Конкурсная работа. Номинация – Проза.
"Галактический сезон литературных конкурсов 2016", II этап.
Задачка для второклассника: Из пункта А в пункт Б выехал мотоциклист, ему навстречу часом ранее на автомобиле УАЗ-469 зам районного прокурора.
Работа с утра кипела. Бревнышко на бревнышко ложились ровненько, лишнего не конопатили, так что мох еще должен был в запасе остаться. А вот водки? Сколько её не бери, все равно будет мало. Времена ныне не советские, когда работному люду даже по талонам водку было не достать. В любом комке ряды паленки глаз радуют. Оседлал Филинов, хозяин строящейся баньки, конька-горбунка и за добавкой.
Настроение у зам прокурора Варушева тоже было праздничное. В трудном деле удалось добиться обвинительного приговора, и вполне приличный коньяк закрепил подпись судьи в комнате для совещаний. В прокуратуре добавили - проставился следователь. Пятница! – святое дело.
Весело вилась ухабистая проселочная дорога. Весело лилась из динамиков разухабистая музыка. Веселым смехом заливалась фигуристая молоденькая практикантка в туго натянутых джинсах. Весело было на душе у прокурора от предвкушения. Горячая банька, знойная девушка, ласковым озорным взглядом обещавшая все – все, и даже немного больше. Весело побрякивали бутылки в коробке и только шашлык, купленный в магазине, заморожено молчал. Вписавшись в поворот, уазик бодро вскочил на пригорок. Пуповина на дороге, как фурункул на неудобном месте. Слева канава, справа обрыв, впереди никакой видимости. Филинов попытался уйти вправо, но не хватило у «Минска» резвости. Удар бампера отбросил его в сторону. Козлом перескочил уазик мотоцикл и плавно затормозил метрах в двадцати. Прижимаясь к обочине, Вахрушев сдал машину назад. Медицинская помощь мотоциклисту уже не требовалась.
Сотовая связь великое дело, еще больше усилившее телефонное право. К приезду ГАИ мотоцикл был сдвинут на полметра, дорога подметена. Прибывший старлей, покачал головой и без вскрытия определил.
- Нализался. Допрыгался. Зальют зенки и гоняют. Козлы.
Относилось это к мотоциклисту, зам прокурора обозвать вслух козлом он не осмелился бы. Да и какие могут быть к нему претензии, если сам обещал еще два месяца назад права сделать. Придется задним числом. А впрочем, какая разница? Кто-нибудь, когда-нибудь, видел как у милиции или прокуратуры права проверяли? Права? С ними, без них они всегда правы.
В виду гибели виновника аварии уголовное дело было прекращено. Документы; протокол осмотра места аварии, акт судебно - медицинской экспертизы затерялись среди других в пыли архива. А на людской роток не набросишь платок. Поговорили, посудачили. Живым живое. Вдова вышла замуж и только мать каждый вечер поминает сына в молитве.
Земля круглая. Много на ней людей, но неисповедимы пути господни. Где и как они пересекутся?
Тайга не меряна, кладовые ее богаты, если черпать из них с умом. Зарплата, у тех, кто «на зарплату» живет, сами знаете какая. Летом огород выручает, а зимой тайга. Семь потов сольешь, пока вырастишь урожай, десять – чтобы убить зверя и принести его домой. Фарт - великое дело. Бывает, пот прольешь, а нести нечего. Урожай то градом побило, то морозом стукнуло, то на корню засушило. Охота вообще дело непредсказуемое.
Варушев с охотоведом близко знакомы не были, но общие друзья, общая компания. Все люди нужные. Гаишник всем; и прокурору и егерю и мэру и его зятю Кузе и Кузькиной матери лучший друг. Прокурор также всем выше перечисленным, начальник же милиции - брат троюродный, родного ближе. Впрочем, все мы братья во Христе, все под богом ходим и закон по конституции для всех один. А по жизни?
