Приют Карлык. Отрывок из романа

 
 П Р И Ю Т      К А Р Л Ы К.

Любовь и месть в стиле Ретро. Часть вторая, глава седьмая

   1. "Оттич и детич"

    Первое в учебном году родительское собрание проходило традиционно на лоно природы вместе с детьми. Этот пикник «оттич и детич» (отцов и детей) готовили, как всегда,  родительский комитет и актив класса. Проблема транспорта, продуктов и повестки дня решена была оперативно: за счёт производственных и коммерческих фондов предприятий  и внутреннего потенциала родителей.

      Выезжали в пятницу после обеда. Каждый родитель преследовал свою цель: встретиться в непринуждённой обстановке с «нужными» людьми, познакомиться с новой учительницей  - класс-то выпускной! – и, наконец, просто хорошо отдохнуть. Последнее умели делать все, потому что умение раскрепощаться – национальная черта кубанцев.

    Приют Карлык, находившийся на Круглом лимане и соединявшийся с  «большой»  землёй меленьким перешейком в виде грунтовой дороги, был любимым  местом отдыха многих.  Приют  встретил всех прекрасной погодой: стояло затяжное бабье лето,  смоченное  кратковременными  осадками, похожими  на женские слёзы.
 
     Двухэтажные деревянные домики заселялись одиннадцатиклассниками весело. Места в комнатах были распределены ещё в автобусе, в перерывах между песнями. Нина Николаевна и Екатерина Львовна поселились вдвоём. Фёдоров сразу узнал и вспомнил этот деревянный домик, ту комнату на втором этаже с маленьким балконом и видом на лиман, и понял, что ни Нина, ни Екатерина  ничего не забыли.

    Командовала парадом Елена Викторовна Ожерельева. Ни разу не обратившись к своим записям, она управляла всеми родителями, как собственной  сад-бригадой, помня наизусть, кто, когда и чем должен заниматься. Ученики были на полном самоконтроле и не позволяли родителям вмешиваться в их быт.
-Нина, ты на пикнике будешь наблюдателем!- сказала перед отъездом  Екатерина Львовна и не ошиблась. Нина Николаевна по достоинству  оценила семью Ожерельевых, обладавшую удивительными организаторскими способностями и коммуникабельностью, создававшую мажорный настрой и высокочастотный накал желания жить и любить жизнь.

    В походных условиях  Рейн по-иному  взглянула на свой класс. В ком-то разочаровалась, кого-то увидела словно заново. Полностью раскрылся Кирилл,  который умел делать всё,  и часто был незаменим. Если Фёдорову Ксению можно было назвать совестью класса, то Кирилл был его сердцем и душой.

    В день их прибытия приют Карлык покидала местная воинская часть, начальствующий состав которой  проводил недельное совещание, и увозила с собой машину неиспользованных дров. Елена Викторовна с её неугомонным характером  довольно быстро договорилась с военными насчёт этих дров, а рядовой состав пожелал даже выгрузить их лично.
    Вязанки сухостоя, собранные школьниками для костра, смотрелись довольно блекло на фоне поленницы дров, уложенных возле костровой площадки военнослужащими. Проигрывали ученики и внешне. Их недовольно – напряжённые лица не гармонировали с улыбчивыми солдатами, которые, полные энтузиазма, готовы были, кажется,  до утра укладывать и перекладывать штабеля дров перед девочками, расположившимися здесь же на двухметровой  скамейке. Хозяин приюта Кривозуб, родитель класса, возмущался на следующее утро, куда делась скамья, кому она помешала. Нина Николаевна и все родители разводили руками, глядя на три сиротливых столбика, вкопанных в землю,- всё, что осталось от скамейки. Однако после завтрака исчезли и столбики. Как и скамья, они «приказали долго жить», окончив своё существование на костре. Знал об этом Величко Николай, признанный лучшим костровым, да его друзья. Зато две поленницы дров остались нетронутыми.

