ВОРОН.
Пролог.
Ветер становился всё сильнее. На большом, раскинувшемся от края и до края поле, ещё не высохшем от недавно окончившегося дождя, лежало тихо распластанное женское тело. Одежда промокла насквозь и плотно прилегала к конечностям, напряжённым в предсмертной судороге. Её грудь уже не вздымалась, на мертвенно-бледном лице не осталось и следа от некогда бушевавшей на нём игры молодой крови – только подрагивающие кончики пальцев выдавали присутствие утекающей жизни. Её глаза тупым неморгающим взглядом сверлили неблагосклонное небо, нависавшее над землёй широким, отчего-то тёмно-зелёным, покрывалом. Дождь должен был пролиться снова. Вдалеке, над мерцающим лесом, вскрикнула и поднялась в воздух небольшая стая птиц. Пролетая над полем, одна из них на мгновение задумала спуститься к телу, но тут же отказалась от своего замысла, испугавшись звука стремительно расстилающейся молнии. Ветер подгонял стаю, заставлял их двигаться дальше и дальше, минуя озёра, чащи и степи вроде той, рядом с которой они так хорошо расположились до начала грозы. Буря не унималась. Пусть она и осталась где-то на горизонте, но угрожающие зелёные всполохи на спокойном ночном небе не могли предвещать ничего хорошего.
1
- Владислав! Владик! – юная девушка, плохо скрывая искреннее беспокойство, быстрым шагом одолевала расстояние от одного куста до другого, - Владислав! Мы больше не играем! Выходи!
Мода на славянские имена заставляла всех без исключения величать полными именами даже младенцев.
- Мы не можем начинать без тебя! – девушка заглянула под очередную гортензию и, разогнувшись, закашлялась. Её с детских лет мучала аллергия на большинство цветущих и благоухающих растений. Проказник – младший брат – то ли не мог, а то ли не хотел принимать это во внимание.
Внезапный порыв ветра чуть не сдул шляпку с её нескладной светловолосой головки. Девушка едва успела ухватиться за ленточку, которой по обыкновению шляпка крепилась на своём месте, и неловко пошатнулась. Вдруг что-то маленькое, но юркое, тихонько подтолкнуло её сзади.
- Вот ты где! – обрадовавшись долгожданной находке, девушка обернулась, распахнув руки, но там никого не было. Счастливо удирающий малыш уже был на полпути к крыльцу родного дома.
Владислав Кемеров являлся единственным полноправным наследником своих родителей. У него также было две старших сестры – Роза и Вирджиния, но обе они были рождены от другой матери, совершенно чужой для него женщины, о которой он, в силу возраста, пока ещё совсем ничего не знал да и знать не хотел. Владислав рос живым и игривым ребёнком, постоянно умиляя своих родителей и медленно убивая сестёр, особенно младшую из них, Вирджинию, на которую по стечению обстоятельств в итоге легли все обязательства, касающиеся увеселения юного наследника.
Владислав был особенным. Он никогда не удовлетворялся простыми сказками или песенками, как другие дети, если только в этих рассказах не было чего-нибудь жуткого, что всегда приводило Вирджинию в состояние стыдливого ужаса – ибо негоже читать ребёнку такие вещи – но однако же заставлять он умел. Помимо мелких шалостей, которые периодически доводили сестёр до лёгкого нервоза, была у него ещё одна излюбленная слабость. Малыш обожал играть в прятки, и, едва обнаружив аллергический недуг сводной сестры, стал прятаться исключительно в цветущих кустах, где бы они ни находились.
Фамилия «Кемеров» не имела прямого отношения ни к его матери, ни к отцу. Мода на славянские имена повлекла за собой массовое нездоровое желание сменить родовое имя, отчего в кругу истовых последователей новых тенденций, ни с того, ни с сего, славян вдруг стало вдвое больше. Вряд ли Норман Кемеров очень хотел становиться таковым, но Амелия Кемеров - его новая истеричная супруга - умела доводить подобного рода мелочи до критически проблемных размеров.
Отец семейства всегда был довольно немногословен, а после скоропостижной смерти первой жены стал ещё более замкнут. Все важные для себя разговоры он проводил за закрытыми дверями домашнего кабинета. В публичных местах за последние пару лет вообще замечен не был. Если при жизни супруги он ещё походил на пусть слишком седого, но мужчину в расцвете сил, то теперь уже окончательно перестал бороться с ролью тощего старого лиса. При беглом взгляде на него создавалось впечатление, что человека загнали в западню, выбраться живым из которой не получится. Пока в гостиной комнате шли приготовления к фотосессии, он стоял у окна, напряжённо вглядываясь в небо и изредка поправляя очки.
