Национальные особенности
Зимой некоторое время я играл с ингушом, имени которого не помню. Однажды ему зачем-то потребовалось забежать к себе домой, и я зашёл вслед за ним и остановился у порога. Запомнилось, что земляной пол был сантиметров на сорок ниже порога. Около стены стоял топчан, на котором сидел старик. Запомнился ковёр позади старика. Мать что-то сказала сыну по-ингушски, мы вышли на улицу и продолжили играть. Больше с ингушом я не играл. Причина простая, он ко мне перестал подходить. Арыкбалык был многонациональным. Здесь жили русские, украинцы, поляки, белорусы, греки, немцы, мордва и другие. Все говорили по-русски и общались друг с другом как с равными, не обращая внимания на национальную принадлежность. Исключение составляли представители только двух национальностей. Это казахи и ингуши.
Казахи отличались тем, что их в селе практически не было. Если казах и заезжал в село, то он резко выделялся на общем фоне своей национальной одеждой. Недалеко от нас некоторое время снимала жильё пожилая казашка Кожемкулова с трёхлетним ребёнком. У казахов есть обычай, согласно которому первенца они отдают родителям, чтобы было кому присматривать за ними в старости. Моя мать помогла Кожемкуловой оформить документы на пенсию. Вообще-то моя мать совершенно бескорыстно помогала многим. В знак благодарности Кожемкулова угостила нас кумысом. Кумыс мне понравился. Но с тех пор пить его мне так и не довелось. Кожемкулова вскоре уехала, а вместо неё поселились другие постояльцы.
Ингуши выделялись своей обособленностью. Ингушские дети в основном играли только друг с другом, взрослые также предпочитали своё общество. Мой отец был в очень хороших отношениях с ингушским муллой. Из его отдельных высказываний я понял, что этот мулла был человеком мудрым и не лишённым чувства юмора.
Но, по-видимому, общины по национальному признаку всё-таки были. На эту мысль меня наталкивает один из эпизодов в моей жизни. Я тогда учился в восьмом классе. И вот как-то раз ко мне подошла небольшая группа учеников разных классов, белорусов по национальности. Вопрос был задан в упор: «Ты белорус?». «Да вроде бы нет». «А почему тогда ты некоторые слова произносишь по-белорусски». «Какие слова?». «Вместо тарелка, ты говоришь талерка, вместо коридор, говоришь калидор, вместо советский, говоришь савецки …».
Вначале я удивился. Ведь на бумаге эти слова я пишу правильно. Я стал следить за своей речью. Оказалось, что ребята правы, я действительно в свою речь вставлял белорусские слова. Логичнее было бы, если бы я в своей речи использовал украинские слова. Всё-таки моя бабушка по матери запорожская казачка, да и мать поёт украинские песни. А тут белорусские. Где и когда я нахватался белорусских слов? Загадка.
Впрочем, мы сами о себе знаем не всё. Однажды, когда я учился в шестом классе, отец зашёл в школу и поинтересовался моими успехами. «А кто это такой?» — спросил его один из учителей. «А это тот самый, который пишет букву «р», как букву «п»» — подсказал другой учитель. «А! Ну этого все знают». После рассказа отца об этом случае, я открыл тетрадку и убедился, что у написанных мной букв «р» хвостики действительно коротковаты. Ничего не поделаешь, в дальнейшем пришлось следить за написанием буквы «р».
Баба Катя
В апреле 1952 года у мамы родилась тройня: Валерий, Людмила и Тамара. За детьми надо было присматривать. К этому времени дядя Ваня переселился в Константиновку. Будучи в Константиновке отец поинтересовался у него, нет ли в колхозе одинокой старушки, которую можно было бы взять в няньки. Такая нашлась. Так в нашем доме появилась Екатерина Семёновна Пархоменко. Несмотря на свой возраст (семьдесят пять лет), она была ещё довольно крепкой.
Баба Катя была неграмотной, но в уме считала неплохо. Пережила трёх мужей, Она трижды выходила замуж и каждый раз за грека. Двое детей погибли в гражданскую войну. Вместе с последним мужем её перед второй мировой войной выселили с Краснодарского края в Казахстан. О себе баба Катя практически ничего не рассказывала. Однажды я спросил у неё: «Когда жизнь была лучше: при царе или сейчас?». «Конечно при царе», — ответила она, — «Я тогда молодая была».
Вообще-то в здравом уме бабе Кате отказать было нельзя. Когда я учился в восьмом классе, в школе появился новый завуч, довольно полный мужчина. За обедом отец как-то сказал, что этот завуч окончил два института: строительный и педагогический. Баба Катя тотчас отреагировала: «Чи вин такий дурный, что ему одного института мало?».