    Весёлый спор вызвал у жюри конкурс рыболовов, удивших рыбу на уху. Капитан Скоробогатов выложил перед комиссией и шеф-поваром Еленой Викторовной пять добрых осетров, вызвавших всеобщее восхищение, а отец и сын Кузьмины – пять десятков бычков. Первый был рыбаком-профессионалом, вторые – любители, простоявшие три часа с удочками в заливе. Скоробогатов, махнув рукой, согласился на второе место, так как представил рыбу уже очищенную, значит – не первой свежести. Но тройная уха из осетра, которую отцы не доверили варить детям, вышла отменная, первосортная.
    А хваленым бычкам, занявшим первое место, не везло: им грозило протухнуть на солнце. Никто не хотел с ними возиться. И Нина Николаевна сжалилась над рыболовами, взялась чистить рыбу на жарёху.
     Юлька, которая из любого нелюбимого дела могла и любила устраивать праздники, тут же изъявила желание чистить бычков наперегонки с классным руководителем: кто быстрее? Через пару минут к ним присоединилась треть класса, разобрали на кухне все имеющиеся ножи – рыбу хотел чистить каждый.

    Казус случился с новеньким Геннадием Ежовым, приехавшим в город накануне учебного года из бывшей братской Туркмении. Он оказался самым непрактичным. Ему, как дежурному, доверили приготовить спагетти – самое лёгкое блюдо, для чего, по словам Сологуба, не требовалось ни ума ни фантазии. Новоиспечённый повар опустил спагетти не в кипящую, а в холодную воду. Длинные соломинки слиплись и превратились в клейкую массу. Незадачливого дежурного нашли на берегу лимана, куда он скрылся от любопытных и насмешливых глаз. Набрав полную кастрюлю воды, он промывал спагетти, отделяя одну от другой.
-Это Сизифов труд!- ехидничали сёстры Василевские и советовали полотенцем протереть каждую  макаронину и разложить для просушки на солнышке.

    От сестёр Василевских Ежов мог стерпеть любую колкость, даже вытерпеть Юлькино мефистофельское ехидство, только бы Фёдорова Ксения не подтрунивала над его незадачливостью. Однако девушка даже и взглядом не удостоила бедного повара, и Геннадий не знал, что лучше: когда над тобой смеются или когда тебя не замечают.
    Ксения не замечала не только Ежова, но и Женьку Скоробогатова.  Он  минут тридцать показывал ей и Ольге Мироновой новую лодку, подаренную дедом, егерем четвёртого обхода, и рассказывал о новом моторе и о его преимуществах над фирменным «Ожерельев и сын», который он снял и отдал деду за ненадобностью, и дед взял, потому что  предки, по его мнению,  не разбираются в технических новинках.  Он уже трижды отсылал Миронову  на кухню узнать, скоро ли ужин, но та, не понимая его намёков, размахивала перед ним новым номером технического журнала и утверждала, что новый Женькин мотор стар, как мир.

    А Ксения с деланным видом разглядывала новенький мотор, слушая  и не слыша Женькину болтовню. Она жила тревожным ожиданием сказочного счастья. Ксения точно знала время его прихода – когда на вечернем небе появится созвездие Большой Медведицы. Это огромный ковш, наполненный подарками Высшего Разума Вселенной для всех людей на земле, как новогодний мешок Деда Мороза. Стоит загадать желание, пусть даже маленькое и скромное, и попросить Большую медведицу  плеснуть ей  в ладони немного счастья, и …  Она закрывала глаза и видела этот звёздный дождь, рекой льющийся ей в руки, как когда-то в детстве из новогоднего мешка Деда Мороза сыпались ей  в ладошки сладости. Ксения ждала вечернего костра, когда ночь-колдунья опустится на землю и густой сумрак скроет от посторонних её невольные взгляды на Андрея, и если вдруг в тесном кругу костра он окажется рядом, то она будет просить Пресвятую Богородицу прийти ей на помощь, иначе сама Ксения не сможет вырваться из плена его биополя.

