Фоня
Рассказ
Ну кто бы мог подумать, что из того затюканного хлопчика, который однажды не дотянул до перемены и прямо в классе обоср…ся и у которого вечно были не выучены уроки (за что училка всегда обзывала его «несчастным лодырем»), когда-то вдруг получится вполне себе симпотный молодой человек, уверенно стоящий на своих длинных, обутых в хорошие туфли ногах. Он не хватал с неба звезд, не совался в драки, которые вечно затеивали его друзья-сверстники – рос незаметно и как-то в стороне от всяких разных шумных конфликтов. Учителя оценками его не баловали, но и в двоечники записывать не старались. Более того, ближе к старшим классам вдруг стали хвалить за хорошо подвешенный язык и как-то незаметно вместо «Агафонов» его стали называть по имени – Афанасий.
Но для нас-то, пацанов и девчонок, его одноклассников, он все равно остался Фоней (не Афоней, а именно – Фоней – так было созвучнее фамилии). И когда на выпускном, вручая ему аттестат и пропев оду насчет артистических данных, директорша школы назвала его «улыбкой нашей школы», мы дружно и одобрительно кричали во все наши раскрепощенные от школьной зажатости глотки: «Молодец, Фоня! Мы в тебя верим! Не подведи, родимый!».
И он, как это ни странно, не подвел… Пока мы все раскачивались в раздумьи куда пойти учиться (о работе пока никто как бы и не думал) наш Фоня устроился на работу в какую-то крутую фирму – менеджером по продажам, а осенью поступил на заочное отделение института. По вечерам стал ходить в театральную студию Дворца культуры, и раза два его замечали на концертах «выходного дня», где он пытался пробоваться в роли ведущего. Пока мы бренчали во дворах на раздолбаных гитарах и тискались с крашеными девочками на дискотеках, Фоня заправски терся на закрытых корпоративах, где ему известные дядьки из городской управы любезно жали руку и дружески похлопывали по плечу.
И года не прошло, как его заметили и взяли на работу в эту самую управу каким-то, вобщем, младшим помощником старшего бумагомарателя. А начальником того отдела, куда взяли Фоню, была жена мэра София Парамоновна – такая вся из себя, блин, София Примадоновна… Она была моложе мэра лет на двадцать: ему под шестьдесят, а ей, естественно – под сорок.
Вот, значит, и устроила наша Примадоновна над Фоней своеобразное шефство. Всё они вместе и вместе. То она его с текущей канцелярщиной знакомит, то обедает с ним за одним столиком в кафе, косящем под японскую кухню (которое мы с пацанами игнорировали за дороговизну блюд и называли меж собой не иначе как, «Япона мать»). Даже домой они выходили с работы рядышком, только садились в разные машины. Надо сказать, что и тачку купить помогла Фоне Примадоновна, пробив для него какой-то льготный служебный кредит.
Городок наш маленький, и, известное дело, сразу смешливые разные слушки поползли: мол, Фоня-то наш – не промах. Но слушки слушками – смотрим, а Фоня вдруг жениться собрался. Да так для всех неожиданно: вроде ни с кем не встречался. И невесту выбрал не абы как – дочку местного предпринимателя, за которым тянулся густой шлейф криминального прошлого. Будущий Фонин тесть, говорят, от известия о будущем зяте был не в особом восторге. Но и не возражал, тем более, что в городе из-за своей разъездной работы почти не появлялся.
А вот мама Наташина (так звали Фонину невесту), наоборот, в Фоне души не чаяла. Именно она и настояла, чтобы молодые поехали после свадьбы в их четырехкомнатную квартиру, а сама вместе с младшенькими своими детьми отправилась на дачу и там жила до того самого момента, пока с Фоней не приключилась беда...
Однажды, когда в городе проходили очередные выборы мэра, объявился вдруг Наташин папашка и с ходу ввязался в начинающуюся тогда раскручиваться предвыборную кампанию. Конечно, местных жителей каким-либо шумным и хорошо раскрученным мероприятием сегодня вряд ли удивишь. Этот раньше бывало: приедет артист хотя бы и областного уровня, в городе – ажиотаж. А уж если звезда покрупнее вальяжно выплывет на сцену, сколоченную наспех в центре обсвистанного и обматеренного всеми поколениями болельщиков (начиная, наверное, от сталинских времен) стадиона, то овации и визгу было столько, что в окрестных деревнях бабки креститься начинали: «Неужто снова война?». Да… Но то было раньше… А нынче? Вот то-то и оно, что нынче даже праздники стали какими-то пресными и незапоминающимися. Другое дело – выборы. Причем, даже не сами выборы, а то, что им предшествовало. Мало того, что две местные газетенки тут же принимались лить грязь то на одного, то на другого кандидата (вытаскивая на свет божий такие пикантные подробности, которые порой вслух стесняешься говорить), так еще и подметные листовки то и дело подсовывались горожанам в почтовые ящики. Город гудел, как потревоженный улей. Никто не знал, кому и во что верить. Но всем всегда было ясно одно, что дыму без огня не бывает. И делалось так паршиво на душе, что хотелось пойти к друзьям и напиться. А раз появлялся повод, то делалось весело. И вся эта каша с похождениями кандидатов и их предвыборными обещаниями начинали казаться нарочно придуманным праздником для души, где было трудно разобрать – чем все-таки всё закончилось?
