© Copyright: Виктор Калинкин, 2016. Свидетельство о публикации №216020801728
Полуфиналист 2-го Международного литературного фестиваля-конкурса «Русский Гофман» в 2017 году
К Читателю:
Новая Россия, начало 90-х. Челноки, малиновые пиджаки, рэкет, разборки, братки, бабочки, войны, дефолт... Всё преодолели. Пройдет время, сформируется романтический образ прошлого и переползёт незаметно в учебники. А те, кому не удалось преодолеть, пережить, что бы они сказали, как бы они оценили? Да вот, хотя бы такие, как он...
/ Наливался тучами закат,
/ Перестройку начали с рассвета…
Из магазина, расположенного на окраине микрорайона, вышел дядя Ваня. В руке – любимая сумочка, сшитая из болоньи. Ступал медленно, как бы приставными шагами, по сторонам не смотрел, больше – под ноги. Проходя мимо мусорных контейнеров, услышал хруст, повернул голову и увидел за контейнером бледного человека неопределённого пола с всклоченной головой. Губы и подбородок его были залеплены пищевыми отбросами: то ли рыбой, то ли творогом, в руке он держал куриную косточку, покрутил, разглядывая, и отгрыз второй хрящик. Дядя Ваня нахмурился, поджал губы и засопел. Минуту спустя свернул к очередному кварталу и направился к типовой четырёхэтажке. Вошёл в обычный подъезд, в котором стены и запах тоже были обычные. Проходя мимо почтовых ящиков, сунул мизинец в отверстие одного из них – нет ли почты. На четвёртый этаж поднялся с трудом. Достал ключи, открыл дверь и, пошаркав у порога, зашёл.
В крошечной прихожей, упираясь в пятки, снял старые кеды. На кухне бросил на стол кошелёк, выложил покупки: полбуханки чёрного, бутылку молока и банку консервов. Привёл себя в порядок и вернулся на кухню. Нарезал хлеб, открыл консервы и присел у окна. Ел из банки, хлеб посыпал солью и запивал молоком. Остатки убрал в пустой холодильник.
Прихватил кулёк с семечками, чашку и прошёл в комнату. В комнате включил старенький телевизор и уселся на диван. Брал семечки из кулька, расщеплял, шелуху бросал в чашку, семечки – в рот и не спеша пережёвывал. Показывали выступление группы «Наутилус помпилиус»: что-то про гороховые зёрна. Подошёл к телевизору, взял с угла тумбы пассатижи и переключил канал. Посмотрев, как работают со зрителем «напёрсточники», переключил на другой. Показывали экранизацию новеллы О'Генри «Фараон и хорал».
Дядя Ваня вернулся на диван. Смотрел недолго – собственные размышления подняли и направили к книжной секции. На полке нашёл томик О’Генри, развернул, нашёл новеллу, начал читать, перешёл на диван, прочитав, вернул книгу на полку. Задумался, подошёл к окну, за окном – ночь. Постоял, вернулся на диван. Мысли на его лице не отражали эмоций, но покоя они ему не давали. Встал, подошёл к серванту, поднял трубку телефона – тишина... Положил на место. В голове его зрел план.
Дядя Ваня принёс из второй комнаты кожаный портфель с двумя застёжками. Подошёл к серванту и принялся выдвигать ящички, копаться, а что нужно, выкладывать на стол. На столе оказались паспорт, партбилет, грамоты, фотографии, вымпелы со значками, орден «Знак Почёта», комплект ключей. Долго всматривался в пожелтевшую фотографию. На ней – мужчина в будёновке и женщина. Мужчина держал младенца, завёрнутого в одеяло. Дядя Ваня захлюпал носом.
Всё, что было на столе, переложил в портфель, сел и начал писать письмо. Ключи и письмо положил в конверт, запечатал и убрал в портфель. Вышел, запер дверь и спустился на второй этаж. Подошёл к двери квартиры, где жила бывшая одноклассница, позвонил. Послышалось шлёпанье тапочек.
– Кто там?
– Света, это – Ваня с четвёртого, – глядя под ноги, ответил дядя Ваня.
Дверь открылась, и на площадку вышла Света.