    У остальных школьников желания  были более смелые. Вряд ли кого-то можно было заподозрить или обвинить в трусости острых  ощущений. Дети не тяготились родительским соседством, последние не докучали своим повышенным вниманием. Каждый отдыхал так, как умел, как хотел, как привык, как ему нравилось. Нельзя только было отменить или пропустить  запланированные конкурсы и соревнования.

    Традиционными были спортивные мероприятия: игра в футбол и перетягивание каната. В младших классах выступали смешанными командами,  но уже в девятом разделились на «оттич» и «детич». Два года подряд дети проигрывали родителям. В этом, последнем школьном году  отпрыски горели  желанием взять реванш.
    В перетягивании каната они опять проиграли родителям. Сдвинуть с места отцов, половина которых была тяжеловесными рыбаками, классу не удалось. Зато футбол они свели вничью, хотя и с хоккейным счётом.

    Вечер у костра обычно посвящался интеллектуальным конкурсам, задания для которого на этот раз составляли мать и дочь Ельские. Спонсором этих турниров выступал Лев Львович. Для призёров он всегда готовил дорогие подарки, принимать которые иногда  было неловко из-за их высокой цены.
    В этот раз семья Ельских  предложила  «штурмовать»  интеллектуальные вершины, отправляясь в путь «связками» по пять-шесть человек. В команде «детич»  выше всех поднялась пятёрка Ожерельева. Своё последнее, победное восхождение на вершину они начали с традиционного рукопожатия  и дружеского девиза: «Пять перстов, а рука одна!»
    У  «оттич» вперёд вырвалась  «связка» Ильи Николаевича, где с воодушевлением играли мать и сын Рейны. Они не комплексовали в интеллектуальном штурме, как другие родители, но и их поразила скорость мышления отца и сына Ожерельевых, которые как бы соревновались друг с другом. Андрей внутренне признал за ними лидерство в своих командах.

    Илья Николаевич поражал природным умом, покорял объёмом знаний. Отец не уступал сыну  ни  в гуманитарных и  ни в точных науках, ни в  музыке и ни в живописи, а  в практических знаниях, конечно же, превосходил Кирилла. Они оба  «добрались» до вершины и сохранили «живыми»  всех игроков в связке, став призёрами интеллектуального штурма. Ожерельев-отец   свой денежный приз от коммерческого банка господина Ельского передал в фонд класса.

    Зато Кирилл, не заглядывая в конверт и догадываясь, какая примерно сумма долларов лежит в нём, сложил конверт пополам и под общий гул спрятал его во внутреннем кармане ветровки. Ему неприятен был Лев Львович, но он успокаивал себя тем, что деньги вручила Екатерина Львовна, поэтому  они не должны жечь ни руку, ни  душу. Обрадовался он подарку мамы Али, которая надела ему на голову венок из полевых цветов.
-Ты мой герой,  мой принц, мой  сказочный Лель!- шепнула она ему на ухо.

    Юлька,  как ведущая конкурса, его не поздравила, хотя и была обязана. Ну и чёрт с ней! Кирилл не обиделся. Вернее, сделал вид, что ему всё равно. И даже не повёл бровью, когда на объявленном ею привале  Женька предложил инсценировать песню «Удалец»:
-Живёт моя отрада в высоком терему,
 А в терем тот высокий нет хода никому…
     С  его стороны это был грубый намёк на прошлогоднее «объяснение» Ельского и Кирилла, когда строгий  папаша  выставил незваного гостя за порог. Сологуб изображал жеманную барышню, в которой угадывалась Юлька. Господин Ельский криво усмехнулся, встретившись с Кириллом взглядом, но оба выслушали песню до конца с серьёзными лицами. Вторыми на привале выступала родительская «связка» Ильи Николаевича. Вот когда левая половина лица Льва Львовича начала незаметно дёргаться в нервном тике,  потому что старая компания вновь была вместе: супруги Ожерельевы, Фёдоров и Рейны – мать и сын. Они пригласили в свой круг и ведущую Екатерину Львовну. Под гитару на «бис» они исполнили старую орлятскую песню – песню их молодости. Исполнение на «бис» Ельский слушать не стал и демонстративно уехал в город. Его место в кругу занял Покойник.