…Кандидатов в мэры было, как всегда, густовато, но всем было ясно, что основная борьба развернется между прежним мэром, плешивым и малохольным Георгием Ивановичем и Наилем Рустамовичем, Наташиным, значит, папашкой.
…И как только в местных газетах была сделана отмашка, Наиль Рустамович тут же громогласно заявил, что, мол, у него имеется на мэра очень даже взрывоопасный компромат.
- Я ведь даром времени не терял, - говорил он за столом на даче в кругу своих домочадцев, обмакивая кусок поддетого на вилку мяса в тарелочку с майонезом, - два года собирал досье на нашего Жорика…
Младшие Светланка и Лешка его не слушали и пинались под столом ногами, не успокоясь после компьютерной игры, а тетя Аврора (Наташина мама), Наташа и Фоня чинно слушали главу семейства и молчали.
- Он у меня вот где! – радостно поднял над столом свой большой, поросший рыжими волосами кулак Наиль Рустамович, - А рыпнется – я его в тюрьму упеку… потерял, старик, чувство страха…
- Ты кушай, кушай, - подливала мужу в тарелку суповой ложкой исходящую паром наваристую жидкость тетя Аврора, - сегодня уж никуда не ходи…
- Как это не ходи? – хмельно щуря глаз, деланно (краем губ улыбаясь) возмущался Наиль Рустамович, - у меня сейчас дел – невпроворот… туда надо, сюда надо… Я, Мусик, отдыхать потом буду.
Но после обеда он и не думал никуда идти. Опрокинув перед тем, как выйти из-за стола еще одну рюмаху настойки (он пил только «Боровинку»), Наиль Рустамович поманил пальцем Фоню и, выкатив свои невыразительные с белесыми ресницами глаза, хрипло сказал:
- Пойдем на веранду… пошептаться надо,- Помогать мне будешь? – сразу без обиняков спросил он, как только они вышли.
- Можно я закурю, - нервно попросил Фоня.
- Ты еще и куришь? – Наиль Рустамович попинал задумчиво ногой, обутой в кожаный тапочек, ступеньку крыльца, - слушай зятек… тут такое дело… вобщем, мне нужна одна бумаженция, которая хранится у этой… Пирамидоновны.
- У Софьи Парамоновны?
- Ну, ты меня, вобщем, понял.
Наиль Рустамович хитро посмотрел на зятя и усмехнулся:
- А чего так затрепетал? Наслышан о твоих с ней отношениях…
- Да мало ли чего люди болтают, - нервно зашуршал Фоня пачкой сигарет.
- Правильно болтают… от людей ничего не утаишь… я ведь тебя понимаю, - он дождался пока Фоня закурил и неожиданно хохотнул, - сам на нее когда-то, дело прошлое, виды имел… главное, ведь, что – чтоб на семье эта связь отражение не получила. Ты согласен?
- Да у меня на самом деле… - попытался было возразить Фоня, но Наиль Рустамович мягко положил ему на плечо свою короткопалую руку:
- Все… проехали… если мою Натаху обидишь – ты меня знаешь… а теперь слухай сюда, - он почему-то огляделся по сторонам и тихим голосом прошуршал, - У Софочки… скорее всего, в сейфе лежит одна бумаженция, которая называется «Расписка»… там идет речь о передаче от одного лица другому семьсот тысяч…
- Рублей?
- Долларов, зятек.
- И она хранится на работе?
- Если честно, то не знаю… но почему-то подозреваю. Так вот… ну, ты меня понял… ты мне ее поможешь найти и уничтожить.
Фоня ничего тогда своему тестю не пообещал. Он оставался для всех, с кем общался, тем же общительным и доброжелательным, но внутри него словно струна натянулась, да так, что, того и гляди, лопнет. Ну, и, конечно, Наташа (женское чутье, ведь, не обманешь), однажды высказала Фоне все, что знала про его отношения с Примадоновной от людей. Надо сказать, что Наташа была влюблена в Фоню еще с начальных классов. Где-то к окончанию школы они начали встречаться, да так бурно, что одно время, прошел слушок, будто Наташе пришлось делать аборт. Когда дело дошло до свадьбы, Фоня вдруг начал ухаживать за Наташей так красиво, что все местные девчонки от зависти зелеными ходили. Но была ли у них любовь всамделишной – разве кто об этом когда-нибудь узнает?