– Здравствуй, Иван. – Оглянулась и зачастила, чуть шепелявя: – Извини, мои такой бардак устроили. Давай здесь поговорим.
– Здравствуй, Света. Вот какое дело: уезжаю на неделю, может, на две. Пригласил друг один. – Кивнул на портфель. – Здесь мелочь разная, в конверте – на всякий случай письмо и ключи. Юра, может, заедет. Часть их сократили, самих бросили. Передашь?
– Конечно! Давай… Далеко едешь?
– Да нет. Завтра к обеду буду на месте. Пойду собираться.
– Счастливого пути, Вань.
***
Дяде Ване не спалось, он вздыхал, ворочался, как только рассвело, встал и вышел из комнаты. Вернулся, запихнул постель в шкаф. Глядя на двор родной до боли, выполнил пару простеньких упражнений, сделал глубокий вдох, наклонился и замер… осторожно выпрямился.
В ванной комнате поводил бритвой по щекам, в глаза старался не смотреть. Прошёл на кухню, заглянул в кошелёк, вздохнул и швырнул в мусорное ведро. Достал из холодильника остатки ужина. Пожевал, поморщился, пустую бутылку поставил под раковину.
Во второй комнате взял из шкафа новые ботинки с ремешком на щиколотке. В прихожей с помощью длинной ложки обулся. Не получалось завязать шнурки. Выдвинул скамеечку, сел и, изворачиваясь, на боку, кряхтя и отдуваясь, втиснул веревочки негнущимися пальцами между носками и чёрной кожей. Отдышался, попробовал встать – не получилось. Развернулся спиной вверх и осторожно поднялся, упираясь в скамеечку, затем – в стену.
Ещё раз прокрутил в голове свой план: «На вокзале подойду к ментам, мол, отстал от поезда. Спрошу, когда ближайший скорый на Бухарест? А они – о-о-о! У старика крыша поехала. Спросят: Ты кто? А я им: Ничего не помню, сынки. – Усмехнулся довольный. – И накормят, и спать уложут, и витрины бить не надо, всего-то и делов».
Вышел, запер дверь и начал спускаться, делая остановки на каждой ступеньке. Повернув в очередной раз, увидел ниже на один пролёт Свету. Она ждала, когда он освободит лестницу.
– Доброе утро, Ваня. Ты ещё не уехал?
– Доброе утро. Вот в аптеку сбегаю.
Здесь пластмассовая лента перил заканчивалась завитком. За железную полоску, которую она обхватывала, рука зацепиться не успела. Дядя Ваня, чувствуя, что теряет равновесие, и, видя только широко раскрытые глаза, сел и съехал к ногам Светы.
– Старичок ты мой. – Света по кругу обошла его и отряхнула. – Вань, ты вчера смотрел выступление президента? Помнишь, он...
Дядя Ваня отрицательно помотал головой и, задыхаясь, вышел во двор.
На скамеечке, подперев голову тростью, сидел сосед. На лацкане – значок «Ветеран ВОВ».
– Здорово, Иван Денисович. Куда это ты собрался? Смотрю, ботинки у тебя лётчицкие.
– Здорово, Николай Алексеевич. В аптеку. – Дядя Ваня присел рядом, постучал ботинками. – Юра подарил.
– Так и не нашёл Наташину трость?.. Может, среди могилок поставил, когда на сорок дней ходили? Возьми мою. Я часок ещё посижу.
Дядя Ваня отрицательно помотал головой. Сосед, поглядывая на прохожих, перешёл к любимой теме о единстве армии и народа:
– Да-а! Вся страна в камуфляже: и бомжи, и торгаши, и дачники, и пенсионеры, и молдаване, – поделился он результатами наблюдений и, как водится за стариками, вспомнил свои времена:
– А бывало, офицер... погоны-то на нём золотые, шинелька талию и спинку поддерживает, сапоги сияют или брючки наглажены так, что обрежешься. А женщина рядом, – сосед поиграл плечами, – такая вся гордая вышагивает.
Дядя Ваня встал.
– Я тебе лучше анекдот расскажу, что Юрка в прошлый раз привёз. Ты ж техником был?
