Мини

Ад Ивлукич
                Подарок для Паука Троицкого
     Дядя Борзый, жиганистый и плотный япошка, босс клана якудза Туки и по совместительству - министр экономического упадка, инноваций и хождения на х...й систематически, сумрачно сидел на стотридцатом этаже небоскреба " Токио-хостел" и ждал неизбежного. Ее шаги уже раздавались на пожарной лестнице, она бубнила стишок Алины Витухновской, тот самый, про страну.
     - Я узнала тотальную правду
     Инфернальных каюкистых весел,
     Я узрела копченую Хангу
     В промежутках раскидистых сосен.

     Колосок тотальных сомнений
     Распушил бородатистый жрец,
     Мне сказали : " Алина, вы - гений",
     Я подумала просто : " Пиз...ц".

     Пиз...ц тотального мира
     Советско-бжезинских плодов,
     ФАДХ, Хамас, девочка Ира,
     Галоши мистических снов.

     Немецкое небо фашистов,
     "Табун", морячок удалой,
     Ушу татарина и каратиста,
     В шинелях штыками балдой.

     Балдуинистых и волосатых поэтов
     Тотально снующих впотьмах.
     Я приду с пистолетом раздетой...

     Последнюю строчку дядя Борзый не расслышал, заскрипела балконная дверь и на пороге появилась она - справедливость. Голая и красивая. Вместо пистолета она держала наперевес длинного парня со сморщенными яйцами, тоже голого и красивого, как Фукудзима в час отлива, когда радиационный фон так славно зашкаливает и счетчики Гейгера забавно потрескивают, рождая неземные мелодии меркурианских выселок при никогда не заходящем Солнце, таящим за пазухой неведомую планету Небиру. Она вскинула парня на плечо, передернула его озябший член, сильными ловкими пальцами навела теменем на дядю Борзого и ткнула указательным пальцем. Туда, куда надо ткнула. Парень зашипел. Дядя Борзый пригнулся, ударившись вытянутой головой о дубовую столешницу, закрыл в ужасе глаза, остро отточенными карандашами заткнул уши, отхлебнул чаю, прочитал три тома Конфуция, два раза пересмотрел " Путь самурая", написал письмо Ксении Собчак, послушал радиопередачу Ксении Лариной, вспомнил Аксинью, голую, с лохматой мандой и вставными зубами, ненароком полюбил Венедиктова, Суркова и архангела Джебраила, забронировал два билета на Суперкубок. Устал. И по достижении ста лет вышел на заслуженный отдых. На пенсию. Короче, стал ветераном.