Конкурсная работа. Номинация – Проза.
"Галактический сезон литературных конкурсов 2016", II этап.
Сережка до ужаса боялся зеленной воды. Он смотрел с борта теплохода на горбатую, словно застывшую волну. Оторвешь от нее взгляд и видишь, что за кормой она бежит - убегает, ее догоняет другая, на отмели вершины волн загибаются, закипают белой пеной, накатывают на прибрежный песок, или бьются грудью о кручу. Там вода белым с золотом кружевом в сверкающем июльском солнце. В тени борта она вздымается темным, манящим в себя зеленным валом. Так бывает в жизни; можно любить и бояться. Сережка любил воду и готов был днями не вылазить из речки, но после того случая никакая сила не могла заставить его зайти в воду по горлышко.
Они не ходили купаться на городской пляж, где в основном собиралась вольная, не обзаведшаяся семейством братия. Отец подгонял «конька-горбунка» - видавший виды «Урал», мать с младшим братом садилась в коляску, а Сережка уютно устраивался на заднем сиденье за широкой отцовской спиной. Десять минут и мотоцикл выскакивал на проселочную дорогу за городом. Вольный луговой воздух, напитанный разнотравьем, норовил выдавить слезу. Но это были слезы радости. Под старой ракитой давно насиженное место. Кострище в ложбинке на белом мелком песке. В тени дерева жерди, на которые легко набросить в случае дождя пленку. На той стороне старицы густой, пахнущий прелью лес. На этой - от устья и до едва виднеющихся в жарком мареве башен элеватора, заливной луг. Весной на этом месте плещется студеное море, по краю которого бредет по пояс в воде дубовая роща. Море скатывается в реку, оставляя на лугу мелкие озера. Озерца зарастают, кишат мальками рыбы, головастиками. С одной такой лужи поднялся аист. С шумом затормозил в воздухе крыльями, опустился на лохматое гнездо на дубе за старицей. Навстречу ему тянутся клювы аистят. Аист с высоты посмотрел на приезжих, узнав старых знакомых, задрав в небо, приветственно защелкал длинным клювом. Убедившись, что птенцам ничего не грозит, полетел за добычей. Весь день так и будут с супругой сновать на луг, обратно, снова на луг. Отец не разрешал Сережке купаться в мелких луговых озерах. Кроме аистов на лугу водилось много змей, тоже охочих до лягушатинки. И Серега бултыхался в старице, в давно облюбованной ямке с песчаным дном. Отец, собрав удочки, ушел на гать, на большую реку. Плетеные из ивняка маты укладывались на берег и приваливались камнями, чтобы волной не разбивало берег. Из таких же матов делали волноломы, выдающиеся клиньями метра на три вглубь реки. На них и сидел отец, ловил густеру, попадались и добрые лещи, тогда восторгу отца не было предела. А в старице водились раки. На той стороне, где обрывистый берег был опутан корнями деревьев, они жили в норах. Сережке было жутковато лазить среди водной растительности, шарить руками под берегом, получать укусы. Причем маленький рак кусался больнее старого. Старый сильно сжимал палец, его можно было так и вытащить из норки, а мелкий своими острыми клешнями порой прокусывал до крови. Измазанный илом, зеленкой водорослей Сережа с сумкой, в которой шуршали панцирями раки бежал к матери. Доставал самого большого и взяв его за спину, хвастливо пугал её и маленького братишку. Мать делала испуганный вид, а Алешка тянул к раку пухлые, словно перевязанные местами тонкими ниточками руки. И заливался счастливым смехом, гоняя прутиком рака по покрывалу. А Сережка с чувством исполненного долга шел купаться в облюбованную ямку. Плескался, кувыркался, изображая из себя крокодила, пахал брюхом дно, высунув из воды глаза, уши и нос, как хвостом бил ногами, поднимая столб брызг, баламутя воду.
-Ну, чистый крокодил. – Смеялся стоя на берегу отец. - В таких же разводах и ил коркой. Только обсохнуть надо немного, что бы закорела. Быстро мыться и за стол.
-Я сейчас. Быстро.
- Да не здесь. Намутил тут как лягуха зеленная. Ниже, в речке помойся. Бегом.