    Фёдоров тоже не остался на ночь. Доверив Ксению Елене Викторовне, зная, что с неё не спустит глаз и мама Аля, он укатил в город вместе с Ильей Николаевичем. У первого много работы было в отделе, у второго – в лаборатории.

     2.Ночь на Карлыке

    Будущие выпускники устроили на Карлыке ночь ужасов и рассвет призраков, обезопасив себя от командарма Елены Викторовны. К вечернему чаю у костра  в её кружку  кем-то была добавлена хорошая доза снотворного. Остальные родители, видя, что командарм молчит, решили, что она не возражает против такого отдыха. Мужчины были заняты шашлыком  и байками. Женщины, спасаясь от комаров, расположились у костра, изредка призывая детей  успокоиться.

    Женское общество только однажды покинула мама Аля, опередив Нину Николаевну и жестом  усадив её обратно, когда мимо костра пронеслась трёхколёсная тачка, именуемая «такси» и полная девчат, по маршруту  «Площадь Восстания – Дом терпимости». Домом терпимости оказался туалет на берегу лимана, где возницы выгрузили девчат, как из самосвала, опрокинув тележку, и укатили,  «включив» полицейскую сирену, заглушающую девчачий писк и визг.

    Возвращаясь обратно, мама Аля увидела несколько парочек родителей и детей, не принимавших участия в разгуле «Варфоломеевской ночи». Велико было её удивление, когда в одной из них она узнала свою Ксению  и Андрея. Её любимица была занята ловлей светлячков. В сжатом кулачке она подносила их к уху своего спутника, которому приходилось слегка наклонять голову, чтобы послушать, как ведёт себя светлячок в неволе. Отпустив на свободу очередного пленника, Ксения присела и над самой землёй поймала новую жертву. Спутник её тоже присел и,  разжав ладонь девушки, отпустил на свободу насекомое, именуемое в науке и быту светлячком,  объяснив, что оно светится, пока летит.

    Мама Аля испугалась, насколько близко их головы склонились друг к другу и тому, что могло последовать дальше. Она отвернулась, быстро перекрестившись, чтобы не быть свидетельницей дальнейшего возможного пассажа, и увидела, что она не одна наблюдает за этой парочкой. Не замечая её, оставаясь в тени, почти рядом с ней стоял  новенький, приехавший из братской Туркмении.
-Где же Скоробогатов?- с ревностью подумала мама Аля.
    А Женька был главным призраком. Светящимся скелетом (хорошо знают химию!)  он бегал из домика в домик, выискивая очередную жертву, пугая  её и на носилках  доставляя кого в рай, кого в ад. Того, кто добровольно не хотел в ад, поднимали «на небеса»  за индульгенцией:  в железную бочку, возвышающуюся на трёхметровой трубе. Здесь «инквизитор»  после отпущения грехов  выносил окончательный приговор. Эта дикая игра продолжалась до тех пор, пока в бочку не подняли сопротивлявшуюся Юльку.

    Металлическая  труба  начала раскачиваться из стороны в сторону, наклоняя бочку то вправо, то влево открытым днищем. В ней что-то гудело и лязгало железом по железу, а её обитатели цеплялись за края,  чтобы не вывалиться. Юлька при этом визжала так, что разбудила всех окрестных лягушек.
    Даже родители-отцы прервали свои рыбацкие байки, возмущаясь, что им не дают нормально отдохнуть, и потребовали прекратить  это средневековье, так как с такой игрой недалеко и до беды.
    «Инквизитор» легко  спустился на землю, заскользив по трубе. Зато Юлька спускалась с трудом и под общий хохот, потому что самодельный  подъёмник «призраки» убрали, а навыком спуска по шершавой трубе девушка не обладала. Все стали невольными свидетелями её грозных обещаний разобраться с «тайным  инквизитором», чьи цепкие и сильные руки Юлька не спутала бы ни с какими другими.

