http://www.proza.ru/2016/02/02/2592
Олег Анатольевич попросил Ирину проводить его до крыльца. Она дёрнула за шнурок, выключив настенную лампу под цветным абажуром над кроватью Зары; набросила пальто и вышла вслед за ним.
– Да, лекарства, таблетки… всё это хорошо ... на короткое время, но, ведь поймите, – он как-то очень мягко и тихо произнёс «поймите», – главное, как ещё и душа человека помогает организму бороться с болезнью, а у Зары, чувствуется, душа не на месте, болит…Что тут можно посоветовать?
Утро морозное, скрипучее… Снегирь присел на ветку яблони и осыпал снежный покров сверкающим дождём. У Ирины перехватило дыхание: «вот эта зимняя волшебная сказка… почему она остаётся всего лишь фантастической холодной и безучастной красотой? Что в ней такого, что притягивает к себе человека, даже самого отрешённого, потерянного и слабого? А, может быть, и не настолько холодной? Со временем, красота, что однажды заполнила каждую клеточку сознания, вдруг в одночасье становится целебной и возрождающей силой»…
– Ты меня не слушаешь? – спросил Олег Анатольевич, проследив за взглядом Ирины, ставшим вдруг задумчивым и равнодушным. Она не заметила, как он запросто перешёл на «ты».
– Нет, что Вы, кого ж мне ещё слушать-то… просто думаю про Зару, ведь мне без неё… – почти прошептала она и, стыдясь навернувшихся слёз, уткнулась лицом в воротник.
Под утро, когда тихое посапывающее дыхание Зары успокаивало Ирину, ей удавалось немного подремать. В первые же минуты чуткого сна появлялся Костя, он молча смотрел на неё долгим взглядом, удивляя не столько цветом, сколько нежностью красивых серо-голубых глаз. В такие мгновения только от него, одного-единственного, она ждала тепла, сочувствия и надёжной защиты. Хотелось пожаловаться, рассказать, как тоскливо и безрадостно идёт жизнь, как мечтает, что произойдут перемены, и это время обязательно наступит, ведь та короткая встреча на вокзале не может быть случайной: какое-то зёрнышко надежды запало в душу и теперь стремится прорасти…
Странное дело: воспоминания о детстве заставали Ирину ещё во сне. Пробудившись, она лежала без движения, боясь разом стряхнуть знакомые картинки отрывочных сновидений, которые сами собой укладывались в ленту событий далёкого прошлого.
…В то время Иришке исполнилось двенадцать лет. Мама зашла в комнату и, улыбаясь, слегка прищуриваясь, заявила, что они едут погостить на пару недель к её сестре Анне в Барнаул. А дальше – долгие сборы, волнения от того, чтобы ничего не забыть: светлые туфли с ремешком на пуговке, плиссированную юбочку, блузку с рукавом «фонарик», вязаную кофту со «стоечкой», любимую расчёску и другие нужные мелочи… всё это проверялось, и по сто раз перекладывалась в коричневом дерматиновом чемодане, купленном по такому случаю, для Иришки.
Шум, привокзальная толкотня, и вот, взволнованные предстоящей поездкой, –столь редким событием в их монотонной жизни, они добрались до купе плацкартного вагона. «Мам, давай я сразу постель приготовлю и полезу наверх». Молодой человек, – сосед с боковой полки, – помог достать и развернуть жиденький матрас, пихнул в изголовье комковатую подушку.
Состав дрогнул и медленно поплыл, словно на бреющем полёте. Иришка расстелила ещё чуть влажное постельное бельё, отдающее запахом дешёвого стирального порошка. Забравшись на верхнюю полку и прижимаясь подбородком к подушке, она следила, как за окном чередовались столбы с табличками и непонятными надписями «Зона контактного провода», «Осторожно! Негабаритное место». Солнце, отражаясь светящимся пятном, скользило по рельсам параллельного пути…
«Пирожки с картошкой, с капустой, ватрушки! Молоко деревенское, творожок… всё свеженькое, кто желает, пожалуйста!» – выкрикивает весь набор полная раскрасневшаяся тётка. Пробираясь с внушительной сумкой по вагону, она предлагает домашнюю стряпню и молочное, торопится – всё нужно распродать быстро, ведь на следующей станции ей выходить. «Иришка! Спускайся, чаю попьём, да и еды своей полно набрали…» Стаканы с подстаканниками – это «отдельная песня»: интересно разглядывать металлическую штамповку со знаком МПС и замысловатый узорчатый рисунок. Ложечки позвякивают в такт движению вагона, а чай кажется каким-то особенным и его неповторимый вкус запоминается на всю жизнь….
Начинает темнеть. Вдруг, от неожиданности резко вздрагиваешь: перед глазами мелькают чёрные квадраты, а в проёмах на долю секунды проскакивает закатное солнце – это, на большой скорости с жутким громыханием, встречный товарняк перекрыл безмятежный вид за окном …нужно успеть вовремя начать счёт несущихся вагонов – 69, 72, 78… Товарный состав пролетел, всё стихло. И вновь, тихие, умиротворяющие картины следуют одна за другой: деревья, качающие ветками вслед; вспаханная противопожарная полоса; одинокая коза, привязанная к колышку; перевёрнутые вверх дном стеклянные банки, насаженные на штакетник забора, и, выложенные камушками на откосах, надписи «Миру-мир», «Счастливого пути»…
Приглушённый свет, перестук колёс и ещё из воспоминаний – самое тайное, сокровенное, скрытое от посторонних глаз: Иришка достаёт из вязаной сумочки, которую всегда носит с собой, маленькую целлулоидную куколку, заворачивает её в конверт, сложенный из вафельного полотенца, укладывает рядом и баюкает, шепча ласковые слова. Это же девчонка! Материнский инстинкт просыпается рано, что ни говори...