Вобщем, поссорился однажды Фоня с женой и ушел ночевать к другу. А дружок его, Игорек Самохин, был личным водилой у той самой Примадоновны. Ну, и как-то само собой получилось, что Фонины и нашей милой Софушки пути вдруг пересеклись самым тесным образом.
Они встретились в загородном домике мэра, который всегда пустовал и был предназначен только для приема высоких заезжих гостей. Мэр в это время был в отъезде, и Софушка позаботилась, чтобы обслуга домика была отправлена в отгул. Никогда Фоня не был так счастлив, как в ту ночь. Он вставал среди ночи, чтобы выкурить сигарету, отхлебнуть из рюмочки терпкого искристого вина и снова припасть к мягкому и невыразимо желанному, пахнущему луговым ароматом телу любимой женщины.
- Тебе хорошо, любимый? – спрашивала она.
- Я тебя очень люблю, - шептал Фоня в беспамятстве, путаясь в Софиных волосах.
- Почему бы нам не сделать наши встречи постоянными? – откинув голову, заговорщицки сузила Софья свои хитрые глазки, - ты, ведь, этого хочешь?
- А как твой муж?
- Объелся груш… проиграет выборы и слиняет из города мой Жорик… только его и видели.
- А ты?
- А я останусь… у него бизнес в областном центре… пока он там будет обживаться, он меня оставит здесь.
- А потом?
- Потом – суп с котом… не гони лошадей, милый. У нас с тобой будет еще очень много времени, чтобы все хорошенько обсудить… и обдумать.
- А почему… почему ты уверена, что он проиграет?
- А ты думаешь иначе? – София улыбнулась, ласково погладив Фоню по плечу, - он такой некрасивый и вредный… и скупой… лично я не хочу такого мэра… фи…
- Послушай, София, - вдруг решился раскрыть свою тайну Фоня, - у моего тестя есть на твоего мужа какой-то компромат, но я думаю… что это связано с какой-то распиской.
- Распиской?
- На семьсот тысяч долларов.
- И что?
- Послушай, София, ты только меня не выдавай…
- А ты-то тут при чем?
- Он меня попросил…- Фоня вдруг замолчал, запоздало ужаснувшись тому, что успел сказать, поддавшись мимолетной расслабленности.
- Ну, - привстала на локте София.
- Не знаю, как сказать… может, не надо, - жалобно промямлил Фоня.
- Выкрасть у меня эту расписку? Так?
- Но ты только не подумай…
- А ты?
- Я ему ничего не ответил.
На следующее утро Примадоновна вызвала Фоню в свой кабинет и, достав из сейфа лист бумаги, молча, ему протянула:
- Она?
Фоня нервно заерзал на стуле и попробовал отмахнуться:
- Зачем мне это надо…
- Когда, милый Афанасий, речь идет о политике, то деньги, как говорится, не в счет.
- Ты хочешь сказать…
- Я, милый, все обдумала… и потом… ты же с них тоже что-то поимеешь.
- Но я… когда все откроется, я здесь работать не смогу.
- И в чем проблема? Боишься остаться безработным? – и глядя на растерявшегося Фоню, Примадоновна вдруг звонко расхохоталась, - да, брось ты, к чертовой матери, эти интеллигентские свои штучки… бери и беги – обрадуй своего криминального родственничка.
Но компромат Фониного тестя оказался совсем не той злосчастной распиской. Когда Наиль Рустамович начал торговаться с мэром по поводу публикации накопанных им материалов в местной газете, тот, в свою очередь потребовал возврата старого долга. Дело дошло до суда. И вот тут-то вдруг выяснилось, что расписка, которую передала Фоне Примадоновна была липовой – с подделанной подписью и неправильной печатью нотариуса.
Через пару месяцев Фоню привлекли к уголовной ответственности якобы за взятку. На суде вдруг выяснилось, что он получал какие-то деньги от представителей строительной фирмы за незаконно предоставленное место под строительство торгового центра. Решение суда было строгим и в назидание всем другим имело широкую общественную огласку: пять лет строгого режима и восемь миллионов рублей штрафа.
Кто-то из тех, кто знал Фоню, жалели парня. А кто-то, гневно сжав кулаки, отзывался по этому поводу так: «Всех их, сволочей, пересадить пора. Совсем страх потеряло, ворье поганое…».