Бегом, так бегом. Сережка, поднимая брызги, рысью поскакал по отмели к реке. Туда, где её холодные воды, не смешиваясь, оттесняли старицу к песчаной косе. Зашел по грудь и стал себя шоркать песочком, который мутной струйкой уносился вниз по течению. Течение подмывало песок под пятками, ноги проваливались. Шаг за шагом сносило Сережку все ниже и ниже. Он не заметил, как окунулся с головой, выскочил на поверхность. Хотел встать, но его отнесло еще дальше. Теперь он едва достал до дна. Оттолкнулся и, выскочив на поверхность, бестолково застучал по воде руками. Высоко в небо понеся крик; «Папа. Папа». А вода втягивает в себя. Кончилась песчаная коса. Темная вода, вьющиеся холодно – колючие водоросли, черное, липко – холодное илистое дно. Оттолкнулся - туда, где над головой светлее, где вода живительно тепла. Глоток воздуха. А тянет к себе. Не отпускает. Водоросли опутывают, жадно липнут к телу, еще чернее обволакивающая тьма. Страх сковывает, лишает сил. В последний раз оттолкнуться от мерзкого ила, еще глоточек воздуха. Солнце и родное усатое лицо. Не разжать детские руки, обхватившие отцовскую шею. Укутанный отцовской рубашкой Сережка выбивал под ракитой зубами дробь. Родители молчали, только мать бросала на отца сердитые взгляды. Даже Алешка притих, сидел с надкушенной грушей в руках. На четвереньках дополз до брата, протянул ему вываленную в песке грушу.
-На.
Как плотину прорвало. Улыбнулся отец. Потеплел материнский взгляд в сторону отца.
-Испугался?
Отец сел рядом с Сергеем, обнял за плечи.
-Угу.
Сквозь мокрую рубашку чувствовалось тепло большого отцовского тела. Сережка стал согреваться. Надкусил грушу, на зубах заскрипел песок. Тьфу. Он стал тыльной стороной ладони очищать язык.
- На, прополосни. – Мать протянула ему бутылку лимонада. – Горе луковое.
Прошло достаточно времени. Сережа за эти года вытянулся, старица обмелела, и в самом глубоком месте ему было едва по пояс. Мельче стали раки, редко когда удавалось поймать больше ладошки. Да и раками теперь занимался Алешка. Сергей, сидя на гати рядом с отцом, таскал густеру, окуней и мечтал о большом леще. Но купался рядом с Алешкой в старице. Зеленная, темная вода большой реки пугала его. Его ровесники хвастались тем, что переплывали её туда и обратно без отдыха, а он, забредя по пояс, в размашку плыл в сторону берега и не вставал на ноги до тех пор, пока коленки не начинали скрести по дну. Сережка не был трусом. Он залазил на самую вершину любого дерева, по водосточной трубе забирался на балкон третьего этажа, выручая соседку, которая постоянно забывала дома ключи. Он не боялся высоты, он боялся темной, илистой, опутанной плетьми травы глубины.
Теплоход обогнал байдарку. Она же, оседлав волну, не отставая, птицей летела вслед за кораблем. Слаженные взмахи весел, мускулистые тела, блестевшие от пота и воды мокрой бронзой. Не только Сережка завидовал им. С теплохода неслись приветственные крики, махали руками. И словно услышав их, пока теплоход описывал в фарватере широкую дугу, байдарка, срезая угол, вырвалась веред, по мелководью вдоль берега пришла к пристани первой. Гудок теплохода предупреждающе поплыл над рекой. Гремели в репродукторе команды капитана. Корабль мягко ткнулся в резиновые покрышки вдоль борта дебаркадера. Ловко намотав концы, матросы подкатили сходни. Подростки высыпали на высокий берег, где их пытались разобрать по отрядам и построить воспитатели. Но идти по дороге было невозможно. Ноги вязли в песке выше щиколоток, он набивался в сандали и все шли гуськом по двое, по трое протоптанной под строевыми соснами тропинке. Пахло разогретой смолой, волей. Мальчишки бросали в девчонок шишки, лежавшие под деревьями. Прошлогодние, почерневшие, расшиперевшие чешуйки они были легкими, летели с шумом и совсем не туда, куда целился. Описав в воздухе замысловатую кривую, шишка впилась всеми своими коготками-крючочками в пышные волнистые волосы Валентины Сергеевны. Оглянувшись, она встретилась взглядом с Сережей. Улыбнулась, погрозила ему пальцем. И хотя это не он бросил шишку, мальчишка покраснел до корней волос, ему казалось, что пылает его макушка, и пламя вот-вот пробьется сквозь коротко остриженные светлые волосы. Валентина Сергеевна покрутила головой, пытаясь стряхнуть шишку, но та еще глубже зарылась в черных густых волосах. Она остановилась, закинула руку за голову, но извлечь зловредную шишку оказалось не так легко. Она наклонила голову ниже и сказала поравнявшемуся с ней Сереже.