    Когда  «призраки»  и «жертвы» успокоились, собравшись вокруг костра, и Нина Николаевна пересчитала всех по головам, Екатерина Львовна  увела её в домик. Капитан Скоробогатов угостил женщин пивом, профессионально и галантно открыв банки и опустив во внутрь цветные соломинки. Женщины расположились на балконе, укутавшись в верблюжьи одеяла.
    До восхода солнца оставалось часа два. Рассвет начал слегка брезжить. Предутренний холод не щадил ни худых, ни толстых, добираясь до костей каждого и заставляя плотнее прижиматься друг к другу. Стоял плотный туман. С лимана тянуло сыростью и свежестью. Повышенная  влажность обещала обернуться обильной росой при первых лучах солнца, предвещая тёплый день. Комары исчезли.
-Ты помнишь этот домик?- Екатерина Львовна первой нарушила молчание и, не дожидаясь ответа, продолжила: Вы с большим Андреем  расположились тогда  на первом этаже из-за маленького Андрея. Он постоянно рвался на землю, его тянуло к воде, где можно было руками хватать мелких рыбок, которые косяком подходили к берегу. А мы с Фёдоровым  были здесь, в этой комнате. Он выцарапал на бруске подоконника наши инициалы. Ты не поверишь, Нина, но они сохранились до сих пор! Сегодня днём я их видела. Сколько лет прошло! Уже Андрей такой же, как мы тогда были.

    Воспоминания захлестнули обеих женщин.  Вряд  ли бывшие подруги смогли бы разговориться так душевно, если бы встретились не здесь, а в другом месте: в особняке ли Ельских, на квартире ли Рейнов или в школе. Этот деревянный домик, насквозь дышащий юностью и теплом дружбы, жёг огнём воспоминаний:
-Как молоды мы были,
 Как искренне любили,
 Как верили…

    По-разному возвращались подруги в прошлое: водопад воспоминаний со стороны  Нины Николаевны и узкая, порожистая река у Екатерины Львовны.
-Знаешь, сколько раз я хотела умереть?- вдруг с болью призналась  Екатерина.- Я просила Господа забрать у меня жизнь, просила возвести на скалу, а уж там бы я сама шагнула вниз. Просила напоить  в жажде меня, как Христа, уксусом. Юлька одна не пропала бы. Она сильная. Да и Фёдоров с Алевтиной,  я знаю, никогда её одну не оставят. Мне жизнь невмоготу, Нина! У меня вместо сердца бесформенный воск, растаявший и пролившийся по всему телу. Любое грубое прикосновение или даже неучтивое слово причиняют мне боль.  Я уже давно не человек, а вещь,  являющаяся собственностью господина  Ельского. Его близость мучительна и оскорбительна. Для меня постель – это голгофа. Я ложусь в неё каждый раз с чувством, будто поднимаюсь на эшафот. Я готовлюсь к смерти. А утром мне мерзко оттого, что осталась жива. Я умираю триста шестьдесят пять раз в году и никак не умру. Мне хочется похоронить свою память. Хочется стать Марьей, не помнящей ни родства своего, ни имени!- и она разрыдалась.

-Катя, остановись, не надо! Не продолжай! Не истязай себя!- Нина Николаевна обняла подругу. Эти слёзы ранили сердце Нины Николаевны,  в груди которой защипало так, как болезненно жжёт обрабатываемая йодом  свежая рана. Подруга юности сыпала слова как соль на рану  Нины, тайно искавшей сейчас дочь, которая, если и была жива, не только не помнила, но и не знала родства своего. Нина ещё крепче обняла подругу и почувствовала, как вслед вздрагивающим хрупким плечам мелко-мелко затряслась в нервном тике и её голова. Вдруг на смежном балконе послышался шорох. Нина Николаевна резко повернула голову и увидела в рассеивающемся утреннем тумане силуэт человека, скрывшегося в проёме двери. Их подслушивали.

