Люблю открыть новую книгу произвольно, на первой открывшейся странице, и найти там строчку. Бывает, покупаю из-за одной-двух строчек. Так же потом и читаю - тут открою, там посмотрю... Сюжетов не люблю, сюжеты утомляют и редко достоверны, а вот хорошая строчка ляжет на душу и останется с тобой.
А ведь так и в жизни. Редко берём целиком, чаще - частями. Строчкой, словом, образом мысли.
Скульптор Коненков лепил Рахманинова. У Сергея Васильевича на пальце - обручальное кольцо... мешает, портит вид. Коненков: нужно снять, на время. Рахманинов отказался: это знак верности, это кольцо будет со мной до моей смерти.
Ну, причуда великого... Вот это мы, кажется, утратили: талант жить в символической жизни, в мире идеалов. Как это - верность одной женщине? До смерти?! Но я же расту, развиваюсь, я живой и не стою на месте - почему я должен быть привязан навсегда? А что, если это была наша ошибка? Почему мы теперь должны страдать до конца дней своих? Разве не выиграют оба от перемен в жизни? Чего только не услышишь от себя в защиту себя... Много дорог ведут в тупик. Выбор - это иллюзия, выбор - самообман. Верность - что такое? Верность - это вера. Да как же мне веру предать? И ведь Рахманинов, он же не сказал - люблю её безмерно, он сказал о верности, а не о любви. Сказал о себе, а говорил обо всём. А мы порой говорим обо всём, о чём мы только не говорим, а получается-то - всё о себе. Мы кольцо сняли - а свободу так и не обрели, свобода на обломках такая и есть, ломаная.
Верность есть доброе и терпеливое ожидание. Пытаешься говорить о добре, милосердии, и не оттого, что сам такой уж добрый, - нет, наоборот, бываешь и зол, и несдержан, и вспыльчив, - а хочется сделать мир добрее, чтобы, изменившись, мир изменил меня.
Развитие идёт не через открытые окна, а через закрытые двери; не система разрешений - а система запретов: новый этап - это новый запрет. Запреты не внешние, а внутренние, сознательно принятые и установленные самим человеком, а не кем-то "за него". "Развитие" через разрешительные системы есть распад: поблажка - шаг к деградации.
Не понимаю и не принимаю так называемое "прощание". На мой взгляд, это издевательство над усопшим и насилие над чувствами его родных и близких. Он даже не может встать из гроба и прогнать явившихся "себя показать и людей посмотреть". Он, вся вина которого единственно в том, что не написал крупными буквами на видном месте: "Просьба не устраивать цирк из моих похорон! Я не священный Грааль и не Мона Лиза!". Если уж так хочется "выразить чувство", так можно сделать это на страничке в соцсетях, желательно своей (дабы не оскорбить чувств других неповинных, они вовсе не обязаны читать мои неважные стихи). А то, что там происходит, в публичном месте и за немалые деньги (кстати), это какой-то дурной аттракцион и неуважение к покойному. В старые времена, которые я успел застать, родственники приходили на дом. Была традиция - сидеть у тела три дня и три ночи. Сидели молча. Смотрели. Дремали. Вот в этом бдении было что-то, какое-то изъявление верности, что ли... Я заметил, что всё равно помню их, живых: молодых, красивых, - настоящих... Такими они были, пусть такими и останутся.
Люди в маске своей пусты, пустоты заполняются деятельностью, всё равно какой, и плодами деятельности. Маска - социальная роль, в процессе социального ролевого общения происходит обмен неправдами.
Сущность табу и тотема одна и та же: запрет, который носит охранительный характер. Разновидности табу-запрета: совесть и стыд.
Писатель Зигмунд Фрейд (интересно, он-то сам считал себя учёным? по-моему, нет) обладает живым воображением и самой безупречной логикой, какую только можно себе вообразить. Цитата: "Если мы подвергнем анализу описываемые обстоятельства, как если бы они входили в картину невротических симптомов, то..." ("Тотем и табу"). Лучше, определённее и не скажешь. "Как если бы входили..." - одна картина, а "как если бы не входили..." - уже совершенно другая. Фрейд не одинок, он-то хотя бы честно пишет о своём методе и не выдаёт его за научный. Другие же, похожим образом втискивая данное в готовые рамки заданного, выдают на-гора горы ложных выводов и не смущаются очевидным шулерством, своим собственным и таких же, как сами, фокусников, которых они ничтоже сумняшеся называют учёными, и себя тоже.
Правило "Не одежда красит человека" имеет по крайней мере одно исключение: шуба и женщина. Женщина в шубе - женщина, шуба без женщины - полженщины, женщина без шубы - пол.
Авраамические мужские религии (иудаизм, христианство, ислам) уничтожили и запретили женщину-жрицу, лишили Еву сакральной роли и тайны. И после этого - говорить, что Бог есть любовь и что Он одинаково любит своих детей...