-Выпутывай
Сережка покраснел еще больше. Под взглядами проходящих ребят, он стал скручивать волосок за волоском с шишки. Боясь порвать, причинить боль. К сосновому запаху примешивался легкий пряный аромат исходящий от прически, ниже уха маленькая родинка, у которой билась жилка, еще ниже в вырезе блузки два незагорелых полушария. которые нагло лезли в глаза. От этого пальцы не слушались и еще больше запутывали шишку. В конце концов, он выпутал её и, протягивая на ладони, сказал некстати.
-Это не я.
-Знаю.
Большие серые глаза ласково смотрели на него. Со всех ног Сережка бросился догонять свой отряд. День пролетел в суматохе. Получали постельное белье, учились правильно застилать кровати, раскладывали по тумбочкам вещи. Знакомились с вожатыми, друг с другом. Те, кто были не первый раз, сбивались в кучки с прошлогодними друзьями, остальные присматривались друг к другу. Горнист протрубил «Отбой». В сумерках звук трубы уносился высоко-высоко и терялся среди звезд. Свежая постель приятно холодила тело. В палате бродили тени от фонаря, горящего на улице. Схлынула дневная суета и Серега отчетливо увидел ласковые глаза, белые полушария, ощутил прикосновение руки к ежику волос на затылке. И даже нежный пряный аромат ушел с ним в сон.
Валентина Сергеевна преподавала в их школе географию. Она была из тех учительниц, которых дети не боятся. Никогда, нельзя было предсказать, каким будет её урок. Открыв учебник на параграфе «Степная зона», она могла перейти к роману Майн Рида и пол урока рассказывать детям о прериях, о ковбоях и мустангах. Звонок, конец урока, но никто не вскакивал, не стучал стульями. Она продолжала рассказ с условием, что к следующему уроку все будут знать флору и фауну, степей, пампасов и прерий. Обмануть её было нельзя. С чьей-то легкой руки её стали звать Квартеронкой, не обидно, а наоборот с гордостью и любовью. Ведь только у них в школе есть смуглая красавица, которая больше похожа на свободолюбивую дочь Апачей, чем на замученную семьей и школой зануду училку. Директор спортивного лагеря о лучшем заместителе по воспитательной части даже не мечтал. Самых отчаянных сорванцов она могла втянуть в общественную жизнь. Не спортом единым жив человек и наряду с тренировками и соревнованиями в лагере процветал КВН, проходил смотр самодеятельности и обязательный заключительный концерт у ночного пионерского костра. Вот это и было основной заботой Валентины Сергеевны. Чтобы не только телом окрепли ребята за летние дни, но и в душе осталась теплота, светлый лучик детства, который будет согревать их потом всю жизнь.
В Сережкином сне черная пантера ловко пробиралась между ветвями секвойи, подкрадываясь к затаившемуся на самой вершине дерева мальчишке. Её спугнул звук горна.
Завертелся калейдоскоп дней. С утра очередь в умывальник. Туалет. Зарядка. Общее построение с подъемом влага. Строем на завтрак, строем с завтрака. Установилась ровная жаркая погода и каждый день строем ходили на реку. Вернее река убегала вправо, а в сторону лагеря вдавался длинный залив, на берегу которого была расположена лодочная станция, на той стороне из понтонов, обшитых щитами, был сделан бассейн, в котором проходили тренировки пловцов. Сергей держался в стороне от всех. Лежал на песке, или сидел на прогретых досках понтона. Признаваться в том, что не умеет плавать, было стыдно, хотя все уже давно знали об этом и не обращали на него внимания. А он сидел, свесив ноги в бассейн, наблюдал за тренирующимися пловцами. Один плавает от стенки до стенки с зажатой в руках пенопластовой пластиной, работая только ногами, другой наоборот такую же пластину зажал ногами и гребет руками. Кто-то, нырнув с тумбочки, штурмует дорожку, красиво сделав переворот, оттолкнувшись ногами от стенки, выкладывается изо всех сил под пристальным взглядом тренера с секундомером в руках.