    Когда уже взошло солнце, приехали из города Илья Николаевич и Фёдоров. Дмитрий Егорович, мало спавший, но бодрый и весёлый после утреннего купания, поинтересовался у мамы Али, принимала ли Ксения участие в ночи ужасов, и успокоился, узнав, что его дочь ловила светлячков для гербария. Очень испортил ему настроение хозяин приюта и родитель класса Кривозуб, присматривающий по просьбе Фёдорова за семьёй Рейн и доложивший, как отдыхали мать и сын. Дмитрий Егорович принял решение объясниться  с юным Рейном и запретить ему  встречаться  с дочерью.

    Перед возвращением в город всех ждала субботняя прогулка в царство индийского лотоса. Чудо - цветы, высаженные когда-то здесь профессором  Троицким, чьё имя история  Приазовья  увековечила, невероятным образом прижились в этом единственном месте Кубани, в пустынном и отдалённом от людей лимане. Эти уникальные места стали заповедными.
    Лодочная флотилия из пяти катеров уходила в плавни  перед обедом. Двумя лодками управляли школьники. Одной – Скоробогатов, второй – Ожерельев. Фёдоров тоже  хотел было отправиться на плантацию лотоса. Во-первых,  было  боязно  отпускать Ксению одну. Во-вторых, он сам лелеял мечту вновь испытать ощущение юности, пережить восторг очарования  индийским лотосом, вызвать в памяти высокую ноту «си», на которой держалась его дружба с Рейнами и Екатериной. 

    Но Дмитрию Егоровичу пришлось остаться на берегу. Вернее, его задержал каким-то вопросом хозяин приюта Кривозуб и, как оказалось, вовремя. Краем глаз Фёдоров успел увидеть, что вместе с Ниной в лодку  Женьки Скоробогатова села и Екатерина Львовна и что господин Ельский наблюдает за ним и за женой. Некоторые девочки из класса тоже предпочли сесть  в судно Скоробогатова в надежде, что в случае потопа он их спасёт, как некрасовский Мазай зайцев. Евгений хорошо  знал лиманы благодаря деду, егеря по профессии, и был отличным рулевым. Работу лодочного мотора он мог определить на слух, как доктор работу сердца через фоноскоп.

    Лодки мчались по лабиринту лиманов, рассекая днищем водную гладь. Впереди всех – будущий капитан Скоробогатов. Женька ориентировался в плавнях без компаса, без карты, без путеводителя. Сначала все восхищались им, а потом примолкли. Замерли детские души, очарованные  первозданной природой. С двух сторон сплошной узкой стеной поднимались камыши. Заросли казались вековыми, похожими на непроходимые сказочные дебри – кустарники. Каждую секунду замирало сердце от  страшного предчувствия и ожидания, что вот сейчас лодка на полном ходу врежется в эту глухую стену камышей. О том, что могло случиться дальше, думать не хотелось, потому что в последний миг рулевой поворачивал в новый лабиринт, и лодка неслась на новый островок, стремительно приближая к себе крепостной  камышовый заслон. Стояла «неизглаголанная тишина», как любила говорить Васанская Алевтина. Шум лодочных моторов нарушал её, поднимая на своём пути стаи крупных стрекоз и пугая диких уток.

    Подъезжая к плантации лотоса, рулевые заглушили моторы, взяли в руки багры.  Днища лодок заскользили по зеркальной глади. Отталкиваясь шестами, ребята  ювелирно продвигали  вперёд свои катера. И вот лодки вошли в царство восточных цветов. Южное земноводное растение с красивыми крупными цветками на длинном-длинном стебле, плавающем свободно в воде, преграждало путь лодкам, ковровой дорожкой устилая канал лимана и  расширяясь постепенно, обживало залив. Красота была необыкновенная! Руки незваных гостей потянулись к белым цветам, похожим на большие кувшинки. Хотелось прикоснуться  нежно к чудесному  растению, вдохнуть его благовонный запах, оказаться на миг в волшебной стране, именуемой сказкой или детством, а самому оказаться дюймовочкой или маленьким принцем. Именно ради этих минут хотел увидеть лотос и Фёдоров… 
  -А если сорвать цветок, что будет?-  пошутил кто-то из девочек.