Его нынешняя супруга, Амелия Кемеров, несмотря на то, что она и так была не намного старше первой дочери своего мужа, стремилась казаться ещё моложе, что выражалось в зашкаливающей капризности и неукротимой любви к моде. Эту свою страсть она распространяла на всех и всё, что только попадалось под руку. Как выяснилось в первые годы супружеской жизни, Норман имел неосторожность перепутать эту своенравность с живостью, которой так искал в женщинах, и, наверное, уже с десяток раз пожалел о своём выборе.
Старшая дочь, Роза Кемеров, была, пожалуй, единственным человеком, который открыто выражал неодобрение к идее о смене фамилии, но, унаследовав внешность матери, она умудрилась перенять повадки отца, а значит любой её поистине благородный протест носил, по большей части, гордый и молчаливый характер.
Ну а что можно сказать о её сестре, Вирджинии? Она была ещё ребёнком, юным, жизнерадостным, непосредственным, с неказистой внешностью и добрым сердцем. Это делало её восприимчивой ко всему, что происходило вокруг, и это же заставляло её играть со сводным братом, даже если он заставлял её кашлять и пачкаться в грязи.
Мальчик, запыхавшись, вбежал в гостиную. В его широко распахнутых серых глазах читалось желание быть центром внимания, то так уж вышло, что каждый взрослый человек в этой комнате – а детей там не было – хотел заниматься только своими делами, включая и мать Владислава, самодовольно вглядывавшуюся в большое зеркало на стене.
Амелия на секунду нахмурила свои нарисованные брови.
- Боже, что это у меня на щеке… какой ужас! – она потёрла пятнышко пальцем, – Не стирается!
Женщина нервно оглянулась в поисках спасения, но обнаружила только своего сына.
- Ах, мой ангелочек. Побудь здесь, хорошо? – она чмокнула его в щёчку и удалилась.
Комната не отличалась особенной роскошью. От неё могло повеять разве что утерянным величием, не более того, да нелепыми попытками новой хозяйки привнести в убранство что-нибудь «этакое». Казалось, что там ни к чему нельзя было прикасаться, случайно не сломав.
Отец всё так же смотрел куда-то вдаль, старшая сестра с отстранённым видом восседала на диване, гордо удерживая свой греческий подбородок подальше от мирской суеты, ну а Вирджиния – она ещё не пришла в себя от последней прогулки по саду.
Единственным по-настоящему новым объектом в комнате был мастер с диковинной штукой для фотографий, но и он был абсолютно поглощён, ковыряясь внутри своего ящика на треноге.
Мальчику стало скучно.
Пока все были заняты, Кемеров-младший потихоньку ушёл из дома.
2
Существует поверье, что души умерших перемещаются в загробный мир не сами по себе – их сопровождает чёрный ворон.
Наверное, есть города, будто бы созданные для жизни – солнечные, как само лето, яркие, как оперенье райских птиц, тёплые, как весенние деньки и разнообразные, как радуга, но наш рассказ точно не о них.
Этот город был создан для смерти.
Назовём его Моргбург.
Здесь крайне редко можно было встретить человека в ярких одеждах, тут считалось дурным тоном улыбаться случайному прохожему и уж точно – могу гарантировать – в этом городе ещё не было фестиваля, который не сопровождался бы похоронной процессией. Не то чтобы в столь прекрасном месте каждый день кто-то трагически умирал – вовсе нет – но, по причине всё той же капризной моды, местное кладбище обросло целым клубком несуразных слухов, сделавших его самым популярным местом для захоронения безвременно почивших родственников.
Откровенно говоря, трупы стекались сюда рекой.
Если в каком-нибудь обычном городе людей водили на экскурсии по историческим местам, то в Моргбурге, после посещения кладбища, разумеется, их знакомили со списком самых популярных мест и способов самоубийства. Особо вдохновившимся выдавали даже книжки с картинками.
Смысл существования этого городка заключался лишь в том, чтобы удовлетворить раздутое человеческое тщеславие, а оно в те времена требовало не только красивой жизни, но и красивой смерти.