-Ногами, ногами больше работай Ноги должны работать в три, четыре раза быстрее, чем руки.
Сережка внимательно слушал советы тренера спортсменам и, уйдя за понтоны, на отмели по пояс, пробовал плыть как настоящие пловцы. И сам чувствовал, что брасс это не собачий стиль, а кролем он упирается в понтоны, успев едва-едва разогнаться. Отойти дальше мешала яма с зеленой, темной водой сквозь которую просвечивали буро зеленные водоросли.
В соревнованиях по легкой атлетике он занял второе место, удачно прыгнув в длину и прибежав первым стометровку. Когда прыгал в высоту, на третей попытке нога попала в едва заметную выбоину, и на маты он упал вместе с планкой. Но и в первой попытке результат был вполне удовлетворительный. Почетные грамоты заняли почетное место на стенде отряда. А по ночам Сережке снилось, как он отталкивается от тумбочки и долго планирует над водой, темная она проносится под ним и когда становится светлой с золотыми искорками на дне он входит в неё и парит над самым дном. Этот сон преследовал его каждую ночь. И вот однажды подговорив Витьку, своего нового друга, они ночью вылезли через окно на улицу. За кустами. Вдоль аллей освещенных фонарями выбрались из лагеря, обогнули залив и пробрались к тускло освещенному дежурным фонарем бассейну. Таинственно поблескивали звезды на черном зеркале воды. У ближних к берегу понтонов глубина была едва по грудь. Один бы Сережка, ни за какие коврижки, не полез бы в воду, но на понтоне стоял верный друг. И уж если пришли, то надо плыть. Кто захочет дружить с трусом?
В первый раз Сергей, прижимаясь, едва не царапаясь о щиты ограждающие понтоны, проплыл без отдыха двадцать пять метров. Для него это был рекорд. Он знал, что может остановиться, встать на ноги, но он плыл и плыл. Саженками, молотя руками воду, по-морскому, как лягушка, пуская в воду носом пузыри. Опустить голову и плыть не знамо куда, было страшно, а вдруг заплывет на середину. Витьке надоело ходить посуху, он нырнул и теперь бултыхался рядом, страховал друга с глубокой стороны. Почему днем вода холодная, а ночью, как парное молоко? Вылезать из неё не хочется.
Каждую ночь, дождавшись пока угомонятся соседи по палате, а в комнате воспитателя погаснет свет, они выбирались через окно и крадучись пробирались к бассейну. С каждым разом все свободнее, смелее чувствовал себя в воде Сережа. Витька выступал в роли тренера. Не имея секундомера, он шепотом отсчитывал время. « И раз, и два, и три и четыре…» «И» перед цифрой добавлялось, что бы счет совпадал с секундами. Когда ему надоедало считать, он прыгал в воду и начинал Сережку учить нырять, кувыркаться в воде. Наступил момент когда, преодолевая страх, Сережка нырнул с бортика понтона. Шлепнулся животом так, что только брызги полетели во все стороны.
-Ты щучкой ныряй. Не прыгай высоко, все равно не взлетишь, а наклонись вперед, когда начнешь падать, оттолкнись, выпрями ноги, сам вытянись в струнку и войдешь воду нормально. А в воде только ладошки загни чуть верх, тебя самого вынесет.
Наставлял самоявленный тренер и тут же показывал Сережке как надо нырять. Дело пошло.
Сильно оттолкнувшись, Сережка в следующий раз ушел слишком глубоко и поцарапал брюхо об дно. А нырять там, где было глубже, он все равно еще боялся. Любым стилем, но что бы воды было по колено.