Сосед кивнул и открыл рот.
– Ну вот: «Армии НАТО без войны оккупировали Россию. По аэродромам слоняются летуны и технари. Что с ними делать? Америкосы решили спросить у замполита. Тот предложил отрезать воротники и зашить карманы – сами вымрут».
Сосед засмеялся, закашлял. Дядя Ваня похлопал его по спине и направился в сторону бульвара.
***
Брёл он медленно, своим стилем. Идти было не то чтоб легко, скажем, не трудно. Да, покачивает. Да, ноги заплетаются, и шнурки болтаются. Неожиданно дядя Ваня заметил и понял, почему его обходят, сторонятся. Как вести себя, решить не успел: его внимание отвлекло ощущение жжения в середине груди, за косточкой. Подошёл, загребая ботинками, к скамейке. Удивился, что успел оценить её как последнее ложе, усмехнулся, мол, всё пройдет. Постарался дышать ровно, глубоко, как вдруг вовнутрь хлынул поток расплавленного свинца. Дядя Ваня подскочил, рванулся вперёд и упал на скамейку. Правая рука оказалась под ним, колени на асфальте, голова вблизи урны, дышать стало тяжело, окружающее виделось в тумане и только на уровне пояса.
За этим наблюдала из своего окна приболевшая третьеклассница Юля, откусывая понемножку от булочки и запивая молоком. Юля быстро поставила чашечку на подоконник, сверху – булочку. Побежала в комнату, схватила трубку телефона, набрала номер и стала ждать, переступая и приседая.
– Мамуля! Здесь дядя… Нет, он на скамеечке… Не перебивай, послушай! Старенький, он заболел и упал на скамейку... Нет, они на работу спешат... Мамуля, позвони скорой помощи… Позавтракала.
Встревоженная, но довольная Юля вернулась на свой пост.
Дядя Ваня лежал в той же позе. У левого колена набежала лужа. Послышался звук стеклянной бутылки, извлекаемой из урны. Тень прошла мимо, и кто-то присел у его ног. Через минуту этот кто-то снял с него ботинки и ушёл.
Остановилась парочка.
– Владик, может, помощь нужна?
– Ну что ты, ему так хорошо, смотри, даже в штаны надул. – Парень хохотнул. – Ну его, алкаша, пачкаться.
– Дурак ты.
Мимо пробежали мальчишки. Прилетел окурок, ударился об урну, отскочил и, оставив пепельный штрих на переносице дяди Вани, упал рядом. Вслед донесся дружный смех.
Прошуршав, остановилась машина скорой помощи. Вышли два белых халата:
– Поднимайся, батя! Что ж ты с утра так надрался!
Медбратья подняли дядю Ваню за плечи и усадили на скамейку, тот тихо застонал и прошептал:
– В Бухарест надо... в дом престарелых... в больницу. – И добавил, чуть ли не плача: – Я ж ничего не помню.
– Стоять можешь? – прокричал один из братьев в самое ухо.
Дядя Ваня кивнул. Медбратья подхватили его под руки и поставили на ноги. Видно стало, что брюки у старика были мокрые от гульфика до левого колена. Белые халаты пристроились по бокам.
– Ну, ступай, отец!
Через пару мучительных шагов дядю Ваню качнуло вправо, ушёл вправо белый халат, качнуло влево, ушёл левый. Старика потянуло вверх, его босые ноги забились в ритме ирландского танца. Как дерево, потерявшее корни, он начал крениться, повернулся затылком к земле, ещё мгновение, и его голова с размаху ударилась об асфальт. Прохожие на глухой треск кто обернулся, кто поднял взор, а те, кто не успел отвести глаза, могли видеть, как ноги в серых носках, замедляя танец, успокоились.
В окне, как ящерица на солнышке, замерла Юля, прижавшись к стеклу щекой и ладошками. В глазах – боль, на губах – крик...
Медбратья, не сговариваясь и не встречаясь взглядами, потянули носилки из кареты с таким недавно желанным «Скорая помощь» на борту.
Полные тексты других произведений найдёте в книгах, которые можно свободно
скачивать здесь: https://vk.com/viktor_kalinkin