И именно в это чудесное место переехала семья Владислава Кемеров, чей отец ранее занимался организацией похорон и попросту был повышен до более ответственной должности.
В городе, где всё вокруг воспевало преждевременную смерть, Владислав Кемеров всегда хотел встать на сторону жизни, но не потому, что он действительно желал блага всем этим несчастным жертвам моды, а напоказ, вопреки общественной позиции. Ситуация осложнялась ещё и тем, что его отец уже не мог охватить потребности всех желающих, не выходя из кабинета, так что Владиславу пришлось стать его законным представителем в миру. Он занимался непосредственно смертными контрактами о самоубийствах, что являлось, на самом деле, весьма узкой нишей и лишь одной гранью всеобщего безумия. Впрочем, кроме него в городе было ещё несколько «дельцов», но они давно разделили сферы ответственности и представляли собой, скорее, крепкий профсоюз, нежели враждующую группу. По чьей-то негласной прихоти люди этой профессии традиционно носили чёрный шёлк – не важно, как много, лишь бы на виду, - за что в народе их прозвали «воронами».
Отец Владислава был монополистом в области легальных погребений, и его единственному сыну в Моргбурге оказывался такой же почёт, какого удостоился бы иной мелкий князёк или даже принц. Каждый, кто уже достиг возраста, в котором человек способен осознавать свою смертность, при виде Владислава расплывался в заискивающей улыбке, ибо быть легально захороненным через «Кемеров и Ко» было в любом случае приятнее, чем отдать своё тело во власть жадных и неаккуратных похоронных нелегалов.
Итак, Владислав занимался самоубийствами. В его прямые обязанности входило следующее: встретить клиента в указанном месте, медленно и вкрадчиво объяснить ему условия контракта (по заключении договора он уже не имеет права передумать), дождаться более-менее вменяемого согласия и с наилучшими пожеланиями сопроводить будущего покойничка в мир иной или, точнее говоря, в руки дирижёров, но о них мы расскажем позже.
Было бы очень удобно говорить, что в Моргбурге всегда стояла плохая погода, но, однако же, природа – слишком уж мощное явление, чтобы подчиняться сиюминутной человеческой прихоти, а потому, увы, даже в этом месте, куда Господь Всевышний стыдится посмотреть, случались солнечные деньки. Только вот если для всего остального мира это было бы благодатью, под воздействием света Моргбург окончательно вымирал. Когда на улицу по большой нужде выскакивал кто-либо из местных, он обязательно делал это крайне торопливо, подпитываясь суеверным страхом неожиданно обрести какой-нибудь совершенно неуместный загар. И хотя иногда, при всём при этом, всё же можно было заметить на улицах случайных гостей из окрестных деревень, никому из них не приходило в голову надолго задерживаться в городе, так что они уезжали обратно, по своим делам, преследуемые осуждающими взглядами из холодных моргбуржских окон. Если же на следующий день всё снова обволакивалось серой мглой – к гадалке не ходи – дела возвращались на круги своя.
Моргбург славился своей холёной готичной архитектурой. Никто не может в точности утверждать, когда были построены старейшие здания – такие как главная капелла или городская ратуша – но выглядели они достаточно величественно, чтобы вызывать у паломников стихийное желание умереть где-нибудь на них или хотя бы возле. Все постройки в центре города были выложены из старинного тёмно-серого камня, устойчивого, но местами поросшего плющом. Многие из домов, особенно те, что в несколько этажей, могли похвастаться витражными окнами небывалой красоты и изящными чёрными статуями, добавлявшими прелести ко всеобщей панораме.
Едва ли нашёлся бы в толпе испорченных богатеев тот, кто не счёл бы свои кишки достаточно величественными для наматывания на один из шпилей моргбуржской капеллы (что вы, нет, это было бы слишком дерзкой выходкой по отношению к памятнику архитектуры, заносчивые транжиры неизменно получали отказ).
Впрочем, на этом экскурсия не заканчивается - город изобиловал достопримечательностями.
Все любят парки. В Моргбурге таковые тоже имелись. Чаще всего на слуху были два из них – парк утопленников и парк повешенных – но приличия ради их называли «рощей Тишины» и «рощей Покоя». Следует отметить, первая зона отдыха внешне вообще не вызывала никаких подозрений, а вот вторая периодически довольно-таки открыто заявляла о себе.
