Сентябрьским днём

Нина Бойко
–– Батюшка, там паломники, ––  поднялась на второй этаж свечница Ирина. 
–– Сейчас закончу, –– не  отрываясь от компьютера, ответил отец Анатолий.
Дописав несколько строк и закрыв компьютер, он начал спускаться вниз. Перила были не крепки, ступени скрипели, да что же, зданию семьдесят лет. Здесь был когда-то детдом, позже сделали общежитие, а шесть лет назад передали церкви. Из окна в коридоре священник увидел, что возле храма столпилось человек двадцать. Заглянул в трапезную, сказал, чтобы щей приготовили и оладьи.   
На дворе было зябко, куры ушли в сарай, коза уныло щипала   травку.  Пересек двор,  дорогу, подошел к приезжим. 

–– Батюшка, –– окружили его. –– Почему церковь закрыта?
–– Потому что полы покрашены.   
–– Да мы бы на цыпочках. 
–– Я окреститься хочу, меня зовут Юрием. 
––  А к святому источнику как пройти? 
–– Сейчас, минутку, –– остановил их отец Анатолий. Подозвал   помощницу, которая шла убирать опавшие листья: –– Матушка Ольга, нельзя ли полы квасом вымыть?   
Она  кивнула.    
–– Церковь теперь как подснежник, –– с улыбкой сказала женщина в синей ветровке. –– А я была здесь лет двадцать назад: купол полуразрушен, из стен кирпичи торчат. Козы бродили в храме, все было разбито, только несколько фресок вверху уцелело.  Помню, во лбу у Христа торчал остаток бревна.   
Пока в церкви мылись полы,  пока высыхали, священник отвечал на вопросы.   
––  А правда, что царица Елизавета купалась в здешнем источнике? 
–– Да кто его знает, говорят, что купалась. Тут следопыты дорогу нашли среди леса –– ровная, как столешница, брусом покрыта.  Для кого-то же строилась эта дорога. А в источнике, когда стали мы чистить, в тине монеты лежали.  Давние… очень давние.  Я покажу вам потом.
 
–– Иверскую  уже реставрировали? 
–– Денег пока  не хватает.   
–– Я мусульманин, –– пробрался вперед молодой человек с темной густой шевелюрой. –– Я могу в эту церковь войти?   
–– Конечно, входите.  Можем и окрестить, если вы пожелаете.   
–– Нет… –– парень повернулся к товарищу, что-то тихо сказав.   
–– Он стихи пишет, –– пихнула его под локоть накрашенная как на продажу дама. –– Творческим людям  необходимы впечатления.  А мы вот с дочерью рериховки. Вы уверяете, что Христос был распят во спасение человечества, но мы получаем информацию несколько иного свойства. Объединимся!  Объединимся!  Негры, индусы, китайцы, японцы, русские, англичане, татары!…  Возьмемся за руки!  Спасемся!   
Глаза отца Анатолия стали грустными. Дама еще что-то выкрикивала.   Он заметил ей: 
–– В притворе юбки лежат,  наденьте поверху брюк. В православный храм нельзя в брюках. У кого нет косынок, –– обратился к  остальным женщинам, –– возьмите там же, в притворе.  Пожалуй, можно уже войти.  Только будьте добры, разуйтесь.  Никто не простудится –– место святое. 
 
В тишину храма входили сосредоточенно. Мирская суета осталась за  дверьми.  Купили свечи. Мусульманин, несколько конфузясь и не смея спросить, разрешается ли ему, тоже купил две свечи.  Разошлись, кто куда.  Одни молились, другие,  зажегши  свечу у икон, просто стояли, третьи зевали на фрески, частично подштукатуренные и подкрашенные.
 
У Иверской Божьей Матери сгрудилось человек семь. Небольшая, темная от времени, с обгоревшим правым углом, икона была вставлена в застекленный киот, и внизу под стеклом лежала горстка золотых украшений, –– пожертвования на реставрацию.  Историю этой Иверской от кого-то и как-то, но знали все. В первые годы советской власти председательша поссовета  распорядилась скинуть с церковного купола крест. В воскресение согнали к храму толпу, однако желающих лезть на купол не находилось.

 Спустя короткое время в церкви, закрытой для верующих, случился пожар. Сельчане  и два отставных священника загасили огонь. Во избежание следующего пожара, люди  забрали иконы себе по домам. А храбрая председательша вдруг начала заговариваться. К ней перестал наезжать любовник из города, и в одно осеннее утро сельчане увидели, как она катит в тележке скомканное ватное одеяло, рыдая над «доченькой», которую надо похоронить.  Несчастную женщину отправили в психбольницу. Долго церковь стояла закрытой. Потом стала колхозным складом. Потом и вовсе ничем ––  доступная козам, телятам и воробьям. Спрятанные иконы со смертью хозяев исчезли, убереглась только  Иверская.

–– Намоленная, –– проговорила старая женщина, любовно оглядывая икону. –– Чувствуете, как от нее тепло идет?    
Рериховка  сняла с левой руки  кольцо и опустила во внутрь киота.   
–– Посильный вклад, –– громко сказала.   
Ей никто не ответил.
   