Командиром отряда выбрали Димку с десятой спецшколы. Школа была с уклоном на иностранные языки. Учились в основном там дети высокопоставленных или высокооплачиваемых родителей. Их дети, почему-то, считались особыми. Их и их детей любили учителя, воспитатели постоянно ставили в пример разгильдяям и хулиганам. Димка занимался водным поло, считался в отряде лучшим пловцом и посматривал на Серегу свысока. Мальчишки есть мальчишки, на второй или третий день приезда в лагерь в отряде была битва на морковках. Это когда середина мокрого полотенца зажимается в зубах, а стороны туго скручиваются. Получается гибкая, с тонким жестким кончиком морковка. Кожу она не рассечет, но красные полосы от ударов, как боевые шрамы украшали бойцов. Получил от Сережки и Димка ей поносу. Это была единственная пролитая в бою кровь. Больше Димка в драку не лез, не заедался, только всем своим видом выказывал презрение к двум, не разлей вода друзьям. Вожатая отряда Лидочка была в интересном положении. Ей было не угнаться за подростками, и наблюдение за купанием она полностью передоверила командиру отряда. Выйдя на берег залива, обходить который по берегу у нее не было ни желания, ни сил, она располагалась на одеяле в тени старого дуба и наблюдала оттуда. Да не зачем она не наблюдала. Против солнца, игравшего в волнах, кого увидишь? дремала как сытая кошка, сопровождая мурлыканьем музыку из радиоприёмника. Димка со своими верными вассалами уплыл на ту сторону залива, что бы поиграть в пятнашки между понтонами бассейна. Сережка поплюхавшись на мели, улегся на горячий песок и стал себя закапывать. Нагреб такую кучу, что торчала только белобрысая голова с облупившимся от солнца носом. Сквозь закрытые веки он почувствовал, что на лицо упала тень. Тучка? Нет. Над ним стояла Валентина Сергеевна. В одной руке она держала босоножки, в другой платье, выбирая место, где их положить.
-Здрасте.
Сережка сел, облепленный прилипшим к мокрому телу песком. И покраснел от собственного взгляда, который не мог оторвать от самой прекрасной женщины, которую он видел за свои недолгие тринадцать лет.
-Здравствуй Сережа. А ты что один?
-Так ребята уплыли на бассейн.
-А ты?
-Не захотел. – Буркнул Сережа.
-Поплыли со мной. Как вода? Теплая?
-Угу.
Только и смог произнести Сережа, отвечая сразу и на предложение и на вопрос. Признаться в том, что он не умет плавать, а тем более, что боится, было выше его сил. Да ради неё! Для неё! Рядом с ней! С ней, он готов был переплыть океан полный осьминогов.
Валентина Сергеевна шла рядом, чуть впереди, Сережка, не отрываясь, смотрел на родинку, боясь, что если будет смотреть не туда, то она почувствует, оглянется, все прочтет по его глазам.
Если смотреть с берега, то залив кажется узким, вот он бассейн рядом, рукой подать. В воде цель отодвигается, кажется недосягаемой. Валентина Сергеевна плыла свободно, высоко держа голову, чтобы не замочить прическу. Они о чем-то говорили. Она спрашивала о делах отрядных. Еще раз поздравила со вторым местом в соревнованиях. Он плыл рядом, что-то отвечал. Несколько раз их руки под водой соприкоснулись, и вода стала горяча. Он не заметил, как доплыли до понтонов. Подтянувшись, он ловко забросил тело на настил. Подал руку Валентине Сергеевне и помог забраться на понтон ей. Они сидели на нагретых досках настила. Болтали в воде ногами. Смотрели, как одинокая чайка носится над заливом, бросается в его воды и взмывает вверх с трепещущейся в клюве рыбкой. Кто-то окликнул Валентину Сергеевну и она, опершись о его плечо, легко встала, пошла к позвавшим её воспитателям. Сережка один наблюдал за чайкой. Его душа также парила, а на плече он чувствовал её прохладную ладонь.
-Чего сидишь? Обед скоро. Беги. Мы домой поплыли.
Прервал его мысли Димка. Бежать вокруг залива было намного дольше, чем переплыть его
-Поплыли.
Серега встал. Разминая, переступил с ноги на ногу.