Все, без исключений, смерти грамотно режиссировались людьми, не отягщёнными неуместными, в данном случае, моральными принципами, и каждый из них мог бы, проснувшись посреди ночи от случайного скрипа, не промедлив ни секунды, выдать вам сразу 3 плана красочной и оригинальной смерти от какого-нибудь случайного кирпича. Никто в точности не знал, откуда дирижёрам (а именно так их называли) было известно такое неимоверное количество извращений, но все молча признавали необходимость существования оных.
Как уже было сказано, непосредственно в самом Моргбурге не так уж часто кто-то умирал. Местные жители, по большей части, всё-таки хотели жить и не слишком-то рвались лицезреть смерть на завтрак, обед и ужин.
Конечно же, иногда случалось и такое, что внушительная сумма в руках суицидника перевешивала совестливые потуги Ворона. Из-под полы доставался случайно завалявшийся привилегированный контракт со скидкой на захоронение, ставились подписи, судорожно пожимались вспотевшие ладони – и вот уже какой-нибудь счастливчик скоропостижно отдавал концы не где-нибудь, а в самом Моргбурге.
С течением времени совесть Воронов становилась всё мельче, а кошельки – всё толще. Можете догадаться, неизбежно наступил такой момент, когда люди просто перестали обращать внимание на трупы.
Единственным человеком, не проявлявшим трудового энтузиазма к своему бизнесу, был и оставался Владислав Кемеров. Его ничуть не раздражала смерть, он знал её, быть может, ещё с малых лет, и он не испытывал особой нужды в деньгах, но, согласитесь, было бы как-то убийственно скучно просто быть Вороном и совсем не проявлять инициативы.
3
Стоял прекрасный дождливый день. Огромные, идеальной формы капли, будто бы танцуя, падали на землю, но не плашмя, как во время глухого штиля, а по невидимой спирали, закручиваемые и подгоняемые игривым моргбуржским ветром. Небольшая стая продрогших и измотанных птиц на последнем дыхании пронеслась над площадью и скрылась под цветуще-зелёной листвой в Роще Покоя. Жизнь бурлила на улицах города. Все, как один, бледные с зонтиками и в тёмных одеждах – мерно шествовали по своим маршрутам. Кто-то беседовал, кто-то любовался архитектурой, а кто-то просто стоял, задумавшись – но непременно о высоком, ибо вести какие-то другие, тривиальные размышления перед лицом смерти было бы как-то до боли пошло.
В центре площади, аккурат перед ратушей, стоял изумительной красоты фонтан со статуей преклонившего колени человека, воздымавшего руки к небесам, очевидно, умоляя о прекращении страданий. Ниспадавшие на лицо темнокаменного мученика капли, бликуя на его гладкой, полированной поверхности, придавали общему виду ещё большую трагичность.
Возле фонтана стояли двое, мужчина и женщина. Он – в тёмно-бардовой шинели с чёрным шёлковым шарфом, изящно повязанным на шее, высокий, темноволосый, отчуждённо и лениво оглядывавший слёзы мраморной статуи ледяным, если не сказать равнодушным, взглядом. Она – молодящаяся, уже не первой свежести женщина с признаками развивающегося невроза, одетая, однако, настолько эффектно, насколько это могут делать только хронические модницы.
- Владислав, зачем ты с ними разговариваешь?
Молодой человек, не отводя взгляда от плачущего истукана, едва повёл бровью.
- Мама, Вы должны понимать, что разговоры с клиентами являются частью моей должностной инструкции.
- Нам нужны эти контракты, Владислав!
- Конечно.
- Конечно?!
Вскрикнув, женщина тряхнула зонтиком и пролила несколько мощных капель на свою обувь.
- О нет, Владислав! Ну как же так!?
Молодой человек не шелохнулся и только лишь краем глаза наблюдал, как его собеседница мучатся, пытаясь вытереть капли со своих сапожек. К несчастью, каждая её потуга приводила к тому, что на какую-либо часть одеяния снова попадала капля-другая. Таким образом, представление не заканчивалось.
- Вас устроит такой ответ, если я скажу, что борюсь за их жизнь?
Женщина на мгновение замерла. В её крохотном мозгу мелькнула мысль о тщетности попыток содержать костюм в идеальном состоянии.
- Ах, Владислав, ты слишком добр!
Недолго помявшись на месте, женщина в последний раз посмотрела на свои заляпанные сапоги и, наконец, подняла глаза на сына.