Доброй, споено - спаянной компанией выехали в объезд охотничьих угодий. Уазик-таблетка под прикрытием «Урала»- вахтовки катились заснеженной тайгой. «Урал» шел марью. Натужно ревя мотором преодолевая заносы. Выше, лесовозной дорогой, которая вилась чащей вдоль подножия увалов, под шумок неспешно ехал уазик. Зверю с увала хорошо было видно оранжевую вахтовку. Далеко, и он спокойно стал обламывать вершинку приглянувшейся осинки. Боль ощутил раньше, чем осознал звук выстрела. Ноги сами бросили его вверх, в спасительную чащу. Выстрелы подстегивали, срезая ветки, взбивая снег. Шмелями рикошетили пули. В отчаянном прыжке бык перевалил хребтину. Ноги подломились. Он сунулся мордой в снег. Под уклон, обломав один рог, тяжело перевалился через голову. С потревоженных кустов олешника белым саваном сыпался куржак.
Отстрелялись все. Только два сержанта, с сожалением смотрели на свои АКМ. Для укороченных стволов расстояние было явно великовато. Метров на триста поближе, вот тогда они показали бы класс. С десяти метров в глаз – на это они мастера. Стрелки спорили, гадали; попали или нет? Тащиться в гору, посмотреть, есть ли кровь, никому не хотелось. Тем более, что Семеныч уже поставил на капот очередную бутылку. Налили всем, даже зрителям сержантам.
--Ну. За охоту. – Похоже пробасил Семеныч.
- За охоту! – Чокаясь, поддержали остальные.
- Чтоб всегда было охота. - Добавил мэр.
Стреляют. По выстрелам можно многое определить. Звук от удачного выстрела, попавшего в цель совсем другой, чем по молоку. Если почти сразу за первым звучит другой – добивает. Спустя какое-то время два сдвоенных, убил кто-то большого и своих созывает. Если канонада, если лупят, как по террористам, то это развлекается законодательно – судебно - исполнительная власть под егерской крышей. Улетай с дороги птица, уходи с дороги зверь. А охотники, от греха подальше, забиваются в такую крепь, куда и росомаха не полезет. Не зверя скрадывая, зверем прячась, то в ернике, то за густыми листвянками, уходил распадком прочь от дороги Шурик. Пусть в рюкзаке один косой, на которых путевка оформлена, но от пьяных да дурных и бог с дороги сворачивает.
Когда взберешься на хребтину увалов, прислонишься устало к черноногой сосне, вздохнешь полной грудью звонкого морозного воздуха напитанного синевой неба, оглянешься назад. Петь, птицей взлететь хочется. Бедны, бледны зимние краски. Прозрачны звонкие березовые рощи, кружевным контрастом чернеют листвянники, далекие хребты окоемом опрокинутой чаше неба.
Пустые бутылки в снег на обочину.
-По коням. – Скомандовал Семеныч.
- А у меня кобыла.
- Все равно команда была.
- По морям, морям, морям
Нынче здесь а завтра там.
Уазик, как катер гнал колесами волну по обочинам, как на волну взбирался на пригорок, как с волны скатывался вниз. На поворотах – юзом. Но водитель легко устранял занос.
-Ты моряк красавец сам собою.
Тебе от роду двадцать лет.
Нестройно, но дружно звучало в табачном дыму салона. Коптили все, а открывать форточки - себе дороже. Чай, не май.
Шурик проводил взглядом скрывшийся за поворотом уазик. Смахнул с валежины снег. Сел, подложив под седалище шубенки. Легок дым от сигареты. Столбик пепла упал на белый наст. Ветерок покатил, покатил и уронил в след от ичига.
Вы господа хорошие туда поехали, а ему сам Бог велел в другую. Напетляли играясь зайцы, ископытили снег козы, на припеке чернеют ямки – лежки. Пара ворон каркнула над головой. На махах летел зверь. С каждым выдохом выбрасывало из зверя кровь. Брусникой слева и справа по ходу. А ходу ему оставалось двадцать метров. Фарт! Вот он рогач. Черным пятном на взбитом снегу обломанный ерник. Ворон орет на лесине; «Украли. Отобрали».
- Витька. Мясо надо?
-Заводи. Поехали.
Шальной заяц выскочил на дорогу. Какое-то время очумело бежал впереди машины, на повороте вырвался из света фар, исчез. Пофартило с охотой и рейдовой бригаде. Лучильщики заметив свет фар «Урала», умело загоняемые, бежали от рева мощного дизеля прямо на уазик. Под стволами АКСов, СКСов добровольно подписывали протокола, сами перетаскивали добычу в будку подъехавшей вахтовки. План по поимке браконьеров был выполнен. По заготовке мяса с лихвой. Лихва делилась между участниками рейда. Вахтовка отправилась в райцентр. Бригада? Ну, не везти же водку с охоты домой? Загнав уазик кормой в карьер, все включились в борьбу с зеленным змием.