Не глядя на него, нырнул Димка, вслед за ним попрыгали ребята. Сережа оттолкнулся, и ему показалось, что он сейчас как во сне будет парить над водой. Короткий, но такой восхитительный полет. Ласковая вода, насквозь пронизанная лучами солнца. Он легко догнал ребят и плыл рядом с ними. Ему казалось, что Валентина Сергеевна наблюдает с понтонов за ним, и он старался плыть красиво. Гребок, руки под себя, ноги согнуты в коленях и в следующее мгновение тело вытягивается, ноги дают толчок, а выпрямленные руки рассекают воду. Гребок, вдох и снова на выдохе толчок. То кромка неба над волной, то солнечный янтарь воды. Кто-то из мальчишек, пенящий воду саженками отстал, кто-то плывет впереди, а берег вот он и уже камешки дна перед глазами. Воды по пояс. Легкая дрожь усталости. Одежды Валентины Сергеевны рядом с его одеждой нет. А он и не заметил, когда она уплыла.
-Ты уже здесь? – Удивился Димка, увидев его прыгающим на одной ноге, а второй пытавшегося попасть в шорты. – Хорошо бегаешь, легкоатлет.- Добавил он с чувством превосходства, вложив в слово - легкоатлет, всю свою иронию.
Сережка промолчал. Он переплыл. Переплыл!!! Кричало, бушевало в нем все его естество. Зачем доказывать кому-то, когда он сам себе доказал, что он не хуже их. Только с Витькой, который сегодня дежурил по отряду, Серега поделился своей радостью. Той же ночью в доказательство нырнул в самом глубоком месте бассейна. И уже не Витька, а он его учил делать кувырок через руку у стенки. Каждую ночь ребята плавали, ныряли до красноты в глазах. За три недели Сережка вытянулся, похудел, и как-то спал с лица. Когда, постирав шорты, надел джинсы, они оказались ему коротки. Коротки стали и брюки, а на танцы в шортах не пускали. В коротких, по щиколотку штанах Сережка был похож на молодого, задиристого петушка, со стоящим дыбом хохолком отросших светлых волос. А в шортах «Низя!!». За моральным обликом воспитанников блюла Лидочка Альбертовна. Глядя на брейк, или как оно называется, что вытворяли ребятишки на сцене, она от зависти зеленела. К ней подкатывала тошнота. Впрочем, в этом возможно была виновата её беременность, но детишкам от этого жизнь слаще не казалась. После тренировок и вечерних плясок отряд засыпал мертвым сном, только Сережка с Витькой не могли дождаться того часа, когда погаснет свет в комнате Лидочки. Летели за окно сандали, вслед за ними бесшумно выскальзывали две тени. Не спалось в эту ночь Димке. Он встал, посмотрел в окно вслед исчезающим теням. Почесал затылок и пошел будить Лидочку.
Просыпаться Лидочке не хотелось, но Дмитрий настойчиво барабанил в дверь костяшками согнутых пальцев. Накинув халат, вожатая выглянула в щель приоткрытой двери.
-Ну, чего тебе?
-Лидия Альбертовна, Смирнов с Петровым самовольно покинули территорию лагеря.
- Што?- Спросонья во рту у Лидочки было сухо. Хотелось пить, а не разговаривать.
- Может они в туалет пошли?
-Туалет в другой стороне. - Настаивал Дмитрий. – Я видел, они не туда пошли.
-Куда?
-Не знаю. Но…
-Подожди, я сейчас. Оденусь.
Лидия Альбертовна лично убедилась, что постели друзей пусты. Вышли на территорию, спугнули целующихся на лавочке под акацией вожатых из соседних отрядов. Они, конечно, никого не видели и ничего не слышали. Прошлись аллейками до девичьих корпусов. Там царила сонная тишина. Зато свой сон окончательно разогнали. Разозленная Лидия Альбертовна подняла и построила отряд. Пересчитала по головам и отправила всех искать Виктора с Сергеем. А что их искать. Увидев лучи фонариков шарящие по берегу, по лодочной станции они сами поспешили обратно. Как проскочили мимо своих товарищей и бдительного ока Лидочки, известно только Богу. В отряде горел свет, пустые кровати со скомканными одеялами и тишина. Ребята вышли на крыльцо где столкнулись с изумленной Лидией Альбертовной. Весь отряд не спит, ищет их. А они, видите ли, прохлаждаются в палате. Собрать и уложить отряд оказалось тяжелее, чем поднять.