- В конце концов, эти люди хотят умереть! Я в последнее время совсем тебя не понимаю!
Махнув юбками, Амелия Кемеров стремительно удалилась, а мраморный мученик всё так же плакал, не пересыхая.
За последние два месяца по никому не известным причинам из всех контрактов, порученных Владиславу, был подписан только один, да и тот был исполнен крайне грязно, что, по стандартам «Кемеров и Ко», совершенно недопустимо и даже позорно. Весь смысл организованного суицида заключался в красиво оформленной казни. В последние моменты перед смертью люди хотели чувствовать себя особенными, избранными. Они хотели точно знать, что их смерть заметят, а может быть даже восхитятся ею, хотели сделать в этой жизни хоть что-нибудь эффектное и не могли придумать ничего лучше, кроме как эффектно умереть.
Если же казнь проходила не по плану, если чьи-то мозги оставляли на стене пятна роршаха, а не бабочку, если в последнюю секунду клиент мучался от боли и пытался вырваться – что тут скажешь, дело слишком выбивалось из общей картины.
4
- Я хочу умереть в полёте…
В порыве самозабвенного, лихорадочного возбуждения девушка пригнулась к столу и понизила голос до утробного шёпота.
- Хочу чувствовать полёт и умереть в этот самый момент, запишите… Умирая, я хочу чувствовать, что свободна…
От длительного письма у Владислава уже стали затекать руки. Обычно клиенты укладывались в пару предложений, но эта… Эта девица проявляла завидную фантазию в своих мечтах о самоубийстве. Ещё немного, и получился бы небольшой роман.
Он отложил перо и оглянулся. В трактире «Чахлый Клён» набралось слишком много народу. Он едва разбирал, что там шепчет через стол эта полоумная девица с красными от бессонницы глазами, и просто ждал удобного момента, чтобы всё прекратить. Однако трактир бы полон. Пришлось бы повышать голос. Его работа становилась теперь не просто скучной, но даже унизительной.
- ПОЗВОЛЬТЕ, Я ВАМ КОЕ-ЧТО ПРОЯСНЮ.
Владислав пригнулся ближе к собеседнице и пытливо уставился на неё. Девушка явно не ожидала такого поворота событий.
- Я знаю свои права… Вы должны записать мои требования, и потом…
- ДА НЕТ У ВАС НИКАКИХ ПРАВ, И НЕ БЫЛО НИКОГДА. А ДАЖЕ ЕСЛИ БЫ И БЫЛИ – КАК БЫ ВЫ ИМИ ВОСПОЛЬЗОВАЛИСЬ, ММ?
Она окончательно растерялась.
- Что… что Вам от меня нужно?
- А Я ЕЩЁ НИЧЕГО НЕ СКАЗАЛ.
- Так… я приняла решение…
- И ЧТО ЖЕ ВЫ РЕШИЛИ?
- Умереть…
- А ВОТ ВАМ НОВОТЬ, ВЫ В ЛЮБОМ СЛУЧАЕ УМРЁТЕ! ДОВОЛЬНО СКОРО И СОВЕРШЕННО БЕСПЛАТНО! ЭТОГО НИ ВАМ, НИКОМУ ВООБЩЕ НЕ ДАНО РЕШАТЬ!
- Но я не хочу умирать, как все! – девушка плакала и говорила сквозь слёзы; время от времени ей даже приходилось утирать слюну, вытекавшую изо рта, - Я же сказала Вам, я хочу умереть в полёте…
- РОМАНТИЧЕСКИЙ БРЕД! УМЕРЕТЬ НА ЛЕТУ? КАК ВЫ СЕБЕ ЭТО ПРЕДСТАВЛЯЕТЕ? УЖ НЕ ДУМАЕТЕ ЛИ ВЫ, ЧТО КТО-ТО ВЫСТРЕЛИТ ВАМ В ГОЛОВУ, ПОКА ВЫ БУДЕТЕ СТРЕМИТЕЛЬНО ПАДАТЬ ВНИЗ С ВЫСОКОЙ БАШНИ? А, ИЛИ ВЫ ЖЕЛАЕТЕ ПРЫГАТЬ С ОБРЫВА?