В свете фар пьяный сержант, справляющий нужду посреди дороги, выглядел комично, но кургузый АКМ направленный в их сторону выглядел вполне серьезно.
- Тормози.
Юзом машину развернуло поперек дороги. Побледневший сержант в двух метрах от борта дрожащими руками никак не мог застегнуть комбинезон. Через пару минут (Этих минут хватило Виктору выбросить незарегистрированный карабин за обочину) вокруг ЗИЛа подпрыгивала, пьяно отплясывала ватага в комуфляже.
- Что в кузове.
-Сохатый.
-Где убили?
-Чем? Нашли.
- Издеваешься? – Хлесь, хорошо поставленным ударом приложился начальник РОВД. Когда Виктор поднялся, ласково спросил.
-Добавить?
-А ты, Филинов, что молчишь? Может и ты скажешь, что бык на дороге валялся?
-Зачем? В тайге подстреленный лежал. Мы лесосеку выбирали, на него и наткнулись.
Обломилось бы и ему, только Филинов предусмотрительно держался на недосягаемом для тучного полковника расстоянии. Сержанты производили досмотр машины. Самое страшное оружие – монтировка, входила в комплектацию и изъятию не подлежала. Егерь пытался заполнить протокол, но дрожь в руках, неверный свет, замерзшая авторучка не позволили этого сделать. Шурик с Виктором были милостиво отпущены с приказом в понедельник прибыть для составления протокола в район. Даже сохатого оставили. У себя уже некуда было грузить.
Понедельник день тяжелый. Контора была закрыта. Поцеловали замок, постояли у дверей, прошлись по магазинам и домой. Филинов с Бондарем люди работящие, им каждый потерянный день не миллионы стоил, дороже. Прогулял день, завтра дети без куска хлеба. Без которого кусок мяса, особенно если с лосиной жиринкой, поперек горла встанет. Полетели дни, недели в трудах и заботах. Быка с помощью родни съели. Вкус забываться стал. На тебе - повестка в суд.
Судья – миловидная, молодящаяся женщина солидного возраста, вегетарианка в пятом поколении за убийство невинных животных давала бы сроки в два раза больше чем за преступления против человечества. Однако во всей своей деятельности руководствовалась в первую очередь буквой закона. Дух - субстанция неустойчивая.
Протокол составлен был небрежно, обвиняемые своих подписей не признали. Судья без экспертизы видела липу. Свидетели лица заинтересованные. Обвинитель, он же свидетель – парадокс. Обвиняемый Бондарь, этот хитрый хохол, подал встречный иск на нанесенные побои и предоставил справку о повреждениях средней тяжести без ущерба для здоровья. Отсутствовал протокол осмотра места происшествия. Не было в наличии орудия убийства бедного животного. За недостатком, за недоказанностью дело было возвращено на доследование.
Каким-то образом, спустя какое-то время, получили два друга квитанции на уплату штрафа и уведомление, что за отсутствием обвиняемых состоявшийся там-то и тогда-то суд осудил их на два года колонии общего режима (по году каждому) с отсрочкой исполнения приговора на 12 месяцев. Махать крыльями, когда об землю шмякнулся, дело бесполезное. Последние перья обшибешь. Штраф выплатили. Ружья? До конца испытательного срока попрятали. Недалеко. За околицей.
Весна. Куры закудахтали. Гуси-утки полетели. Отогрелась под вешним солнышком река, взломала ледяной панцирь и унесла к Тихому океану. Просветлели воды, заиграла в рыбах холодная кровь, пошла она косяками искать светлые воды. Не всегда рыба ищет, где глубже, ищет где чище.. Человек не переделать, ищет, где рыбы больше. И даже где нет ее вовсе, все равно ищет.
Военные мосты УАЗика несколько жестковаты, но благодаря им он уверено преодолевает хляби и косогоры таежные. На березовом закрайке, у длинной косы выгрузил из своей утробы палатку, резиновую лодку, китайские сети, китайскую электроудочку, ящик водки, коробку закуски и троих личностей в камуфляжных костюмах.