Мы идеализируем объект любви, но именно сам объект, а не свою проекцию на него. Закрываем глаза на его недостатки, а не на свои; свыкаемся с его особенностями - свои нам известны... Если уж говорить о какой-то личностной, субъективной проекции на любимого человека, то это скорее проекция ожиданий и неосуществлённых надежд: мы ожидаем их реализации в объекте и при его содействии.
Любить в другом себя? Что за чушь! Хочешь любить себя - люби, - тебе для этого не придётся даже встать с дивана.
Два плюс два четыре только в арифметике для первого класса. В реальности при сложении масс выделяется энергия, которая "съедает" часть массы, поэтому два плюс два будет три целых и сколько-то тысячных.
При оценке реальности нужно принимать в расчёт не только явление, но и его символическую сторону. Некоторые (о. Павел Флоренский) считали, что символ больше явления. Я же думаю, что символ как воспринимаемая часть явления, закреплённая в языке, может быть в самом лучшем случае почти равен явлению, но никогда не равен абсолютно.
Формально же символ бывает больше (меньше) себя самого в разных системах, но при всей разности форм обозначения величина обозначаемого не изменяется.
Начинающих разводил учат: не начинайте развод с отрицательной частицы "не". Фразы типа "Не хотите ли попробовать новый сорт кофе?" и "Вы не желаете принять участие в нашей беспроигрышной лотерее?" исключаются из арсенала раз и навсегда, как заведомо проигрышные. Человек - это высокоразвитая обезьяна. Услышав "Не хотите", он тут же, не задумываясь, ответит: "Не хочу". И ничего с этим не поделаешь. Головной мозг, достигнув определённого уровня развития, начинает хитрить: чтобы облегчить жизнь пользователя, он переводит ряд своих зон в "спящий режим", а оставшиеся активными - нагружает дополнительными функциями. "Активистам" ничего другого не остаётся, как "включить дурочку" и в непринципиальных оказиях оперировать уже отработанными, готовыми, "зеркальными" моделями. Да, иногда наш мозг "работает эхом", - а иначе сгорели бы давно полупроводники, только то и спасает, что проводят вполсилы...
Вышеописанная речевая ситуация ("не хотите - не хочу") может послужить примером простейшего неосознанного программирования будущего. Ближайшее будущее находится действительно очень близко, до него буквально рукой подать. Если будущее в прошедшем - это лишь название грамматической категории, то будущее в настоящем есть объективная реальность. И наши слова-воробьи улетают именно туда, то есть и не улетают, в сущности, а в безопасной близости ждут неизбежных, потому что предсказанных, крошек: как со знаком "плюс", так и со знаком "минус".
Языковик, мать твою, помни язык, отца твоего, и не бросайся словами.
Он. Больше всего боится оскорбить её своей неловкостью. Боязнь снимает простейшим из доступных способов: преувеличенной демонстрацией "мужественности". Здесь - корешок мифа: "Мужчина - тупое бесчувственное создание, он потолок белит с бОльшим чувством, чем... это".
Она. Больше всего боится обнаружить свою природную, совершенно естественную чувственность ("Подумает, что я какая-нибудь "такая"!"). Здесь - корешок мифа: "Женщина - тупое бесчувственное создание, она думает - а не пора ли побелить потолок, когда... это".
Проблемы пола берутся с потолка.
Всё в этом мире пребывает в движении, не зная покоя. В постоянном движении находится и душа человека. Душа состоит из двух частей: телесная душа и небесная душа. Телесная часть обращается по малому кругу (эпицикл), который есть граница (предел) человека; центр эпицикла обращается по большому кругу (деферент), который и есть высшая, небесная душа - граница и предел этого мира. Эти части неоднородны, но родственны. Поэтому естественно представить стремление души "малой" сблизиться и в конечном итоге слиться со своей "большой" роднёй. Такое сближение составляет суть истории человека (на плане микрокосма) и суть истории человечества (на плане макрокосма), а такое слияние будет означать конец истории и начало новой, возможно - повтор той, что окончилась, но на уровне более высоком, информационно более важном. Знаменитое "безмолвие на небе, как бы на полчаса" ("Откровение Иоанна Богослова", 8-1) есть пауза, в которой будет приуготовлено начало этой новой истории. Как бы отражением этой паузы бывает знакомое нам состояние тихого и безмолвного покоя, которое испытывает порой наша вечно и неустанно стремящаяся душа.
В основе женской любви всегда подсознательно будет: "Вот мужчина, который может стать отцом моего ребёнка". Всякая другая "любовь" - болезнь и ведьмовство.