- А яд…
- И ТОГДА ВАШИМ ПОСЛЕДНИМ ЧУВСТВОМ БУДЕТ ЗНАЕТЕ ЧТО? АГОНИЯ! ОНЕМЕНИЕ! ОТВРАЩЕНИЕ К САМОЙ СЕБЕ! ДА СКОРЕЕ ВСЕГО ВЫ ПРОСТО СНИЗОЙДЁТЕ ДО РВОТЫ ЕЩЁ НА ТРЕТЬЕЙ СЕКУНДЕ И ЗАХЛЕБНЁТЕСЬ СОБСТВЕННОЙ ЖЕЛЧЬЮ! И ВЕРОЯТНО УМРЁТЕ НЕ В ПОЛЁТЕ, А ОТ УДАРА ОБ ЗЕМЛЮ, И ТОГДА ОТ ВАШЕГО ТЕЛА ОСТАНЕТСЯ ЛИШЬ ГРУДА ПЕРЕЛОМАННЫХ КОСТЕЙ С МЯСОМ – ВЫ ЭТОГО ХОТИТЕ? ПРЕВРАТИТЬСЯ В ФАРШ? ТАКОЙ СЦЕНАРИЙ МЫ ВАМ ЛЕГКО УСТРОИМ!
От столь пламенной речи у него даже загорелись глаза. Девушка не могла остановить рыдания.
- Вы… Вы монстр!
Она убежала.
Собирая бланки обратно в папку, Владислав немного огорчился, что часть из них теперь придётся выбросить, но в остальном же он был чрезвычайно доволен собой.
5
Дождь прекратился. Едва переступив порог «Чахлого Клёна», Владислав Кемеров практически споткнулся об свою старшую сестру. Роза Кемеров, будучи уже дамой за тридцать, не торопилась замуж. По правде говоря, никто в точности не знал, а торопилась ли она когда-либо вообще и в чём на самом деле заключался её жизненный интерес. Её никогда не видели разгорячённой, увлечённой или, не дай бог, потерявшей самообладание. И на её руках теперь были длинные шёлковые перчатки чёрного цвета.
- Роза?
Он испытующе-медленно вглядывался в выражение её глаз, силясь угадать, что за сюрприз ему уготован. К сожалению, мимические возможности Розы ограничивались лишь поддержанием гладкости кожи в том месте, где должно было быть лицо. Наконец, она молча изобразила некоторое подобие усмешки.
- Тебя послал Отец?
Женщина торжествующе вздёрнула нос.
- И ты перехватила мой последний контракт?
Выражение её лица, наконец, приобрело форму злорадствующей улыбочки. Многозначительное молчание повисло в воздухе. «Разговаривать» с ней далее не было никакого смысла. Владислав обогнул её, как обошёл бы поломанную телегу, и двинулся вниз по улице.
Он шёл довольно долго, постепенно ускоряя шаг, глубоко погружаясь в собственные мысли и окончательно позабыв обо всём остальном.
Действительно, зачем он с ними разговаривал? Если это и вправду акт вандализма по отношению к местным традициям, то почему столь мелкий и, к тому же, бесполезный? Теперь, когда за дело взялась его сестра, все те люди, кого он с таким трудом заставляет ненавидеть себя во имя их же собственного спасения, попадают прямиком в цепкие лапки другого Ворона, который ничего не будет возражать и только ткнёт клювом в графу для подписи.
Осознание тщетности собственных противодействий приводило его в состояние отупляющей ярости. Мысли спутывались в густой, ядовитый клубок. Они скапливались, пульсировали и развивались, подобно спруту или раковой опухоли, повсеместно распространяющей свои метастазы.
Забывшись в себе, Владислав не заметил, как покинул пределы нижнего города. Если раньше его окружали покосившиеся деревянные лачуги, кое-где перебивавшиеся каменными строениями, теперь вокруг него был только густой, тенистый лес. Другой человек, наверняка, испугался бы, оказавшись один в чаще, да ещё и в сумерках. Другой человек развернулся бы и пошёл домой.
Владислав замедлил шаги, ступая тихо и осторожно, прислушиваясь к каждому шороху, но не со страхом, а с трепетным предвосхищением, будто бы готовясь к встрече со старым другом. Он следовал тропе, брусчатка становилась всё реже и грязнее, пока окончательно не канула в землю. Ему чудился гул, но он казался таким отдалённым, будто бы до него можно было идти целую вечность. Деревья, раскачиваясь, шумели на ветру и обдавали мелким дождём. Было как-то особенно тихо. Тишина успокаивала.