Рыба, ау! Ау! Рыба, ты где. Туго ей приходится в пять последних засушливых лет. Воды мало – спрятаться негде. И ловят ее, и колют ее, и в сети путают и травят. А тут еще бедную рыбу электрошокерами бить надоумили китайцы. У себя они всех лягушек съели, за наших принялись. Нет бы, Ване русскому шугануть браконьеров от своих угодий, а он им подражает. Бьет всю живность в реке электроудочкой, последние микробы убивая. Но сначала в себе. Пока один костер разводит, другой лодку накачивает, третий уже разливает - для дезинфекции, для профилактики, короче – здоровья для. Если не кровь кипит в венах, а булькает спиртосодержащая стерильная смесь, ничего не страшно, ничего не жалко. Кто виноват?
Кто на веслах сидит, кто правит, на того все маты и складываются. Он виноват. Табанят весла.
-Левым, левым.
Стой. – Запутались грузила, течение несет лодку, вытягивая сеть, скручивая ее в веревку, выкручивая палец, на котором она собрана.
- Стой. Подгребай, подгребай! Да мать твою по перекатам. Удило, а не рыбак!
Тетива китайки режет руки, рвутся ячейки из тонкой лески. Фу, расцепились грузила. Встала сеть изогнутой стенкой сдерживаемая якорями.
- За рыбалку!
- За клев!
- За клево!
Хороши под водочку маринованные огурчики, грудинка копченая, курочка «Братская» заботливой женой в духовке зажаренная. Под водочку на свежем воздухе все хорошо.
Рыбалка! Спросите у дегустатора, целый день снимающего пробы с изысканных блюд на международном конкурсе кулинаров, хочет ли он кушать. Спросите у путаны после трудовой ночи, хочется ли ей любви и ласки. Спросите у рыбака, вернувшегося с путины, пойдет ли он завтра с вами на рыбалку. Превратите любое хобби в профессию, самую светлую любовь в трудовую повинность от зари до зари, и тогда вы узнаете их истинную цену. А если еще дома дети голодные?
Вначале плеса, в устье ключа Безымянного, скрытый от реки густыми зарослями тальника, бездымно горит костер из плавника. В котелке уха с редкими блестками жира. Шурик отложил ложку - сыт. Потянулся за тлеющим сучком, выпавшим из костра.
-Менты прикатили.
- Да хрен с ними. Водки попьют, поорут и уедут.
-Эти уедут. Отрыбачили мы с тобой. Сети ставят.
-Ума нет, пусть ставят. Дура рыба? по косе хвосты ломать.
Ключ словно разрезал высокий правый берег, шумит, ярится весенняя вода через узкую горловину по перекату. Река с поворота бьет в противоположную сторону, то намывая, то слизывая в большую воду намытую косу, ломая прибрежный ивняк, наваливая на него груды мусора. А здесь тишь да благодать. Рыба не глупа. За Черным камнем намытый ключом порожек резко обрывается в глубь. Темная гладь старого венецианского стекла зеркало, вода кажется неподвижный. В омуте отстаиваются, набираются сил табунки ленка, хариуса. Многочисленной рядовой чернью окружают благородное сословие чебаки, кони, остробрюшки с чернобрюшками, прячутся между камнями ночные разбойники налимы, шныряет отовсюду гонимая вездесущая вороватая шпана – гольяны. Князьями заплывут таймени, взять свою долю рыбьими хвостами. Редко, как президент по окраинам, по высокой воде зайдет царь-рыба. Дуром проломит по реке, порвет сети, снасти. Оставит о себе долгую память; «А это в том годе, когда калуга заходила?».
По добру бы сети каждые два, три часа проверять надо. Теперь проверишь. Вон на той стороне – «закон» палатку поставил. Нельзя в нерест ловить. Нельзя, нельзя, а кушать хочется.
- Ни чо. Утром по туманчику проверим. Они же наклюются и до обеда спать будут.
- Ага. Проснутся, похмельнутся, про сети забудут и домой.
- Ну, и хрен с ними. Пойду по ключу, уток посмотрю, а то неделю уже на рыбе сидим. Скоро чешуей вместо волос покроюсь. Да и Люська запилила; «Рыба, рыба!»
- Иди. Да стреляй, за второй сопкой. А то услышат. Я табор за рощу перетащу. От греха подальше.
На той стороне уазик надрывался в тяжелом роке. Ни слов, ни мотива разобрать нельзя, только; «Бум, бум», и как железом по стеклу, над багровой в свете заката рекой. Вдоль косы стелется дым с запахом шашлыка. Старлей пытается изобразить танец с шампурами.
