинные волосы.
    – Меня зовут Гордеем, но моим ленивым друзьям моё имя показалось слишком длинным и они зовут меня коротко – Горд.
    Дарина опять молча посмотрела на водителя. Широкие развёрнутые плечи, в больших ладонях едва заметно крутится руль, хотя машина ловко увёртывается от попадающихся колдобин.
    – Я живу в Новосибирске, в Академгородке. Мои папа и мама учёные-пенсионеры, а я их единственный сын оболтус, – гнусавым голосом продолжил водитель. Таким голосом мог бы говорить оживший манекен или робот.
    – По образованию я физик, по мышлению, как говорят друзья – философ, а по призванию профессиональный автогонщик и вообще очень хороший человек, – договорил водитель и, не выдержав взятого тона, громко, заразительно рассмеялся.
 

 Разве можно было не подержать этот смех! Дарина тоже рассмеялась. Она смеялась и чувствовала, что от неё навсегда уходит прошлая вяло текущая жизнь. Они разговорились. Больше говорил Горд. Говорил, что работает в небольшой фирме по перегону и перепродаже японских автомобилей, что платят прилично, но не это главное. Главное –  это дорога, это скорость, это движение вперёд.  Сказал, что сегодня нарушил договор с товарищами ни при каких обстоятельствах не отрываться друг от друга, но когда он увидел, что такая красота стоит у дороги, то нога сама нажала на тормоз. Дарина почувствовала, что как девчонка покраснела от его слов и отвернулась к окну. А недостроенная федеральная трасса летела  под колёса машины. Вот он и Жирекен.   
  – Показывайте дорогу к дому, Дара, и я вас подвезу, – сказал Горд. – Нарушать так, нарушать.
    Машина остановилась у подъезда двухэтажного дома. Ей надо было выходить. Дарина стала открывать сумочку – та не открывалась. Замок как назло заело.
  – Что вы там ищете? – спросил Горд.
  – Вам надо заплатить, – ответила она задрожавшим голосом. Ей захотелось заплакать. Она не понимала, что с ней.
  – Не оскорбляйте меня, пожалуйста, Дара!
  – Тогда, может, выпьете настоящего хлебного кваса?
  – Вот это можно! Настоящий хлебный квас такая редкость в наше время, – рассмеялся Горд.
   

 Они поднялись на второй этаж. Дара вошла в квартиру первой. Она чувствовала за спиной дыхание Горда. Немного постояв, она подняла руки и, сняв с себя лёгкую кофточку, бросила её на пол. Потом пошла к спальне, на ходу сбрасывая с себя всё остальное. Она была уверена, что Горд, идёт за ней и делает тоже самое. Это их первое  соприкосновение она запомнит навсегда.


 …Потом он звонил по телефону сотоварищам, что встали табором за мостом на берегу Алеурки, и просил подождать его. Пока он разговаривал, Дарина принесла из холодильника квас. Горд пил его прямо с двухлитровой банки большими глотками, и Дарина видела, как жмурились от удовольствия его глаза. Потом он сказал, что надо бы закрепить пройденное. Находясь уже  в постели, Дарина рассмеялась и протянула к нему руки.
    Снова звонили друзья. Сказали, что подождут его уже в Чернышевске-Забайкальском. Дарина понимая, что он не сможет сам распрощаться, стала его убеждать. Когда он оделся и подошёл к ней, она в накинутом на голое тело халате стояла у окна.
  – Примерно через месяц мы поездом проедем во Владивосток и погоним оттуда партию машин. Мне можно будет навестить тебя? Я договорюсь, и у нас будет гораздо больше времени, – сказал он, обнимая её.
  – Он ещё спрашивает! – подумала она, а вслух сказала. – Конечно!
  – А этот мужчина в белом плаще – твой муж? – его густые брови вопросительно поднялись вверх.
  – Пусть тебя это не беспокоит. Фактически у меня давно нет мужа, - твёрдо ответила Дарина.
   

 Это произошло в июле прошлого года. Прошёл год. Год, который пролетел в один миг, хотя большую часть его она прожила в ожидании. За год они встретились всего лишь семь раз. Семь зажжённых в её сердце костров, каждый из которых грел её до следующей их встречи. Она ни о чём не спрашивала Горда. Ни о его жизни в далёком городе, ни о его пристрастиях. Она довольствовалась тем, что он хотел рассказать сам. Он ничего не говорил ей о своей любви к ней. Хотя она видела, как вспыхивает в его глазах радостный счастливый свет, когда он смотрит на неё. Про себя она знала твёрдо – ничто и никто в этом мире не сможет заменить ей его.               