Стемнело. Тропа оборвалась на выходе из леса. Владислав оглянулся – справа и слева деревья стояли по дуге, стеной, но прямо перед ним было поле, если только можно называть полем расстилающуюся чёрную бездну. И эта бездна издавала мерный, завораживающий низкочастотный звук, от которого останавливалось сердце.
Владислав уверенно шагнул вперёд. С каждым метром он всё глубже погружался во всепоглощающий мрак. Манящий низкочастотный гул разрастался и проникал под кожу. Бездонные чернила приветственно обступали гостя со всех сторон. Через минуту он обернулся, но не увидел позади себя ничего, кроме всё той же густой темноты. Наконец, он почувствовал едва различимое свечение где-то высоко над головой. Владислав посмотрел вверх. Прямо над ним посреди чисто-чёрного неба завис бледно-зелёный диск полной луны.
Он стоял и смотрел на неё, не в силах отвести взгляда, как заворожённый мотылёк перед единственным, пусть и тусклым, источником света.
- Зачем же я пришёл сюда? – не находя ответа, его вопрос утонул в окружении.
Вдруг, казалось бы, совершенно неожиданно, перед луной мелькнула крохотная, но отчётливая тень. И снова. И снова. Что бы это ни было, оно приближалось или, вернее, спускалось, описывая круги, выныривая из темноты на секунду-другую и снова погружаясь в неё.
Неподалёку блеснула молния, и всё вокруг вмиг озарилось. Владислав дёрнулся, увидев, что над его плечом нависает чья-то иссохшаяся, когтистая лапа, но это было лишь старое больное дерево, одиноко доживающее последнюю сотню лет посреди широкого поля. Он вновь посмотрел в небо, однако же и там теперь не было ничего интересного. Владислав с досадой повернулся и неожиданно столкнулся клюв-к-клюву с огромным, матёрым чёрным вороном, спокойно восседавшем на ветке. Зеленоватые отблески красиво ложились на его гладкое оперение, а глаза - глаза этой птицы были слишком осмысленными для обычной вороны. И они усмехались.
- Дррруг?
Голос говорящего был тихим, хриплым и плавно вытекавшим из низкого звона, обволакивавшего всё вокруг. Поначалу Владиславу почудилось, будто бы слово вырвалось из чёрного лоснящегося клюва перед его носом, но нет, тот, насколько можно было разглядеть в сумраке, оставался плотно закрытым. Ворон слегка наклонил голову набок, продолжая сверлить его взглядом.
- Послушшшай, дрруг... Ты хочешь жить?
Голос раздавался прямо у него в голове.
- Ххочешшь. Конечно ххочешшь. Все хотят жить, не так ли?
Владислав хотел было возразить, вспомнив сегодняшнее дело, вспомнив все свои дела, каждый контракт и каждого клиента разом, но голос опередил его.
- Хмм, не все. Ссстранно. Ты хочешь жить. Ворон хочет жить. Суххое дерево перед тобой не умеет ххотеть, всё равно сстремится жить, ххотя его ссудьба давно предрешена. Даже трава под твоими ногами живёт, пока ты втаптываешшшь её в землю. Для вас, живыхх, не хотеть этого - как-то противоессстественно, не находишь?
Да, конечно. Может быть, именно это его всегда и настораживало.
- Ты видел ссмерть. Ты знаешшь, каково это. Почему же осстальные не понимают?
Действительно, почему? Почему люди перестают ценить саму жизнь и с лёгкостью жертвуют ею ради красивой надписи на надгробном камне?
- Они слишком пресытилисссь. У них есть всё, у них есть власть и теперь они думают, что сссама судьба находится в их рукаххх.
Владислав внимал и, соглашаясь с каждым словом, всё сильнее проникался возмущением.
- Ты можешь разговаривать с ними и дальше, но они никогда не поймут. Они перессстали уважать Меня.
На секунду Владислав смутился, но голос не терпел возражений. Голос приказывал.
- Всё хххочет жить. Они должны ххотеть жить. Они должны Меня боятьсся.
Гул прекратился. Мрак, окружавший Владислава, начал тускнеть, и вскоре всё превратилось в обычный подлунный пейзаж, лишённый каких-либо странностей. Разве что непривычной величины ворон всё так же восседал на ветке старого дуба.