Хорошая лодка «Нырок». Два отсека, плюс надувное дно, но три человека, не считая аккумулятора, для нее многовато. Пока отчаливали, хлебанули воды через борта, и она противно хлюпала на дне. Течение подхватило лодку. В свете фароискателя галечное дно сливалось в радужное полотно.
- Эй, на веслах. Греби под тот берег.
Куражился Варушев. Хмельной адреналин играл в крови зампрокурора.
-Эге-ге-й. – Блажил он во все горло.
Луч, указывая направление, запрыгал по скалам, уткнулся, зашарил по кустам.
-Эге-ге-й.
Течение стремительно несло лодку. Старлея укачало. Он жалел, что не остался на берегу, но и одному остаться - жутковато, как на ночном шоссе, на которое без напарника он никогда не высовывался. Мэр пыхтел, левое весло крутилось в руке, выскакивая из воды, поднимало брызги. «Мудак. Сидел бы у костра, жевал бы шашлык. Пусть сами бы плавали, … жизнерадостные. Нет, старому дураку интересно стало; Что за удочка китайская? Как ей ловить?». У жаркого костра, с кружкой в одной руке, шампуром в другой, мысли другие – романтика. С веслами в руках, когда отнесет тебя метров на двести в темноту, когда сыро и зябко, понимаешь; «Надо грести, грести. Туда - вперед, в темноту. Но придется еще выгребать обратно, К гребаной матери, такую романтику».
- Эге-ге-й. - Жизнерадостно надрывался будущий прокурор.
-Орут.
Шурик палил над костром общипанных уток. Отложив последнюю, он потянулся за ружьем.
- Оставь.
- Да я от табора унесу. Припрячу.
Ни щелчка. Ничего. Но рыбы конвульсивно задергались. Одни опускались на дно, другие всплывали на поверхность. Варушев высвечивал, не выпуская из другой руки щуп. Старлей собирал сачком.
-Вон еще одна. - В мэре тоже проснулся азарт.
В свете фары замелькала на глубине поплавками сеть. Потревоженная рыба таскала ее из сторону в сторону.
- Табань, табань.
С трудом, но удалось зацепить щупом и подтянуть к лодке сеть. Азарт. Одна, Вот сразу три, собрали сеть в клубок. Сеть не своя, не жалко. Трещит леска, рвутся ячейки.
-Суки, китайкой рыбу бьют, а с нас за сети три шкуры дерут.
-Так им закон не писан. Они этих удочек, знаешь, сколько конфисковали? Каждому менту вместо шокера.
- Шурик. Они уже за наши сети принялись. Мало им, гадам? Тащи ружье. Утоплю сук.
- Да ты чо, охренел?
- Да, пугану только.
- Ага, пуганешь! Завтра ОМОН прилетит с террористами бороться.
- Тащи, я сказал. Совсем оборзели.
Государство живет законом, его исполнением, а народ обычаем. Нельзя в тайге даже трогать чужие снасти, ловушки, а за кражу добычи из них и сто лет назад и двести -убивали.
Брал ниже и правее людских силуэтов. Картечь хлестанула по воде. Рикошетом вспорола корму, продырявила надувное дно. Лодка встала на дыбы. Варушев, как в спасательный круг, вцепился в сеть, течением лодку выдернуло из-под него. Если бы не аккумулятор на корме? Нос задрался еще выше и перевернувшись накрыл старлея и мэра. Резиновые болотники в воде не снять, они сдавливают ноги, тяжелыми гирями тянут на дно. Несколько рыбин рванулись в разные стороны, снулую течение несло вниз, догоняя дырявую лодку.
Всех троих вытащили из связки сетей, в которых они запутались. Уголовное дело не возбуждали. Прижизненных повреждений не обнаружено. В желудках утопленников водки оказалось больше чем воды в легких. Фароискатель, электроудочка в протоколе не фигурировали. И вообще происшедшее постарались замять. Пожалели вдов, детей. Их пенсию. Несчастный случай на воде. Бывает.
Виктор с Шуриком? Чистосердечное признание облегчает душу, но увеличивает срок. Вначале утопленников было жаль. Теперь больше жалеют о напрасно погубленной рыбе. А о чём жалеть, да на кого пенять. На всё воля Божья.
.