Первый и последний поэт "русского рока", Александр Башлачёв хотел издать сборник своих текстов в одно слово. То есть, все тексты печатаются подряд и без пробелов, - вот как насчёт знаков препинания, не знаю,- в итоге всё получается в одну строку и как одно большое слово. Идея повергла издателей в ужас. Стихи Саш-Баша издаются каноническим способом - вразбивку. А жаль.
Именно так - без пробелов - писали свои тексты древние "писатели". Именно так - слитно - слова воспринимаются на слух. Разбивка фразы на отдельные слова возникла с развитием письменной формы коммуникации. Фактически это означало фиксирование уже состоявшейся де факто фрагментации сознания, когда-то единого, а ныне испещрённого "запятыми" и "многоточиями".
Наблюдая постепенный уход на второй план письменной формы речи, в результате развития аудиовизуальных мультиформ языка, порой думаешь: а не вернётся ли всё на круги своя, - точнее, на один круг с центром в едином и для всех понятном Слове? Не настала ли пора - выполнить волю Башлачёва?
Очень трудно поставить точку в ненаписанной фразе.
Человек программируется на любое действие, вообще любой отклик, очень простыми словами. Что для этого нужно? Нужны две вещи: буквализм в понимании текста и вера в магичность слов. (Неверие та же вера с обратным знаком: "Я верю, что это есть" = "Я верю, что этого нет".) Как противостоять программированию? Развить у себя способность видеть не слово, а контекст, различать те несущественные, на первый взгляд, "лишние" связи, которыми слово одето, а при чтении - раздето. Голое слово асексуально и не может никого соблазнить.
Контраргумент. Человек вчитывает в слово то, что в слове может и не содержаться, и таким образом самопрограммируется. Чем глубже, "умнее", "культурнее" читатель, тем больше опасность самообмана. Как противостоять этому? Опираться на авторитетный источник знания.
Бережёт и хранит не один стоящий за правым плечом, помогает и его антагонист - для своих целей и надобностей... Посмотри, кто ведёт и кто поддерживает тебя в обстоятельствах: многое узнаешь о себе.
Насилие есть элемент любой культуры. Чем выше, чем рафинированнее культура, тем выше в ней доля насилия.
Должно быть что-то мягкое под рукой, и чтобы честно отвечало, душой и телом. Вот и всё, что нужно. А красота, высокие душевные качества, интеллект... вторичны, по большому счёту - и не нужны. Мужчина и женщина тет-а-тет непременно придут к согласию, если нет серьёзных психологических проблем, и это естественно, это - нормально... А иначе, бегали бы за Венерами с высшим образованием, искали руки у них... Красота важна как элемент престижа, как статусный показатель: смотрите все - какая у меня красивая баба (читай: какой я мужик)! Есть такое. Ещё есть условно "грязный" аспект отношений: ты такая красивая (молодая, чистая, по-английски говоришь, и т. д., и т. п.), а я с тобой вот, вот что делаю... Есть, есть такая "приправа", и зачастую она имитируется и провоцируется, для пробуждения (освежения) интереса. Но всё-таки, что ни говори, мягкое под рукой - это главное, без этого никак...
"Имя" - от глагола "иметь". Имя - это всё то, что имеет человек, явно и тайно, и что он есть, и чем он может стать, его потенциал и его перспектива. В имени человек уже развёрнут в полноте своей. По С. Булгакову, имя - это софийный человек.
Если отрешиться от представления об Ангелах, как оно дано в Библии, - все эти антропоморфные, зооморфные и пр. "формы", которые вызывают недоумение и вопросы, - то можно представить Ангелов как своего рода "шифр" космического сознания. Гавриил прежде всего претендует на такое истолкование: его миссия к Марии, его функция "вестника" Бога заявляют об этом достаточно определённо. Как быть тогда с известной иерархией небесных сил - девять чинов ангельских? Разумеется, эти чины суть лишь образы неадекватного человеческого сознания, иначе не сумевшего передать смысл ангельских имён, - передать и воспринять, что и в те далёкие от нас времена было невозможно сделать, да и сегодня ничего не изменилось. Ангелы - формы Божества, иначе Божественные энергии, которые способны восприниматься нашим сознанием, но неспособны отображаться нашим языком. Чины их в таком случае следует понимать как степени (ступени) нашего понимания и уровни нашего собственного сознания, его развития.
Чтобы определять, именовать вещи, нужно быть Адамом до греха. А иначе не вещь поименуем, но проекцию себя самоё, именно то и так, что и как воспринять способны, а это - немного, увы...
Открытие - это всегда "внутренний крик" (П. Флоренский), когда мы встречаемся с настоящим, объективным, в жизни или на сценических подмостках, и проникаем в это настоящее, - внутренний... Вот разнузданность - это всегда внешнее. Её и писать-играть, и живо-писать проще, а в некоторых случаях - и поприятнее...