Все детские воспоминания – это, наверное, тот самый запас прочности, главный понятный смысл, точка отсчёта, что даются нам с самого детства, чтобы было с чем сравнить и от чего отталкиваться, следуя по ухабистому жизненному пути.
… Поставив кастрюлю с тестом на табуретку возле печки, чтобы поскорей подходило, Ирина понесла блюдце с творогом для Зары; слава Богу, она с трудом, но шла на поправку.
– Ну что, моя старушка, когда уже мы с тобой частушки запоём? Пора вставать, масленица скоро, блины будем печь… а на дворе-то какая благодать, ты бы видела, просто чудо, как хорошо, – присаживаясь на кровать и поправляя одеяло, щебетала Ирина. – С утречка Таврик носился, как оглашенный, я в него снежками бросала, а он за ними, и всё хватает, хватает их зубами… на дорожке уже снег подтаивает, а сосульки так и сверкают на солнце самоцветами, я даже одну на язык попробовала…
– Складно ты распелась и частушек никаких не надо, ты лучше скажи, картошку-то хоть поставила варить? Сегодня какой день… на вокзал собираешься? – вдруг огорошила напоминанием о свидании Зара.
– Я-то бы поехала, да только тебя боязно оставлять, – смутилась Ирина.
– Ну, так уж и боязно… ничего со мной не случится, я вон ночью на ведро сама сходила, тебя не хотелось будить. Поезжай, не помру…
В небольшом овале старого зеркала на Ирину смотрели грустные серо-зелёные глаза, взгляд которых отражал то, что творилось внутри. Первое настоящее свидание, – тут бы радоваться, светиться от счастья, но себя не пересилишь – настроение омрачено недавними событиями: падение с мотоцикла, медленное выздоровление, исчезновение Сергея, Зара… «И не поехать нельзя, ведь так хочется в глаза ему посмотреть, да ещё хоть разок голос услышать».
Казалось, она стоит прямо на путях: что-то огромное надвигается и с непреодолимой силой удерживает её на месте, ноги, словно приросли: ни уклониться, ни сбежать. «Пассажирский поезд, сообщением… прибывает на станцию «Поспелиха», стоянка 10 минут» – объявлением из неразборчивых слов прокашлял голос из репродуктора.
Ирина смотрела на окна замедляющего ход поезда, чтобы первой увидеть Костю, подготовиться, вдохнуть глубоко и полно, унять волнение, но прозевала... он появился перед ней запыхавшийся и объясняющий скороговоркой, что «на сей раз... получил место в последнем вагоне, вот и …пришлось бежать».
Что изменится, если говорить, говорить, пытаясь подобрать правильные слова и интонацию, а глаза всё равно и так всё скажут, о чём ты думаешь, и выдадут тебя с потрохами? «Здравствуйте, Ирина!...» Константин взял в свои тёплые руки обе её ладошки и нежно прижал к своим губам. Она почувствовала запах его волос и вдруг рассмеялась: «Ой, а там, на макушке, я один седой волос у Вас заметила, можно мне…» Он немного смутился, пятернёй поддел волосы со лба и откинул наверх:
– Я скоро и так весь поседею… без Вас, – парировал он шутливым тоном, – Ирина, у меня есть подарок, вот…правда, не знал, что выбрать, – сказал он и протянул Ирине небольшой свёрток, – только посмотрите потом, хорошо?
Ирина спохватилась:
– Костя, да что же мы стоим? Я для Вас пирожков напекла, вот, возьмите…
– С большим удовольствием, я ведь всё время вспоминал про Вашу картошку и огурчики…Теперь вот пирожки запомнятся…– улыбаясь, слегка иронизировал он над ней.
А ей хотелось запомниться не пирожками и не картошкой, а какими-то очень важными словами. И от него услышать главное, что можно потом, наедине с собой, долго перебирать в памяти и домысливать множество разных значений сказанного… «наверное, он подумал… нет, не то…может, он считает…».
Костя прижимал к груди пакет с пирожками, а у Ирины в голове вертелась одна-единственная мысль: «Нет, Костя,… пожалуйста, не уезжай, не отпущу… вот сейчас обниму тебя крепко-крепко… опоздаешь на поезд и останешься со мной». Она боялась услышать, как из громкоговорителя прохрипит сообщение, что «до оправления поезда остаётся одна минута». Почему, ну почему кто-то чужой, властный, отмеряет нам жизненное время? Время, которое вот сегодня, сию секунду должно остановиться и замереть до тех пор, пока мы сами не решимся вновь запустить его ход. Почему в нашем распоряжении нет песочных часов, которые мы могли бы перевернуть, а потом по своей воле начать новый отсчёт времени?…
Ирина поднялась в автобус и села у окна. Подарок лежал в сумке, но посмотреть, что же там такое, она решила дома. Снизу несло теплом, подогревала салонная печка; стало душевно и радостно от того, что теперь можно полчаса подумать о свидании с Костей. Время стоянки поезда сократили на две минуты. Костя, нехотя, сначала медленно, потом ускоряясь, направился к своему дальнему вагону; вдруг спохватился, вернулся на несколько шагов, помахал и крикнул: «Я напишу, обязательно напишу… куда…» Она поняла и перебила его: «Деревня Кременец!.. просто, Кременец…»
Ирина толкнула калитку и сразу услышала непрерывное тявканье Таврика. Поднявшись на крыльцо, с недоумением увидела, что дверь в дом приоткрыта. Кровь отлила от головы, и сердце заколотилось, как заячий хвостик …Ноги не держали: Ирина так и осела у порога, глядя на Зару, которая с мертвенно-бледным лицом, без движения лежала на полу…
продолжение следует
http://www.proza.ru/2016/02/11/1411