    Ответом прозвучал выстрел. Сухой хлопок в воздухе, от которого вздрогнули все: кто от неожиданности, кто от страха. Две лодки в этот момент столкнулись и качнулись. Сологуб, как всем показалось, с простреленной головой упал с кормы в лодку, на колени сидящим, а одна из сестёр Василевских  свалилась за борт. Началось самое  страшное  – паника, которую властным окриком остановила   Нина Николаевна. Вид крови и страх смерти заставил укрыться, спрятаться от следующего выстрела, прижавшись к дну лодки. Однако выстрела не последовало.

    Ожерельев, благодаря своей мгновенной реакции, тут же нырнул за Василевской, успел схватить её за длинные волосы и вытянуть. Позже, успокоившись, он скажет, что если бы у неё была короткая стрижка, как у большинства девочек, кормила бы она сейчас рыб в лимане.
    Юлька не успела до конца раскрыть свои способности экскурсовода: прогулка закончилась трагически. Лодки в том же порядке  неслись к приюту, где были родители – врачи, где был земной спаситель – Ожерельев Илья Николаевич. Помогут ли? Спасут ли? Истекал кровью их  одноклассник и друг – Сологуб Алексей.

    Фёдоров получил сигнал  «SOS» сразу от троих: Кирилла, Юльки и Ксении. Они почти одновременно, не сговариваясь, повернули перстни – обереги сразу после выстрела, послав позывные о помощи. Первой мыслью начальника полиции была та, что ребята тонут. Однако Фёдоров похолодел, когда узнал сигнал, извещавший смертельную опасность.

    Позже, анализируя со своей охраной этот момент, господин Ельский будет недоумевать, как Фёдоров в считанные секунды узнал о случившемся  на плантации лотоса. Будет удивляться, насколько правильны и точны были его действия, когда он по спецсвязи  вызвал опергруппу, рыбинспекцию и береговой вертолёт погранцов, и как в течение получаса быстроходные катера инспекции смогли задержать двух подозреваемых.
-Сволочь, научился работать!- впервые в сердцах бросит он эту фразу в адрес начальника полиции.

    Василевскую, наглотавшуюся  с испугу воды, приведут в чувство ещё на носу лодки, а Сологубу первую помощь окажут родители – врачи Селезнёвы и Илья Николаевич. В походных условиях они остановят кровь и извлекут пулю. У Сологуба будет странное ранение – касательное правой щеки и левого предплечья, поэтому Фёдоров будет настаивать на версии двух выстрелов, а не одного.

    Фёдоров понимал, что найти в плавнях выброшенное оружие, - всё равно, что отыскать на Марсе цветущую яблоню. Дело грозило перейти в разряд не раскрываемых. Он ломал голову над вопросами: почему все слышали один выстрел, когда их было два, если судить по ранам, полученным Сологубом? Почему стреляли с противоположных сторон? Били прицельно или просто пугали? Стреляли в Сологуба или в кого-то другого? Допрашивая ребят, он выяснил, что в момент столкновения  две лодки соприкоснулись кормой и в прицеле оказались два человека. В одной лодке – Сологуб Алексей, а во второй – Рейн Нина Николаевна. А если предположить, что главной мишенью была она?  Опять Рейны в прицеле, как много лет назад. Кстати, он так и не выяснил, что привело их в Приазовск. Почему они не уехали в Германию? Почему внезапно изменили решение и остались в России, имея на руках билеты, визы, заграничные паспорта? « Надо будет заняться этим вопросом»,-  решил для себя Фёдоров.