В современной словесности, на мой взгляд, отсутствует "софийный человек" (С. Булгаков): он или куда-то вышел, или ещё не дошёл. "Пьяница" - есть, сколько угодно; "рожи корчим", по поводу и без, тоже... мастерски разнуздались! Иконы вынесенные вроде бы внесли - но имяборцев с имяславцами так и не помирили. Имя отсутствует в духовном обиходе. Бог есть, а вот Божество, - БОжество, - это как бы ересь и мы уж как-нибудь без неё...
Вернём софийного человека в свет софитов. В зале поубавится? Зал - зеркало... а люди в нём - актёры.
"Сначала думал я, что имя - серафим" (Мандельштам). "Серафим" - "огненный", но также "змей". Имя выжигает человека, как объект попаляет субъект; имя соблазняет человека и предлагает ему менее "огнеопасные" реализации "Я". Я бы сказал, что вся жизнь человека есть история борьбы с именем его (Его).
Любовь - процесс, а не результат. Освобождение, но не сама свобода.
Спор персонажа с автором - это всегда выяснение родственных отношений: кто кому отец... частный случай вечного спора этики и эстетики: кто кому мать (Иосиф Бродский: "Я считаю, что эстетика - это мать этики, а не наоборот"). Нетрудно заметить, что как у Нобелевского лауреата, так и у других спорщиков речь идёт в сущности о свободе автора от персонажа, о некой свободе от ответственности перед персонажем (зритель тоже персонаж и участник спектакля, в современном театре так уж непременно...). Никто не заставляет автора писать (творца - вторить) "под диктовку". Но как любовь есть процесс, а не результат, так и освобождение не есть свобода. Эстетика факта и эстетика изображения далеко не одно и то же, и не будем лукавить. И принимая предложенную ему эстетику, зритель должен принять и "дочь" её, этику. И вот на этом уровне происходит очень важная подмена этических ценностей их эстетической интерпретацией, и чем более профессионально это делается, тем страшнее результат. А результат - это Майданек. Что, там "не понимали"? Все прекрасно понимали всё. Но эстетика, предложенная режиссёром, сняла противоречия и внутренние конфликты, терзания, переживания этического свойства. Есть эстетика Майданека, она никуда не ушла, она не всегда в сапогах и с "мёртвой головой" на головном уборе. Она говорит: ты - свинья, тебе - в печь! Мне очень импонирует высказанная Бродским идея, что критерии поведения не обществом даются, а создаются литературой или историей литературы (которая, добавлю, тоже есть литература). Давайте создавать. Пусть придёт Параклит, хотя бы и Лука от Горького... Жить в противоречии - право свободного человека, - не освобождённого, это вчерашний раб, а именно свободного, то есть осознавшего и "свинцовые мерзости бытия", и борьбу с "мерзостями" лишь как путь к чему-то большему. К чему? Тем и хорошо настоящее искусство, в том и сила его, что нет окончательного ответа... "окончательного решения".
Для монаха здоровая чувственность не зло, а подспорье и неистощимый источник энергии. Монашеское делание получает энергию, помимо известного трансцендентного источника, ещё и отсюда: инок умеет овладеть чувственными устремлениями и поставить их на службу себе и своим устремлениям, нездоровым с точки зрения футболиста.
Между тем, чувственность одна и природа её известна: продолжение рода. Футболист бежит играть в свою игру, с целью забить гол, и движитель футболиста тот же самый, который монаха ставит на колени перед образом Вечной Жены. Разница лишь в проявлениях, в форме чувственности, в принадлежности её к определённой знаковой системе. Форма не властна над содержанием, но человек модифицирует форму в соответствии с пониманием природы этого содержания, овладевает не самим содержанием, но возможной и доступной формой его выражения.
А у тебя синдром королевы, ты не можешь без пажей. Нет нужды, что твои пажи тебе лгут, подличают, обманывают и проводят тебя, а при случае могут и в глаз закатать, если что не так; болезненное сознание мирится с этим, воспринимает как должное, как неизбежное. Да ведь и все они таковы, пажи, по крайней мере, лучшие из них, мало кто служит для высоких надежд... надежды, они расположены достаточно низко... надежды снять одежды. Но дороги они тебе, потому что оставила в каждом сердца частичку, и сердце болит, и не может не болеть. Всё раздать - и не ждать, что принесут обратно.
Синдром королевы.
Мужчина пришёл к старцу:
- Что такое Будда?
- Сходи купи молока.
Мужчина пошёл, купил молока. Снова приходит:
- Теперь ты скажешь, что такое Будда?
- Вылей молоко на землю!
"А-а... знаю, знаю, - думает мужчина, - сейчас вылью, а он скажет: "Вот - Будда!".
Открыл пакет и вылил всё молоко на землю:
- Это - Будда?
- Нет.
- А что же тогда?
- Купи молока...
8 февраля 2016 г.