 – Даринка, ты спишь? – вывел её из забытья, голос Горда.
  Он  по-прежнему стоял у окна и сейчас тушил в пепельнице выкуренную сигарету. В его волосах искрился лунный свет.
  – Это надо же! За миг выкуренной им сигареты перед глазами пролетел год прожитой жизни, – подумала Дарина.
  – Это луна-колдунья так завораживает, – сказала она.
  – Да уж, ночка выдалась сказочная, но без тебя она ничто.
  Горд шагнул к ней и прилёг рядом.
  – Ты  поспал хотя бы часок. Тебе же с рассветом уезжать. Марш-бросок до Читы, – сказала Дарина, когда он, целуя, стал всё сильнее и сильнее прижимать её к себе.
  – Холодный  душ прогонит дремоту, – ответил Горд.
  – И окно надо бы зашторить. Луна так бесстыже подглядывает, что даже как то неловко.
  – Пусть смотрит. Присматривать за влюбленными  – её обязанность, – ответил Горд. – Я скажу ему потом, – подумала она, утопая в его ласках.
   

 Проснулась Дарина от шума воды в ванной. Горд принимал холодный душ. С мыслью о том, что они с Гордом проспали, она быстро вскочила, набросила на себя халат и ринулась к ванной. Там Горда уже не было. Плеснув в лицо несколько горстей воды, она вышла на кухню. Горд сидел за столом и торопливо ел холодным, приготовленное с вечера жаркое, запивая его чаем.
  – Ребята с речки звонили. Моторы уже прогреты. Меня ждут. Так что, Даринка-засоня, мне надо торопиться на табор.
  Горд, встал, подошёл к ней и крепко обнял.
  – Не журись, Даринка, в конце августа или в начале сентября увидимся, – целуя ее, продолжил он и пошёл к двери.
  – Я хотела тебе сказать…, – торопливо, шагая за ним, произнесла Дарина, но Горд, обернулся к ней и закрыл её рот поцелуем.
  – Всё потом, моя хорошая! У нас ещё будет время, – широко улыбаясь, сказал он и вышел в дверь.
 

 
 Она, конечно же, могла его остановить, но мысль о том, что он потом с огромной скоростью будет догонять своих товарищей, удержала её. Расстроенная тем, что не смогла как следует проводить Горда и тем, что не решилась сказать ему того, что хотела, Дарина стала бродить по комнатам, не зная, куда себя деть. Она взглянула на часы – шестой час. Начался новый отчёт времени ожидания следующей встречи. Ждать она уже научилась, и она стала ждать.
   

 Вот уже август пошёл на убыль, и в золото одетый сентябрь украсил собой землю, а она всё ждала. Обычно он звонил ей из Новосибирска, когда прибывал туда и выезжал оттуда за новой партией машин. И ещё раз – за день до прибытия в Жирекен. На этот раз не было ни одного звонка. Дарина ждала.
  Стук в дверь был не очень громким, но пугающе неожиданным. Она почувствовала, как гулко забилось её сердце. Торопливо открыла дверь и увидела молоденького светловолосого паренька.
 

 – Вы Дарина? – Я Слава – друг Горда… Я… Мы вместе. В общем, никто не хотел идти…. Кинули жребий…. Я….  Вот… Мне, – вконец запутавшись, Слава замолчал. Дарина не заметила, как ухватила Славу за рукав и втащила его в прихожую.
  – Хватить мычать! Говори, где Горд!!! – закричала она. Ей показалось, что она летит в пропасть, и закричала от страха.
  – В прошлый раз перед Чернышевском встречный джип… водитель в  дымину пьяный, уснул за рулём и пересёк трассу поперёк…. Горд, шёл у нас первым… Водитель джипа погиб на месте, а Горда ещё в сознании мы увезли в Чернышевск. Он приказал ничего вам не сообщать. В больнице мы долго ждали. Потом вышла медсестра и подала нам  вот это. Слава подал Дарине смятую бумажку. 
  – Она записала последние слова Горда, сказанные им в бреду. 
  Дарина развернула бумажку и прочитала: «Дарина, любимая, прости, я погибаю».
  – Это я! Это я виновата! Я не сказала, что у нас будет сын! Если бы он знал, он был бы осторожнее или задержался бы на минуту, и они бы разминулись с джипом! – она зарыдала и при помощи Славы опустилась на стул. Слава долго ждал, когда она хотя бы немного придёт в себя.
  – Мы долго думали, но все же решили привезти вам это.
    Слава подал ей снимок. Вокруг могилы – хмурые плачущие люди. На памятнике его портрет. Внизу чёрными буквами: «Журавлёв Гордей Алексеевич». Чтобы не залить фотографию слезами, она отвела её от себя и стала всматриваться в родноё лицо.
  – Вот эта пожилая пара – его папа и мама. Когда мы уезжали на восток, они были в очень плачевном состоянии. Друзья поручили передать вам просьбу его родителей, чтобы вы съездили с нами в Новосибирск. Они знают о вас. Ведь в этот приезд он хотел сделать вам предложение. А теперь, если они узнают, что у них будет внук – сын Горда, то они воспрянут духом.
 Слава  замолчал в ожидании ответа.
  – Да, мы проделаем этот путь. Путь Горда. Путь отца.
    Дарина вытерла мокрые щёки и положила ладони на живот, на то место, где зародилась новая жизнь. За окном тихим дождём плакала осень.
   
        ЖИРЕКЕН,                2010г