Прожила баба Катя в нашей семье почти до 1968 года. В 1967 году родители решили перебраться поближе к родственникам. Вначале мать изъявила желание переехать во Фрунзе к тёте Фае. Но прожив во Фрунзе месяц, она отказалась от этой идеи. На юге у неё начали сильно отекать ноги, отмороженные ещё в армии. Поэтому решили переехать в Кочки, к родственникам отца. Баба Катя переезжать отказалась. Дорога тяжёлая, да и мыкаться по квартирам в её возрасте было непросто. Бабу Катю устроили в Имантавский дом престарелых, в котором её периодически навещал дядя Ваня. Умерла баба Катя в возрасте 95 лет.
Родители, переехав в Кочки, вначале поселились у тёти Фени, сестры отца. Жильё они получили только через год. В Арыкбалыке большинство было приезжих и поэтому все были равны. А вот в Кочках родители столкнулись с местничеством. Несмотря на то, что отец был родом из тех мест, почти десять лет мои родители ходили в родственниках Гранкиных и только потом их признали за своих.
Пионерский лагерь
В своей хронологии я стараюсь придерживаться каких-то событий, к которым достоверно можно привязать определённую дату. Но вот с точной датой открытия пионерского лагеря в живописном месте около озера Имантау у меня возникли сомнения, поэтому излагаю свою версию. А ведь когда-то хорошо помнил.
Пионерский лагерь областного значения был открыт в 1952 году. Так как он ещё не был обустроен, то первый набор был в основном из Арыкбалыка. Мест было много, поэтому в первый набор попали и школьники младших классов и даже дошколята. Таким образом, я в первый и последний раз оказался в пионерском лагере.
С удовольствием вспоминаю об этом времени. Это была вольница. Спали мы в палатках на соломенных матрацах. На завтрак, обед и ужин нас созывали горном. После завтрака мы были полностью свободны. Контроль над нами был слабый.
Помню, как я со своим товарищем ходил на сопку к какому-то роднику. Также мы бегали купаться на озеро. Для этого мы уходили подальше от лагеря и, в основном, плескались около берега. Глубже чем по пояс мы в воду не заходили. У нас чётко господствовало убеждение, что если зайдёшь в воду по шею, то может утянуть на глубину. Впоследствии я проверил это утверждение. Действительно, если зайти в воду по шею, так чтобы оказаться на цыпочках, то выйти на берег очень сложно. Любое неосторожное движение, только усугубляет положение. И поэтому, кажется, что тебя действительно затягивает глубина. Но если умеешь плавать или хотя бы нырять, то выйти на берег можно без всяких проблем.
Нырять я научился, а вот плавать нет. И причина была банальная. Когда я поинтересовался у одного из плавающих, как нужно двигать при плавании руками, то он видимо подшутил надо мной. Он сказал, что для того чтобы плыть нужно выставить согнутые в локтях руки перед собой и вращать их относительно друг друга. Причём он показал, как это делается. Мои попытки повторить в воде эти движения приводили к тому, что я быстро шёл на дно.
Сигнал горна к обеду нам был не нужен. У нас были свои биологические часы и минут за пять — десять до обеда мы все как по команде дружно собирались около навеса с обеденными столами. После обеда был тихий час. И хотя за входом в палатку присматривал воспитатель, нам никто не мешал, приподняв полог палатки, сбежать от этого мероприятия.
В одном из походов по берегу озера, мы увидели змею, которая проползла мимо нас и скрылась в воде. Мы заметили, откуда она выползла, и обследовали это место. Между камнями мы обнаружили яйца величиной с голубиные. Кожура этих яиц была мягкой. Разорять кладку мы не стали. Мало ли что. А вдруг змея отомстит.
Напротив лагеря находился остров. Он всегда привлекал моё внимание. Очень хотелось побывать на этом острове, но так и не довелось.
На ужин мы все собирались перед сигналом горна. Несмотря на такую вольницу в лагере не было ни одного чрезвычайного происшествия. Когда закончилась смена, родители приехали за мной на телеге. А вот в лагерь я с отцом добирался пешком. По моим прикидкам до лагеря было километров семь-восемь.
Мать вспоминает, что для расширения сарая отец выписал и заготовил жерди. Он взял коня у райкомовского конюха Красникова, жившего недалеко от ветряной мельницы, и вместе с мамой перевёз из леса жерди. Перед тем как вернуть лошадь они съездили за мной.
Сарай отец достроил сравнительно быстро. Сарайчик для коровы уже был. Нужно было продолжить стены так, чтобы получившееся сооружение стало пристройкой к дому. Отец поставил столбы. С двух сторон набил жердей. Промежуток между жердями забил навозом, в котором недостатка не было. Был свой и кроме того сельские жители вывозили лишний навоз за гору и выгружали на склоне в виде куч. Пришлось повозиться с воротами, дверями и крышей. Но к зиме сарай был готов.