6
В фойе гостиницы "Натюр Морт" было, как всегда, пусто. Служебный персонал нехотя курсировал от стойки к кухне, изредка делая небольшие перерывы, чтобы обменяться свежими новостями. На длинных блестящих кофейных столиках лежали брошюры с предложениями месяца. Владислав поднял одну из них.
Если бы он удовлетворился одной лишь обложкой, можно было бы подумать, что в книжке нет ничего особенного. "Добро пожаловать в Моргбург" - стандартная надпись, стандартные фото архитектурных памятников - всё, как у людей. И только содержание брошюры изобиловало сюрпризами.
На первом же развороте открывалось предложение о суициде. Под надписью "умри, как Бог" располагалась талантливо исполненная иллюстрация, красноречиво демонстрировавшая классическое распятие на кресте. Под звёздочкой было указано, что фирма не гарантирует воскрешение, но может оформить усыпальницу в пещере с замурованным входом. На следующей странице можно было увидеть сразу несколько предложений, таких как "смерть Сократа" и "смерть во имя прекрасной дамы". Оба случая предполагали задействование дополнительных актёров, о чём любезно упоминалось внизу объявления.
Люди были готовы выложить все свои деньги, чтобы умирать героями, но почему-то никто из них не мог быть таковым без посторонней помощи.
Владислав перевернул брошюру. На её обратной стороне красовалась эмблема гильдии Воронов: простая, изящная и будто бы не предвещавшая ничего плохого.
С верхнего этажа, медленно перебирая ногами ступеньки, красиво и чинно спустилась Роза Кемеров.
- Здравствуй… – сказала она, растягивая слова, как смолистую жижу, и присела на диван рядом с ним. – Не знай я тебя, подумала бы, что траур навис над головой твоей…
- Как идут дела?
- Прекрасно… - Роза аккуратно поправила свои длинные перчатки и томно откинулась на спинку дивана, - Она спрыгнет… сегодня.
- Спрыгнет? Откуда?
- С северной башни… городской ратуши, – каждый произносимый ею звук вязко оседал на ушах слушателя и создавал неприятное ощущение замедленности и «ватности» происходящего, как если бы всё на свете уже было решено каким-то анонимным злодеем, не оставляющим никакой другой альтернативы помимо тупого и ужасно медленного ожидания.
Владислав почувствовал, как его захватывает неконтролируемый гнев. Он пригнулся вперёд и закрыл лицо руками, не в силах удерживать маску приличия. Ах, если бы можно было что-то сделать!
Роза всё так же невозмутимо, но при этом глубоко самодовольно, наслаждалась происходящим. Наконец, он возопил:
- Неужели ты не видишь, что это всё... Не нормально!?
- Да что с тобой? - она искоса посмотрела на него, не меняя расслабленной позы и даже не повернув головы, - это… бизнес… Не мне тебе объяснять.
- Мы потакаем сиюминутным прихотям людей, не осознающих серьёзности положения. По крайней мере, не до конца!
- Это их личный выбор… Владислав. Смерть теперь - такой же товар… как и все прочие… прелести… жизни…
Владислав рывком поднялся на ноги.
- ... Я лично присутствовал на нескольких казнях. И знаешь что? Может вначале, при заключении контракта, они и хотели умереть красиво, но потом - когда до смерти оставалось отсилы две-три секунды - знаешь, что я читал в их глазах? Мольбу! Они сожалели! Они все сожалели, что нельзя повернуть, извиниться и уйти, отклонить нож убийцы, попросить перерыв!
- О… и что ты предлагаешь?
- Я не знаю!
- Именно поэтому все наши контракты… перманентны. Они всё равно… будут приезжать. Всё равно… будут… просить нас… об этом. И знаешь что… брат? Мы хорошо делаем своё дело. Судя по заголовкам газет, в мире стало больше… героев.
- Да, а вскоре появится ещё несколько посланников божьих!
Владислав ненадолго потерял контроль над собой, резко поднялся, схватил со стола брошюру и бросил её в сестру.
- Открой! Посмотри! Посмотри, до чего мы докатились!
Роза лениво подковырнула ноготком обложку брошюры.
- Владислав... когда ты успел стать таким… богобоязненным? Ну какое это вообще имеет значение...
- То есть тебе всё равно?!
Роза плавно и медленно поднялась, нехотя покидая насиженное место, будто бы уже успела прирасти к нему нижней половиной своего тела.
- Да… - сказала она и грациозно поплыла к выходу.
(2014г)