Борис Родоман
ЖЕНСКОЕ МОЛОКО
В бытность мою редактором Географгиза работала у нас некая Светлана, женщина очень яркая. Она родила от своего мужа двух близнецов, один из которых сразу умер, а другой благополучно выжил. Природа заготовила Свете молока на двоих: она давала 4,2 л (четыре и две десятых литра!) в сутки.
Я вспомнил лекции выдающегося экономико-географа, профессора Н.Н. Баранского, а с ними и своё детство. Н.Н. говорил нам, что сибирская корова даёт молока меньше, чем сибирская баба. И это была сущая правда!
Зимой 1942/43 г. мы в эвакуации проживали в селе Колосовке, райцентре бывшего Тарского округа Омской области. 8 марта 1943 г. моя тётка привела на наш двор корову по кличке «Норма». Хотя тётя Марфа и была зоотехником, коров она боялась; привыкла больше к партийной работе. Доить корову пришлось моей маме, которая тоже не имела опыта. В первый день Норма дала нам ровно пол-литра, но от наступающей весны и/или от ласкового обращения каждый день прибавляла и напоследок, в день моего рождения 29 мая, выдала ровно пять литров, после чего мы корову вернули колхозу, а сами покинули деревню, направляясь в Москву.
Так вот, получается, что удой Светы был вполне сравним с коровьим (о козе я уже не говорю). А Света ходила по издательству и хвасталась: мой муж, моя беременность, моя грудь, моё молоко. Баб наших это раздражало, ведь были они большей частью незамужними или бездетными.
– Молока так много, девать некуда, ребёнку хватает, муж тоже его пьёт, я и своего папу поила, и щенкам давала, оладьи пекла на этом молоке; если хотите, и вас угощу.
– Приноси, – говорю, только я не люблю парного. Мне надо холодненького.
– Хорошо, я тебе утреннего принесу, четырёхчасового, подержу в холодильнике.
Ну, принесла она бутылочку необычного для меня, какого-то не продовольственного, а медицинского вида, заткнутую комком ваты. Я взял молоко и заходил с ним в разные комнаты.
– Вот, сэкономил я на обеде 60 копеек, не пошёл в столовую, а купил калорийную булочку за 10 копеек и сейчас её со Светочкиным молочком скушаю.
Смущаются женщины, молчат, не знают, как реагировать. У мужчин больше способности к юмору.
– Что же вы чувствуете, Борис Борисович? Новый прилив сил?
– О да, конечно же, это восхитительно!
– И кем же вы теперь приходитесь Светлане и её мужу? Молочным сыном? А её сыну – молочным братом? Не предпочли бы вы вкушать непосредственно из первоисточника?
Я предпочёл бы, чтобы из женской груди текло шампанское. На самом деле я никаких ощущений от женского молока не получил и вкуса его не помню. Для меня был важен сам факт, спектакль, эпатаж.
Присоединиться ко мне решил другой редактор, мой многолетний друг, Игорь Любимов (1930 – 2004), впоследствии председатель Московской общины Русской Древлеправославной (Старообрядческой) церкви. Мы вдвоём занимались бурной неполитической общественной деятельностью по профсоюзной линии – боролись с пищевыми запахами, с вонью от дохлого голубя, застрявшего во фрамуге, с плохой работой телефонного коммутатора; писали письма об этом высшему руководству и в газеты, получали и подшивали к папке ответы...
На следующий день Игорь тоже пил Светино молоко, заедая его хлебобулочными изделиями. Третьим участником собирался стать только что распределённый к нам с Геофака молодой сотрудник, и он вполне серьёзно спрашивал меня о моих ощущениях. На радость Свете, клуб любителей её молока разрастался.
Вы плохо представляете себе жизнь в СССР, если думаете, что эта игра могла сколько-нибудь долго продолжаться. Как и следовало ожидать, в дело вмешалось начальство.
На «аморалку», типичную для советских учреждений, история с молоком не тянула. Это был явно не тот случай, когда пожарная инспекция, посетив клуб нашего Дома книги (Ленинский проспект, 15), застала за его сценой в самом разгаре рабочего дня половой акт одного старшего редактора, только что женившегося на молодой сотруднице нашего издательства, с девятнадцатилетней секретаршей директора. Прелюбодея перевели по партийной линии в другое учреждение, девушку после проработки простил комсомол. Но что-то надо было делать и с нами.
Свету пригласили на нижний этаж, в комнату, где сидела дама, совмещавшая в нашем маленьком учреждении должности и функции библиотекаря, архивариуса, начальника отдела кадров и секретаря парткома.
– Светлана Исааковна! Что это о вас говорят – какая-то грудь, какое-то молоко…
– А что? Я кормящая мать, у меня молоко пропадает!
– Вы не только кормящая мать, но и член партии.
– Ладно, буду собакам отдавать.
В разное время, очевидно, до молочной истории, а отчасти и позже, у Светы были не менее удивительные приключения. Как член партии, она была выездной в капиталистические страны и со своим очередным мужем, тоже специалистом-международником, посещала экзотические и недоступные нам края.
В январе 1959 г. Света летела над вулканом Нгоронгоро «в сердце Африки» в маленьком самолёте с выдающимся немецким натуралистом Бернхардом Гржимеком (1909 – 1987). Перед ними летел самолёт, которым управлял сын Бернхарда Михаэль, и к нему в пропеллер попала птица (гриф), самолёт рухнул, молодой зоолог погиб на глазах у всей экспедиции. (Бернхард на старости лет бросил прежнюю супругу и женился на вдове своего сына).
В другой раз Свету и её спутников на юге Африки захватили людоеды и стали их заживо отбивать палками, как будущие котлеты, ломали кости. Но тут налетели другие дикари и пленников у каннибалов отбили (в ином смысле слова, т.е. отняли), побросали на дно грузовика и повезли к белым, чтобы получить вознаграждение как за трупы. Не знаю, как остальные товарищи, но Света осталась жива, её выходили индийские врачи, кости подправили, зубы ей вставили новые, и она оставалась достаточно хорошенькой. Её как-то в Риме задержали при облаве на проституток, она могла бы показать советский паспорт и позвонить в посольство, но решила не поднимать шум и сунула полицейскому сто долларов.
В 1986 г. Света пришла на мой загородный пикник и подтвердила окружающей «молодёжи», что все эти диковинные истории, которые я о ней с такой гордостью рассказываю, – голая и чистая правда.
9 февраля 2012
Адаптировано для Проза.ру 7 февраля 2016 .