Утром перед строем, а потом на совете отряда их стыдили и корили. Не прошло незамеченным происшествие и для руководства лагеря. С Лидии Альбертовны потребовали отчет, почему ночью отряд вместо сна разгуливал по территории и светил в окна девичьих палат. Она во всех грехах обвинила Сергея и Виктора.
-Да не светили мы в окна, Виктор Борисович.
-Тогда где же вы изволили быть, молодые люди?
Директор тоже сердился не на шутку. До конца сезона оставалось несколько дней и он так надеялся, что обойдется без ЧП.
-Мы на речку ходили.
-Что там делать ночью-то?
-Не врите.
Добавляла пошедшая пятнами Лидочка. Она надеялась немного заработать и отдохнуть перед родами. Укрепила здоровье? Больше никогда, ни в какой лагерь она не поедет. Гори они пропадом эти подростки.
-Так, где вы были? Почему нарушаете режим? – Продолжал настаивать директор лагеря.
Ребята насуплено молчали.
-Все я устал. – И как приговор. - Так звоните родителям и пусть они вас сегодня же забирают.
-Виктор Борисович. Не спешите. Давайте попробуем разобраться. Я ребят знаю, они не хулиганы. - Вмешалась молчавшая до этого Валентина Сергеевна. – Сережа, где вы были?
- Так я и говорю; на бассейне мы были.
- А зачем?
-Я плавать учился. А Виктор меня учил.
- Так ты же умеешь? Сама видела.
-Так я там и научился. Хотелось еще лучше научиться.
- А ночью то почему?
-Днем ребята смеются, что я плавать не умею.
-Сейчас, говоришь, научился? – В глазах директора загорелась искорка интереса.
-Научился.
-Хорошо. Проверим. Завтра соревнования. Вот на них и поплывешь. Не докажешь, что научился, будешь заклеймен позором на линейке перед всем лагерем. Ты и твой тренер. Свободны.
-Спасибо.
-Спасибо.
Сказали они почти в один голос директору, но Сережкины посветлевшие глаза с благодарностью смотрели на Валентину Сергеевну. Едва слышно он еще раз произнес. – Спасибо. – на этот раз только для неё. Ожидать Лидочку они не стали, а бегом рванули в отряд. Директор сказал; «Свободны». Свободны!!!
В отряде Димка веселил своих верных вассалов.
- Наш утюг завтра на соревнованиях по плаванию будет участвовать. Все будут плыть, а он по понтону бегать туда – сюда, кто быстрей.
- Не-е. – поддакивал кто-то из-за Димкиной спины. – Он с тумбочки топориком и по дну, по дну.
Несколько человек, с кем Сережка успел подружиться, искренне радовались за друзей, что тех не выгнали из лагеря. А завтра? Так на то оно и завтра. В детстве кажется, что завтра не наступит никогда.
Оно наступило. Сергей попал в один заплыв с Димкой. Когда объявили его фамилию «Петров», встал на тумбочку и картинно, в приветствии помахал рукой Виктору. Димка, попавший на первую дорожку, скорчил ему рожу. Сделал рукой движение показывавшее, что уйдет Сережа на дно, и добавил; «Буль - Буль»
- На старт.