Отец Анатолий  стоял в стороне, не удивляясь, не возмущаясь тому, что  не все понимают значение храма: нельзя человека принудить, он сам  осознает со временем.   
Выходили так же сосредоточенно, как входили. Опускали деньги в ящичек для пожертвований. Священник всех пригласил в трапезную:
–– Пообедаем, и отправимся в надкладезную часовню крестить раба Божия Юрия.  В церкви сегодня крестить не получится, пол обдерем купелью.
Народ поспешил к автобусу забрать пакеты с продуктами, поскольку  рассчитывали перекусить у святого источника. Меж пепельных облаков появилось солнце.  Куры выбрались из укрытия, топтались на месте, словно не зная, в какую сторону им податься. Коза дергала кол. Отец Анатолий ее отвязал.
–– Ну-ну, погуляй…

В трапезной, с длинным столом посредине, топилась русская печь. Рядом с ней был еще один стол, за которым просвирня резала хлеб. Ее помощница перетирала тарелки. Пахло дрожжевым тестом, растительным маслом и  терпкой чайной заваркой.
–– Ой, как тут хорошо! –– воскликнула девушка, шедшая за священником. –– Как будто в деревне. Я там никогда не была, а почему-то почувствовалось.   
Отец Анатолий перекрестился на образа.  Перекрестились все остальные, и лишь мусульманин стоял у порога, не зная, как ему быть.
–– Проходите, –– пригласил его батюшка.   

Матушка Ольга  разносила горячие щи.  Разделись, прошли к столу, выкладывая печенье, конфеты, сыр. Стоя выслушали молитву. Ели, хвалили щи и  душистый домашний хлеб. Потом пили чай, макая оладьи в мисочки с медом. 
–– Мед у вас свой? –– спросила священника рериховка. 
–– Свой, –– ответил отец Анатолий. ––  Три улья стоят в огороде.  Дед Михаил помогает, он пасеку раньше держал.
С печной лежанки спрыгнул серый с белыми пятнами кот.
–– Ой, да у вас еще кот!–– зашумели, забыв, что находятся не в столовой. –– Да как же тут замечательно!
–– Вижу, вы пообедали, –– поднялся отец Анатолий. Идемте в часовню.

Шли по широкой не мощеной дороге, расспрашивая батюшку, что было в том здании, где сейчас трапезная, кто помогал реставрировать церковь, есть ли у него собственная семья? Он отвечал.  Свернули в лесок. Притихли. Святой ручеек спускался с пригорка в колодец, и над колодцем стояла надкладезная часовня. Она была крохотной,  с такими же крохотными сенями, в которых на полке стояли  ведра.   
–– Вот что, –– сказал отец Анатолий, –– кто хочет, будем вместе крестить раба Божия Юрия, кто хочет, берите ведра и обливайтесь святой водой.  Не простудитесь, не волнуйтесь.   

В часовне сперва побывали все; тихо горела лампадка, освещая иконы; посредине слегка возвышался колодезный сруб, накрытый большой деревянной крышкой с православным крестом. Поставили свечи, и от их огоньков стали янтарными стены, крышка колодца, иконостас. Церковная чтица прочла молитву, после чего она и несколько женщин остались крестить.   
Юрий стоял босой, обнаженный по пояс, но, очевидно, не чувствовал холода. Священник трижды дунул ему в лицо, трижды благословил и, возложив ему руку на голову, начал молитву. Женщины в нужный момент подпевали, пение было нестройным, робким, –– что же, крестили они в первый раз.
   
После чтения запретительных молитв батюшка повернул Юрия лицом на запад, задавая вопросы, на которые тот отвечал с полной ответственностью. Потом был повернут лицом на восток, троекратно поклявшись в верности Христу. Была прочитана и пропета великая ектения, крещаемый помазан елеем, затем церковная чтица внесла ведро, и над колодцем, зачерпнув из него, отец Анатолий, творя молитву, трижды окатил Юрия святой водой. Надел на него крестик, помазал миром. После чего обошел с крещеным три раза вокруг купели, читая  Апостол, состриг с головы его прядку волос; дальше были сугубая ектения и отпуст.

Когда из часовни все вышли на улицу, священник был удивлен, что люди стоят и ждут.   
–– Я думал,  вы  по лесочку малиной лакомитесь, –– улыбнулся.   
–– А мы тут поздравить Юрия.   
–– Никогда не забуду, –– сильно волнуясь, сказал крещеный. –– Не  ожидал, что вот так все получится. 
–– Кто еще хочет облиться? Берите ведра в сенях, –– обратился отец Анатолий  к женщинам, вышедшим из часовни. 
 
Рериховка сунулась к ним с напутствием: 
–– Нужно сначала мантру  пропеть, сконцентрировать свою энергию, получить духовный код… Возьмитесь за руки, пройдите вверх по источнику, вы обретете крылья, вы вознесетесь… Увидите, как ваши тела наполнятся воздухом. 
Ее не слушали.
Подождав, когда женщины обольются, процессия двинулись к церкви. Ни вопросов, ни разговоров больше не возникало. У храма простились с отцом Анатолием.   
–– Спасибо!  –– кто кланялся, кто просто благодарил.   
–– Спасибо, ––  тепло сказал мусульманин, приложив руку к сердцу.

Автобус отъехал.  Священник еще постоял, и пошел в дом.   
В коридоре ждала  свечница Ирина. 
–– Паломники все продукты оставили. Что привезли –– ничего не поели. Батюшка, я отнесу Николаю? Один с тремя душами мается. 
–– Конечно, неси. А я поднимусь наверх. Надо отчет закончить.