Одновременно с командой «Марш» Сережа оказался в воздухе. В нырке он даже смог на полметра опередить Димку. На вдохе из-под руки он видел, что тот сокращает это мизерное расстояние и к противоположной стенке они подошли одновременно. Сергей не зря тренировал переворот и кульбитом снова сумел вернуть выигрышные полметра. И снова Димке приходилось их наверстывать. Димку это злило. Ему плыть вровень с тем, кого он считал попрыгунчиком, легкоатлетом. С настила скандировали; «Серега, Серега» и только изредка пробивалось; «Дима». Стукачей-ябед нигде не любят, а уже весь лагерь знал, что переполох утроил Димка, наябедничав вожатой на ребят. Пловцы почти не слышали криков, только шум, неразборчивый гул. Вдох под руку на замахе, выдох в воду, снова вдох, а сзади, поднимая бурун, секут воду ноги. Летят секунды, десятки, но с каждым гребком ближе стенка. Кувырок и снова Сережка выиграл полметра. Поторопился Димка, открыл рот для вдоха раньше, чем вынырнул. Поперхнулся водой, зашелся в кашле. Уже не плыл, а просто шевелил руками, что бы не пойти ко дну, Откашлялся и, глянув на удалившихся соперников, поплыл к к ближайшей стенке. Но темп он задал хороший и Сергей не сбавлял его, наоборот оттолкнувшись в последний раз от противоположной стенки он, казалось, приобрел второе дыхание. «Работай ногами», всплыл в голове совет тренера и он стал еще чаще буровить воду. В своем заплыве он первым коснулся стенки под тумбочкой. Подтянулся, хотел вылезти, но ноги не слушались его. Жесткая боль скрючила сначала одну, потом другую. Икры закаменели и он едва не свалился обратно в воду. Его подхватили под руку подбежавшие вместе с Виктором друзья. Усадили на горячий настил, стали растирать ноги, приговаривая; « Ну ты молоток, самого Димку надрал». Хлопали по спине. «Молоток». А Витька добавлял; «Вырастешь - кувалдой будешь». Еще оставались заплывы девчат. К окончанию соревнований Серега расходился. Хотя икры немного ныли, в лагерь он бежал, чуть ли не вприпрыжку. На стенде у столовой судебная комиссия вывесила результаты соревнований.
-Серега, ты первый. Ура!
Обрадовано толкал, мутузил, обнимал его Витька. Откровенно радовался весь отряд. Они натянули нос первому отряду, а там были подростки на год, на два старше. Так повелось, что нечетные отряды были мальчишеские, четные девчат. И на линейке отряды так и стояли по периметру квадрата, мальчики, девочки, мальчики, девочки. Первый, второй, третий, четвертый. Когда директор объявил его фамилию, Серега ничуть не жалел, что он не в первом отряде, где до флагштока два шага. Идти под рокот барабанов и восхищенными девичьими взглядами второго отряда было приятно. Приятно стоять рядом с незнакомой девушкой в ожидании остальных призеров, приятно получать кубок и грамоту. Приятно было крепкое рукопожатие директора и его короткое; «Молодец». Приятен был и разговор с ним после линейки.
-Так говоришь, плавать учился?
-Да.
-Что, действительно, совсем плавать не умел.
-Немного. На мели.
-Тогда у тебя талант. Бросай легкую атлетику и переходи ко мне в секцию плаванья.
-Я не легкой атлетикой. Я лыжами занимаюсь. Зимой.
-Оно заметно. Дыхание хорошо поставлено и сила есть в руках и ногах. Подумай и приходи в «Дельфин». Лучше летом, понравится, останешься на зиму.
Виктор Борисович улыбался, словно Сергей уже был его учеником, и не опозорил его седин.
-Хорошо. Приду.
В день отъезда погода испортилась. Небо нахмурилось, ветер лохматил волну. Все забились в каюты теплохода, только Сергей стоял на верхней палубе, смотрел на проплывающие мимо берега и высматривал, за каким поворотом покажется город. Ему не терпелось домой. Поделиться, рассказать, показать кубок, грамоты. Мамка покачает своей головой, погладит по голове и как всегда скажет; «Хвастун». Отец, скупой на ласку, наоборот его голову взлохматит. «Молодчина» - что из его уст дорогого стоит для Сережки. Теплоход, грудью пробивая встречную волну, вздрагивал, брызги залетали на палубу.
- Не застынешь.
Вышла на палубу Валентина Сергеевна. Встала рядом, ежась под ветром.
-Нет. Я в куртке.
Горбились внизу тяжелые волны. Порывы ветра трепали прическу Валентины Сергеевны, она убирала их с глаз, но ветер снова и снова, играя, укрывал её лицо. Сережка искоса поглядывал на учительницу. Ему стало жарко. Урони она сейчас колечко он, не задумываясь, бросился бы в бушующую реку, отыскал бы, вернул бы.
-Иди, Сережа. Простынешь.
-А вы?
-Постою немного. Душно внизу. А ты иди, собирайся. Вон и город показался. Скоро причалим.
Впереди, в разрыве туч, проглянуло солнце, заиграло золотом на куполе собора Петра и Павла, который как маяк возвышался на высоком правом берегу, окруженный зеленью старого парка. Отраженный яркий луч, понеся по белым барашкам волн, зовя, маня, указывая путь.